― О чем ты?
Эдмунд, будь его воля, шикнул бы на сестру, чтобы она с Каспианом не разговорила, но так бы поступил Эдмунд Пэванси ― простой мальчишка из Лондона, а не Король Эдмунд Справедливый.
― Есть одно место… Я должен был показать вам его раньше, но все случая не представлялось. Думаю, это надо сделать сейчас.
― Мы решили послать вызов Миразу. ― сообщил Питер, все-таки посмотрев на тельмаринца. Злость от поступка Каспиана во дворце уже было схлынула ― в конце концов, Элиз вернулась живой, а потерянная была часть армии вернулась к общему строю ― однако его глупый поступок с Джадис вновь разозлил Верховного Короля. Каспиан не видел Нарнию, когда в ней правила Белая Колдунья, не знал, как страдали люди, и каких трудом им стоило победить ее. ― Поэтому…
― Вам действительно надо это увидеть. ― внезапно твердо произнес Каспиан.
Питер стал подыскивать аргумент, который мог отвадить от них Каспиана, но Элизабет, до этого сидевшая рядом с Эдом, и что-то тихо обсуждающая с ним, внезапно сказала:
― Давайте посмотрим на то, что нам хочет показать Король. ― последнее слово она сказала с призрением, даже не скрывая этого. Но в ее сиреневых глазах, медленно оглядевшие каждого присутствующего, мелькнуло что-то такое, что подтолкнуло их согласиться. Рабадаш и Эдмунд поворчали, что у них и без того дел много, а когда выяснилось, что придется лететь на грифонах собирались отказаться. Однако Элиз была неутомима, а Люси полностью поддерживала свою невестку. Сьюзен была не лишена женского любопытство, а парни решили, что такое путешествие не должно пройти без них.
― Мы здесь были. ― отозвался Эдмунд, помогая Элизабет спуститься с грифона. Они летели как птицы ― косяком, Люси с Питером, он с Элиз и Рабадаша со Сьюзен. Впереди летел Каспиан; все порядком разочаровались, когда поняли, что тельмаринец привел их к Сокровищнице. Той самой, в которой они брали оружия. Питер глянул на Элизабет ― она оставалась полностью невозмутимой.
― На нижнем ярусе? Ниже сокровищницы? ― уточнил Каспиан, осматривая дверь. Он немного растерялся от того, что хлипкая и старая дверь ― какой он ее запомнил ― была разрушена, а проход затянут толстыми ветками и лианами. Собственно, Элизабет тут же махнула рукой и ветки послушно расступились, открывая проход. Каспиан первый шагнул в темный проход. Элизабет, зажигая огонь в руке, двинулась было следом, как на ее локте сомкнулась рука Эдмунда:
― О чем ты думаешь?
― О эхинацеях. Почему цветы с кладбищ растут здесь?
Они спустились быстрее, чем в прошлый раз, поскольку теперь точно знали, куда идти. Каспиан, в руках которого горел один из факелов, что они оставили тут несколько дней назад, уверенно прошел мимо сокровищ в другую комнату. Потом он остановился.
― Ну и куда мы идем дальше, великий путеводитель? ― едко произнёс Эдмунд. Все остальные были пропитаны таким же скептицизмом, кроме Элизабет, которая что-то знала, и Люси, которая была простой оптимисткой и видела мир в через чур светлых тонах.
Каспиан попытался отодвинуть одну из статуй, которые украшали зал. Получилось у него это не сразу ― никто не спешил ему помогать. Но когда статуя была сдвинута, все увидели спускающую вниз лестницу, которой при них точно не было.
― Вход есть еще и в лесу, но я его не нашел, даже если бы и захотел. ― пояснил Каспиан, и снова первым направился в темноту.
Спускались они не долго, вскоре Каспиан остановился и повернулся к ним. За его спиной лестница кончалась и начиналась ровная плитка. Она была без узора, простая мраморная плита, которую, как и вещи в сокровищнице, не тронуло время. Теперь любопытно стало всем.
― Я считаю, что вы должны остаться здесь на несколько минут. И я был обязан показать вам его. Не знаю, почему я решил именно сегодня, но когда я увидел вас всех вместе… Про это место мне рассказывал мой наставник ― доктор Корнелиус. Я долго искал его, но в итоге нашел случайно.
Элизабет сглотнула. Ей совсем не нравилось то, как прозрачно говорил об этом месте Каспиан. Догадки у нее были, но ей одновременно хотелось, чтобы это оказалось правдой, а с другой стороны ― видеть это место она не могла. Ее сердце ― принадлежи оно даже Королеве Чарующей, или Беллатрисе Грейс ― просто не выдержало бы.
Каспиан протянул факел стоящему рядом с Элизабет Эдмунду и направился обратно вверх. Но неожиданно он остановился и, не поворачиваясь, сказал:
― Это не просьба о прощение.
И фигура короля растворилась в темноте. Рабадаша подозрительно нахмурился:
― Хотя он так и говорит, мне кажется это не так.
― Не важно. ― сказала Элизабет. ― Пойдемте.
Они спустились вниз. От плит тянуло холодом. Осветить все помещение сразу не получилось, а первое, что увидели ребята ― три фигуры с двух сторон. Каждую фигуру, похожую на мужскую, окружали две женские. Три находилось перед ними, стоило им спуститься, две ― справа от входа в помещение. Люси подошла ближе к первой троицы фигур и внимательно вгляделась в слова, которые были написаны на груди.
― Это старый Нарнийский. ― вынесла вердикт она. ― Подождите, я сейчас прочитаю… Тут написано «Король Эдмунду Справедливы».
― Что? ― Эдмунд подошел с факелом ближе. Элизабет освятила другие три фигуры руками.
― Да, это точно ты, Эд. ― потвердела Люси. С каждой секундой, что она смотрела на древние письмена, она вес больше и больше вспоминал старый язык Нарнии. Пэванси была уверена, что когда она выйдет из комнаты, то сможет даже писать на нем. ― А рядом с тобой… Элизабет и я.
― А тут Питер, Элодия и Сьюзен. ― сказала Элиз, которая смотрела на три другие фигуры напротив. Та часть помещения, в которой они находились сейчас было похоже на лежащую арку ― пройдя в сторону от фигур, придвинутых к мраморным стенам, они наткнулись на полукруглую стену. Стены были вытянуты и уходили в темноту, так что судить о размерах комнаты не приходилось.
― Так где мы оказалась? ― спросила Сьюзен. Питер остановился около статуй, внимательно вглядываясь в каменное лицо Элодии. Рабадаш прошелся в одну часть комнаты, постучал по стенам, но звук был короткий, так что мысль о тайнике можно было откинуть.
― Возможно, это что-то типа Зала Статуй? ― предложил Эдмунд. ― У нас был Зал с портретами.
― Нет, ребята, это не для статуй. ― ответила Элизабет. Она вглядывалась в другую часть комнаты. ― Я думала об этом, размышляла… хотела найти это место… Так что, Каспиану большое спасибо…
Эдмунд первый услышал появившиеся в голосе любимой слезы. Он, мгновенно потеряв интерес к статуям, подлетел к девушке и положил руки ей на плечи. У них быстро формировался язык, который было просто невозможно перевести в слова особый словарь жестов, взглядов и прикосновений, а также все более глубоких поцелуев. Он постоянно обогащался, расширялся и обретал все новые значения. Это был увлекательный и совершенно необходимый для них обоих процесс, и в моменты, подобные этому, он неизменно согревал и ободрял Эдмунда, помогая бороться со стразом и отчаянием.
― Какое место? ― спросил Питер. Элиз посмотрела на Эдмунда, и его неприятная догадка подтвердилась ― ее сиреневые глаза слезились, и она вот-вот могла начать плакать всерьёз. Она всхлипнула, а потом повернулась к остальным.
― Смотрите сами. ― она сделала незамысловатый жест рукой, словно стояла в воде и провела по ней рукой. Факелы, которые были присоединены к стене, мгновенно стали загораться одним за другим. ― Это не Зал со статуями. ― и в ярком свете тысячи факелов, которые уходили дальше, чем они могли себе представить, засверкали идеальные, нетронутые временем мраморные плиты. ― Это кладбище. Это усыпальница Королей и Королев.
***
Склеп — постройка с внутренним помещением для гроба на кладбище или расположенная отдельно, также само такое помещение. Общий склеп для погребения членов одной семьи (семейный склеп) или одного рода (фамильный склеп) называется усыпальницей.
«Королева Элодия Великолепная. Жена Верховного Короля Питера Великолепного, мать Верховной Королевы Перлиты Решительной, Короля Фридриха Неудержимого и Королевы Вааны Милосердной» ― идеальным подчерком высечено на мраморе. Питер протягивает руку и проводит по буквам. И на несколько секунд ему кажется, что от камне идет тепло; родное, знакомое тепло любимой женщины, жены, матери его детей. На глазах Верховного Короля сверкают слезы, и тот быстрым движением их смахивает. Со спины обнимают тонкие девичьи руки, и Люси, а это точно была она, плачет, уткнувшись брату в спину. Ее слезы чувствуются как свои собственные.