— … Вы сказали, что у вас ко мне просьба. Я слушаю.
Змею так и не удалось поглотить этот сверкающий свет, и вскоре от него остались лишь клубы тумана. Они, впрочем, минуя уже затухающий свет Золотого компаса, устремились к его хозяйки. Элизабет почувствовала, как в нее словно вонзаются множество маленьких иголок, не одна колотая рана, а множество порезов одновременно. Элизабет горит, полыхает под водой. Огненные шары провели языками по спине и превратили Элиз в новое существо, потушить которое так же сложно, как и солнце.
Алетиометр взорвался серебряным светом, пламя охватило его с самой Элизабет и каждый кусок Зеленого тумана был охвачен этим огнем. Раздался вопль — крик ярости, боли и ужаса словно кого-то разрывали на части. Лицо Элизабет, которая, раскинув руки в сторону, но крепко держа Алетиометр, тонула, было мирным и безмятежным, как у статуи.
— Вы должны дать Туману поглотить вас, быть частью вас, овладеть вами. И тогда, изнутри, вы сможете его уничтожить, как уничтожаете часть в себе.
— И как же?
— О, моя Королева, вы поймете. Вы — свет звезд, Королева Новорожденной Луны. И в вас огромная сила, данная вам по праву рождения. Уничтожьте саму суть Тумана. То, что явиться сражаться с вами и вашими друзьями будет лишь материализация ваших самых потаённых кошмаров, но само Зло будет внутри этого, как свет звезд находиться в вас. Когда вы разрушите оболочку, Зло вырвется наружу, и оно будет искать носителя, и оно выберет вас, чтобы стать еще сильнее, и тогда вы будете с ним один на один.
— Совсем одна…
— У вас будут ваши воспоминания, а человек, у которого есть хорошие воспоминания никогда не будет один.
— А если я проиграю?
— Тогда с туманом не справится ничто. Он поглотит ваш свет и тогда проиграем мы все.
Девушка посмотрела вверх, на поверхность сквозь медленно очищающуюся воду, и ее глаза сначала заволокло зеленым туманом, а потом они засияли, словно свет постепенно заполнил ее изнутри. Сначала Элизабет ничего не чувствовала. Потом она погрузилась во тьму, и ее обожгла боль. Колдунье казалось, что она проглотила огонь и теперь давится пламенем. Голова ее запрокинулась назад, тело выгнулось, как лук, в яростном пламени.
Отчаянно хватая ртом воздух, девушка открыла глаза. Это было пустое белое пространство, и свет был таким ярким, что резал глаза. Элизабет встала на ноги и осмотрела себя: волосы ее были гладко расчесанными и струились по плечам, а сама она была одета в белое платье. Она была босиком.
Девушка огляделась, но кроме белизны вокруг не было ничего. Пустота.
— Здравствуй, Эльсбе.
Колдунья повернулась. Перед ней стояла Джадис, но не та Джадис, которую она знала. На женщине было темно-синее платье, волосы ее были убраны в толстую косу, а глаза ее взирали спокойно и отрешенно. На лице не было привычной для Элиз маски ненависти, которая прочно ассоциировалась с образом матери. Эта Джадис была умиротворённая, и Элизабет подумала, что возможно такой была ее мама до того, как тьма поглотила ее.
Что она хотела сказать Джадис? Что она могла ей сказать? Что ненавидит ее? Что проклинает за все, что та сделала?
Вместо этого Элизабет спокойно улыбнулась, и губы Джадис дрогнули в какой-то слабо ответной улыбке
— Я умерла? — спросила Элизабет, подходя ближе и ощущая себя крохотной рядом с высокой женщиной. — Погибла. И теперь мы всю вечность проведем вместе?
Джадис тихо рассмеялась.
— К радости, ты жива, — ответила она. — И к сожалению, у меня нет вечности, чтобы попросить у тебя прощение.
— А ты бы хотела извиниться?
— А ты бы хотела меня просить?
Пару минут мать и дочь молча взирали друг на друга. Обе — с одинаковым выражением принятия, когда прошлое размывается, когда оно становится пустым и неважным.
— Я никогда не хотела трогать тебя, — сказала Джадис, и Элизабет кивнула. — Я была так рада, когда ты родилась. Я любила весь мир в тот момент, а ты была его центром, Эльсбе. А потом твой отец предал меня, — в глазах Джадис мелькнула сильнейшая тоска. — И моя сестра тоже. Ты знаешь, что произошло с Чарном, дочь моя?
— Нет, — ответила Элизабет. — Я ничего не знаю: ни о Чарне, ни о тебе, ни о том, что сделало тебя такой, какая ты есть. Но я знаю одно: я устала ненавидеть. Я устала. Этот свет, призванный стать мои спасением, умиротворил меня.
— Запомни это чувство, дочь моя! — величественно произнесла Джадис, а потом нерешительно добавила. — А ты хотела бы узнать?
— А у нас есть время на это?
Джадис снова рассмеялась, тихим, переливчатым смехом, и протянула девушке руку. Большую и бледную, по сравнению с маленькой ладонью Элизабет.
— Я думаю, мы успеем совершить небольшую прогулку.
Элизабет колебалась всего немного, прежде чем вложить свою ладонь в ладонь матери и направиться с ней вперед по свету.
========== Предложение для наследницы Чарна ==========
Юстэсу кажется, что это — осколок большой звезды, яркой и серебряной. Ему приходится напрячь глаза, чтобы разглядеть, что у звезды есть руки, ноги, голова, и вообще — это не звезда, а Элизабет. Вред выпускает удивленный выдох, и понимает, что потратил заветный воздух в легких. Впрочем, юноша не трусит — он начинает плыть к Элизабет, надеясь, что девушка еще жива. Их с Элиз отношения нельзя было назвать хорошими, но смерти девушке он не желал никогда. Юстэс чувствовал, что чем больше меняется он сам, тем лучше становятся его отношения и с другими, и ему вовсе не хотелось, чтобы с Элиз что-то случилось.
Первые мгновения он даже боится прикоснуться к Колдунье, но потом решительно подхватывает Элиз за руку, и та внезапно распахивает сияющие сиреневые глаза. Элизабет делает резкий вдох, и начинается захлебываться, но в итоге все заканчивается настолько хорошо, насколько вообще возможно — они выплывают живыми, и хотя легкие горят огнем, а глаза слезятся, но в конце концов они живые. Как и все рядом с ними.
Гейл и Ринс плывут к лодкам, где находятся женщина из повозки — жена и мать. Вообще, их окружают много лодок, и во всех — радостные люди, некоторые даже плакала от переизбытка эмоций. Все эти чувства настолько захватывают, что Элизабет тоже начинает смеяться, и ее смех подхватывает Юстэс.
— Кажется, все хорошо? — спрашивает мальчик, и Элизабет кивает.
— Юстэс! Элиз! — кричит им Люси с палубы, и названные оборачиваются. Рядом с ними внезапно в воду плюхается Рипичип.
Элизабет чувствует сладкий привкус во рту. Она опускает взгляд: вода настолько прозрачная, что она видела свои ноги под водой. Волны мягко укачивали ее. Девушка посмотрела вдаль, и взгляд ее посерьезнел. Вдоль всего горизонта, с севера на юг, тянулось что-то белое. Если бы они находились севернее, Элизабет решила решил, что это льды. Но в этих местах льдов быть не может. Если это был остров, то весьма странный, ибо он не возвышался над водой. Когда они подошли совсем близко, Дриниан развернул корабль правым бортом к течению и велел грести на юг, чтобы пройти хоть немного вдоль загадочной гряды.
Течение, которое несло их на восток, не шире сорока футов, а слева от него, и справа море спокойно, как пруд. Матросы были довольны, они уже подумывали о том, что обратный путь к острову Раманду против течения будет нелёгким. Но таинственная белизна оставалась непонятной.
— Страна Аслана совсем близко, — произнес Каспиан с корабля.
— Да, почти добрались, — говорит Эдмунд, и в его голосе удивительным образом сочетается удивление и вместе с тем — констатация факта, будто он знал, что все будет так.
— Ладно, Юстэс, Элиз, Рипичип, поднимайтесь на борт, — отдал приказ Король Каспиан. — Поплывем и узнаем, что там.
Когда Элизабет поднялась обратно на борт полуразрушенного корабля, ее взгляд встретился со взглядом Эдмунда. Они смотрели друг на друга от силы секунд пять, а потом девушка отвела взгляд и притяжение между ними не пропало, но больше не поддерживалось взглядом. Эдмунд тяжело вздохнул. Они были в самом конце пути, и только сейчас он вспомнил слова Каспиана по-настоящему. До этого он считал желание Элизабет остаться в Нарнии навсегда лишь капризом, способом повлиять на него, что, конечно, не могло быть правдой — Элиз словами никогда не раскидывалась. Да и конец путешествия не представлялся таким явным, а теперь…