У Сьюзен по щекам текли слезы, и какой-то частью мозга она успела подумать о том, что хорошо, что она не накрасилась. От услышанного ее глаза широко распахнулись, и пару секунд Сьюзен лишь хватала ртом воздух, пытаясь выдавить из себя хоть что-то.
— Да, — наконец шепотом произнесла она, и ее голос звенел от слез. — Господи, Рабадаш, да!
На лице царевича расцвела какая-то облегченная улыбка, она встал и подхватил бросившуюся ему на шею Сьюзен. Единственное, что видела Королева, было лицо Рабадаша, заполнившее все ее мысли и чувства. Его глаза горели расплавленным золотом, а прекрасные черты казались почти суровыми от обилия переживаний. Но стоило Сьюзен огласить свой ответ, и лицо озарила счастливая улыбка.
========== Разбуди меня ==========
— Я должна тебе кое-что сказать, — все тем же хрипящим, пустым голосом произнесла Элиз, и подняла на Эдмунда глаза.
Юноша кивнул, чувствуя, насколько серьезна его девушка. Он расцепил их руки.
— Хорошо, давай поговорим.
Это был тот самый момент, когда теряешь всякую, даже крохотную частичку надежды, когда плохие мысли всё лезут в голову, не давая проходу хорошим и светлым, когда хочется плакать и бросить всё, забыть все, когда на душе скребут коты, когда в душе опустело.
— Я солгала тебе, — честно признает Элизабет. — Когда у меня было ведение на Одиноких островах, я увидела тот момент, когда ты, ещё ребёнком, пришёл к ней, к Джадис. Слышала, как сказал, что тебе важно мое присутствие. Так случилось, что не напрямую, но я получила от Джадис кое-какое послание.
— И что там? — небрежно спрашивает Эдмунд с легкой ухмылкой, стараясь казаться незаинтересованным, однако повисшее между ним и Элизабет напряжение ощущает с лихвой. — Что-то важное?
— Да, — легко произносит девушка. — Там написано, что я ее дочь.
— Дочь, а…? — машинально повторяет Эдмунд, но тут ухмылка сползает с его лица потому что смысл слов до него доходит. — Стой, нет, подожди… как?
Элизабет тяжело вздыхает и произносит, медленно, выделяя каждое слово, чтобы дать Эдмунду время осознать сказанное ею.
— Я. Дочь. Джадис. И я знаю, что ты попытаешься найти логичное объяснение, но нет, это не туман. Я получила доказательства от Алетиометра, Кориакина и даже от Аслана. Это правда.
— И как давно ты знаешь?
Это, конечно, не тот вопрос, которого Элизабет ожидала, да и судя по Эдмунду он хотел спросить вовсе не это, но девушка не была в состояние как-то самостоятельно думать и предпочла отвечать на вопросы. Это было странное чувство, вроде ты и все сказал, и внутри такая противная звенящая тишина, а тебе продолжают задавать вопросы, и ты в этом мертвом звоне ищешь ответы на них.
— Узнала почти сразу после нашего отбытия с острова Кориакина, — медленно ответила девушка, и коротко рассказал все события, упомянув о намеках Аслана в самом начале, настоящих видениях Алетиометра, словах Кориакина, о том, почему она рассказала именно сейчас. Голос звучал ее тихо и приглушенно, и со стороны могло показаться, что девушка просто не хочет говорить, но Эдмунд знал ее лучше всех остальных, лучше себя самого — внутри Элизабет бушевала буря, и она пыталась не выпустить ее из-под контроля. Ей было больно.
Эдмунд захотел подойти обнять ее, но, как и тогда в лодке, этот жест показался ему неуместным, и вместо этого он спросил:
— И молчала все это время?
Получалось куда жестче, чем он рассчитывал, но это, кажется, придало Элиз сил. Она встрепенулась.
— Я вообще говорить не хотела. Думала, что вернувшись в Лондон, смогу вытравить из себя эти воспоминания. Но после острова Мертвой воды поняла, что мне лучше самой тебе рассказать, чем ты бы узнал это как-то ещё.
— Разве я дал тебе повод не доверять мне?! — внезапно сорвался Эд, и Элизабет вздрогнула. Его слова рассекли пространство как резкий холодный осенний воздух. — Хоть раз!?
— Это другое… — слабо возразила Элизабет.
— Отчего же? — едко поинтересовался Эдмунд, и колдунья поняла, что он на взводе. — Ты являешься дочерью нашего бывшего врага, но Джадис пала. Неужели это имеет какое-то значение?
— Для меня - да! — горячо воскликнула девушка, но тут же вздохнула, стараясь успокоиться. Их мелкие с Эдом ссоры, которых никто не видел, но которые все же были, начинались именно так — один из них кипятился, и другой тоже начинал злиться. Маленькие бытовые ссоры, которые не были чем-то серьезным. —Ты не понимаешь, какого это быть… другой. Эдмунд, твоя семья… я вошла в неё изначально с вранья, и хотя я люблю вас больше всех во всех этих мирах, я не могу откинуть чувство того, что я не должна занимать то место, которое занимаю. Чужая, даже когда мы стали парой, я все равно была чужой. Подкидышем, у которой нет истории и нет настоящей семьи, кроме вас, которым меня навязали, — тут она усмехнулась, зло скривив рот, хотя Эдмунд видел, как слезились ее глаза. — Кроме того, ты сам говорил о том, что ничего не должно напоминать тебе о Джадис.
— О, теперь я виноват?
— Я не это сказала, — заметила девушка, потирая лицо, и на пару минут они замолчали.
Эд повзрослел. Он больше не был тем глупым мальчишкой, который постоянно спорил с Беллатрисой Грейс, давая таким образом понять, что она ему небезразлична. Элиз пыталась сохранить серьезное выражение лица, но буря эмоций: страх перед будущим, грусть от того, что она, возможно, больше не увидит этих черных глаз и не услышит его подколов разрывала ее изнутри. Хотелось кричать.
— Хорошо, — сказал Эдмунд. — И что мы теперь будем делать?
— Не знаю. Я хотела, чтобы ты принял решение, — Эдмунд удивленно посмотрел на девушку, и Элиз всплеснула руками. — Я не могу взваливать на тебя подобное и делать вид, что ничего не произошло, как и не могу заставить тебя мириться с этим.
— А, вот оно значит как. Твой единственный вариант - разрыв?
— Нет, конечно, нет! — Элиз вскрикнула, сделав шаг назад от такого страшного, невозможного предположения. — Но… ты меня понял.
— А знаешь, что самое отвратительное? — внезапно спросил Эдмунд, и Элиз услышала в его голосе настоящую горечь. Тут же она осознала, что больше не плакала — глаза резало, как от яркого солнца, но слез не было. —Ты предпочла лгать и изворачиваться, вместо того, чтобы сказать правду сначала. Зачем это понадобилось? Это же…
— Может, потому что я и Джадис не такие уж и разные? Может, узнав о нашем родстве, я стала принимать то, что похожа на неё?
Слова прозвучали резко и неожиданно, и сказаны были с каким-то особенным холодом, и перед глазами Эдмунда встала высокая женщина в меховых одеждах. Он зажмурился и покачал головой.
— Ты не похожа на неё!
— Нет? Почему? — каждый вопрос ударял без промаха, в сердце и юноши, и девушки с одинаковым успехом. — Мы ничего о ней не знаем, я ничего не знаю о женщине, которая оказалась моей матерью! Она могла провести детство и юношество так же, как и я, а потом оступиться.
— Ты видела, что она творила! — и он чуть было не добавил «и я видел, я ей помогал», но так и не сказал. Эдмунд чувствовал бурю в сердце Элизабет, и так же остро ощущал, как сам тонет в ней, настолько крепко он был связан с этой темноволосой красавицей.
— Да, и я ненавижу ее за это, — ровно произнесла Элизабет. — Но проблема в том, что она стала такой в итоге, и где гарантия что и я не стану такой в итоге, —она делает паузу, вспоминая все ее злые шутки на Юстэсом, слова на острове Мертвой воды, и признается только в одном. — Тогда, когда Люси похитили однотопы, я принесла решение, что сожгу их всех, если с Лу что-то случится.
— Это другое! — вскрикивает Эдмунд, и хочет сказать, что он тоже принял такое же решение. Он бы убил каждого, кто причинил бы вред его сестре, и без малейших раздумий снес бы голову тому карлику-вождю. Но эти слова лишь больше разозлили девушку, она буквально вспыхнула:
— Да хватит это твердить! — а она смотрит на его мутные глаза умоляюще, пытается разгадать чего же он прячет за ними? Но не может. Никто не мог, кроме нее. В сердце колет, а горло сушит, от чего он начинает кашлять. Он готов сквозь землю провалиться чтобы не видеть Элизабет и не вспоминать треклятую Джадис. —Другое или нет, но я спокойно приняла решение о том, что убью, а убийство - в любом случае убийство.
