Вот и возвращаясь к нянечке… Именно она и приходящая домработница освободили жену мою от тяжёлого, выматывающего быта. И у неё появилось свободное время. Пусть немножко, пусть сравнительно нечасто, но тем не менее. И она несколько зачастила по разным вечеринкам, дням рождения и прочим празднествам, являющимся вескими причинами для опозданий.

А я старался зарабатывать, повышать свой потенциал учёного и не особо таким положением вещей печалился. Чтобы иметь дополнительный заработок, устроился техническим лаборантом в нашем же университете и порой пропадал там до глубокой ночи. Ещё и на разгрузку вагонов с друзьями-студентами смотаться не гнушался, потому что физическая сила так и пёрла изо всех щелей. Да и после службы я вернулся домой раза в два себя шире по плечам и раза в четыре с большей грузоподъёмностью.

Может, всё и прошло бы незаметно да со временем и затёрлось в информативном пространстве, но мир-то не без «добрых» людей. Так что в один из вечеров, когда я поздно вернулся домой, мне и позвонил некий благожелатель. Как потом я выяснил, он сам не прочь был поиметь мою супругу, но она его резко отшила, из-за чего зуб мстительности вырос преизрядный. Вот и последовал доклад:

– Вячеслав, твоя Нюра у Серёги Колзина…

– Да я в курсе, – соврал я, потому как не знал конкретно, у кого в этот вечер подвисла моя благоверная.

– И в курсе, что она сейчас закрылась в спальне с Денисом Дроботенко?

Меня словно кто пыльным мешком по голове огрел. С минуту я молчал, не в силах справиться со странными эмоциями, потом всё-таки выдавил из себя:

– Сейчас подскочу, проверю…

– Только поторопись, а то на таких вечеринках спальни требуют надолго не занимать.

Ну я и рванул. Пешком там идти было минут пятнадцать, я домчался бегом минут за пять. Правда, перед самым домом Дениса мне наперерез из стоящего у дороги воронка бросились двое милиционеров:

– Стоять! – крикнули они мне. – От кого убегаешь?

– Ша, ребята! – прикрикнул я на них. А голос у меня хороший, командирский. – Бегу по вызову, сигнализация сработала. Похоже, ограбление.

Ну и ушёл от них, как от стоячих. Правда, молодняк настойчивый попался, упорный, меня уже в самой квартире догнал. И с одной стороны, хорошо, что догнал. Я там входные двери вывалил, потом сразу и в спальню вломился, ну и зрелище оказалось «сплошная клубничка». Кажется, даже со мной моя благоверная такого ни разу не вытворяла.

Как ни странно, бешенства во мне на разборки не осталось. Я развернулся и потопал на выход. Зато взбесилась вся присутствующая компания, начавшая ко мне сползаться с угрозами:

– Ах ты…! Да как ты посмел!.. Да мы тебя сейчас…! – видать, там у них была круговая порука или нечто подобное.

Вот тут и пригодились прибежавшие милиционеры. Я спокойно ушёл, а дрались и собачились уже без меня. Хотя потом и пытались некоторые несознательные элементы притянуть меня к уголовной ответственности. Но… не получилось у них ничего. Я ведь, если заранее всё продумаю и составлю план, могу быть очень, ну очень-очень нетолерантным человеком. И если мне делают гадости, то я могу налить дерьма в ответ больше чем в десятикратном размере.

В общем, ушёл я из дому, хотя попытки примирения по своей эпичности намного обогнали Санта-Барбару и ей подобные сериалы. Например, сама Нюра оправдывалась тем, что ей стало скучно, и, если любишь, надо прощать любимому человеку. Тем более что сама она меня любит очень крепко и мысли жить с другим мужчиной не допускает.

Нет, ну какой нигилизм, а?

Её дедушка, например, упорно повторял другие притчи:

– Вы просто созданы друг для друга! И где ты найдёшь лучше Нюрки и красивее? Ну и не забывай, что лучше кушать сладкий апельсин сообща, чем сосать кислый лимон в одиночку.

Чуть не убил тогда старого демагога.

Ну а моя бабушка что учудила! Доставала меня нравоучительными анекдотами, среди которых вот этот ещё смотрелся весьма скромным:

«– Мойша, я твой друг, а потому не могу молчать: твоя жена тебе изменяет направо и налево! К ней буквально очередь стоит из поклонников!

– И шо ты мне таки посоветуешь?

– Разведись с ней немедленно!

– Ага… шоби потом самому оказаться в конце той самой очереди?»

С бабушкой я так и не помирился при её жизни.

Что ещё усугубляло наш развод, что Нюра оказалась беременной третьим ребёнком. Естественно, признавать его я не собирался категорически. Развод и девичья фамилия! Увы, моё требование не выполнили, тогда я сменил фамилию, взяв у моей матери её девичью, довольно оригинальную, редчайшую и звучную: Рюмин-Крапивницкий.

И ударился в загул. Да в такой загул, что наверняка чертям в аду тошно стало. Они заранее оформляли себе пенсии к моменту моей предсказанной смерти. Потому что боялись появления подобного грешника в своём котле или на подотчётной сковородке.

Ох, я и загулял! Буквально за неделю превратился в полную противоположность себя прежнего. Оторвался, так сказать, за все свои целомудренные годы. Пил, что горит, бил всё, что вякает, и входил во всё, что шевелится. Естественно, входил только в относящееся к женскому полу и примерно моего возраста. Но и там случались промахи, подстроенные коварным зелёным змием. Однажды проснулся, осмотрелся и так убегал потом босиком, что про штаны и трусы забыл. Ибо в постели лежало нечто хоть и женского пола, но лет на пятнадцать (если не на двадцать!) меня старше.

Чуть не умер от испуга.

Но больше всего поразился, что во время такой разгульной жизни умудрился не вылететь из университета. Прежние знания помогли, наработанный авторитет, знакомства и личное обаяние. Ну и прежняя репутация, само собой. Помнится, что для некоторой взаимопомощи даже двух аспиранток в кровать заволок. Ага! Ещё и всех приличных лаборанток поимел. Ах да! Ещё и половину студенток… кажется…

Ну и спасло, что пик загула подоспел весьма быстро, месяца через три – три с половиной. Потом чуток наверстал, сдал хвосты, вытянул сессию. Ну и год целый считался самым брутальным, непостоянным и забойным мачо нашего университета. А там и на пятый курс перешёл, слава тебе господи. И опять стал выбиваться в отличники. Учился-то я всегда легко, в охотку.

Ну а моя «бывшая» завершила основное образование и осталась там же, в аспирантуре. А чуть позже и преподавательской деятельностью занялась. Причём ходила всегда с гордо поднятой головой и даже хвасталась, что сама ставит троих детей на ноги и плевать хотела на всяких дегенератов мужского пола. Со мной всегда здоровалась подчёркнуто вежливо, а наедине старалась общаться мило, по-родственному, словно между нами и не было никогда каких-то разногласий.

Честное слово, я от такого её поведения худел! И никак не мог понять, где я что-то упустил и в чём кроется готовящаяся для меня западня?

Но детей-то я любил. И к ним ходил довольно часто. А когда самая младшая пампушка стала подрастать, даже с ней смирился, стараясь относиться и к ней с лаской и пониманием. Хоть и знал, что она – плод измены. Но! Ребёнок-то в чём виноват? Это у неё мать такая… Слов нет!

В общем, я опять всё стал успевать: и детей регулярно проведывать, и учиться на отлично, и деньги зарабатывать, и флиртовать со всеми встречными-поперечными. Лишь бы у этих встречных женщин мордашка была симпатичная да фигурка достойная.

И тут моя «бывшая» взяла на подмену нянечке одну студентку с первого курса. Звали её Надежда, несла она себя невероятно высоко, и я даже поражался вначале, как это она согласилась подрабатывать, стирая пелёнки чужих детей?

– Вроде из обеспеченной семьи, – удивлялся я в беседе с Нюрой. – Одевается шикарно, лучше всех на курсе. И учится на зависть другим.

– О-о! Ты никогда не угадаешь, кто её родители! – хвасталась моя «бывшая» так, словно речь шла о её родной дочери. – Причём девушка она воспитанная, с накрепко привитыми моральными ценностями…

– С какими такими ценностями?

– Например, и на одном гектаре не присядет с таким развратным типом, как ты! – вспылила Нюра.