Щелкнула аптечка.

Было больно, щипало, болело, дерло. Кроули морщился, а потом внезапно осознал, что находится не у себя в комнате. Надо же, Гавриил не побрезговал, притащил грязную и в крови тушку к себе в комнату, уложил к себе в постель, а сейчас возился с ним, пачкая собственные руки. Хотя, конечно, не привыкать к последнему.

— Ты его убил?

Кроули неловко усаживается, подбирая ноги под себя, подставляя ободранную щеку под антисептики.

— Ага.

— Быстро?

— Очень.

— Почему?

— В смысле? — он замер, убирая промоченную ватку от чужой щеки.

Кроули посмотрел в ответ, повернув голову прямо к нему. С подбородка капнула смесь крови и антисептика на собственные руки.

— Я думал, ты любишь играться. Ну, ты же… этот… больной.

— Не во время шока, Кроули, — он качает головой, резко схватив за подбородок, отворачивая его голову от себя, прикладывая ватку к уголку губ.

— Какого шока?

— Я испугался за тебя.

Сказано так спокойно и так очевидно, что это подкосило Кроули. Его плечи опускаются, а сам он судорожно выдыхает.

— К двум тебя не было. Но было показано, что ты в клубе. Потом вообще сигнал пропал. Тут я и подорвался. Потом опять появился, но место странное было. А четыре ночи уже, ты в это время либо блюешь, либо спишь. Тебя впервые из-за дел отца приложили так головой?

— Ну да, — он кивнул. — Обычно всё обходилось тихо-мирно. Не знал, что такое вообще… бывает.

— Потому что долги остались не погашенными, вот они все и повыползали. Но я-то первее, — он убирает руку с подбородка. — А когда тебя в крови всего увидел как-то стало не до игр. У тебя на одежде было одно сплошное кровавое пятно. Не знаю, откуда её столько.

Кроули не нашёл, что ответить. Остался сидеть, пялясь в пустую стену. Руки Гавриил давно убрал, и тоже почему-то остался так сидеть, не смотря на Кроули.

Гавриил волновался. Испугался. За него.

Это, конечно, было для Кроули очевидно, но отчего-то сейчас от шока даже руки задрожали. Это всё было так неправильно.

Хотелось бы как-то его вопросами поддеть, вытянуть из него всю правду, но как-то это было… не так. Кроули что-то останавливало. Меньше всего хотелось лезть в Гавриила руками и пытаться во всем разобраться. Он сложный, конечно, и просто так, напрямую, ничего не скажет, но и выманивать всё это было бы неправильно.

— Я отчего-то был уверен, что ты придёшь. Я даже не боялся. Прикинь? Вроде, помнил, как ты отзывался обо мне, но типа… не боялся. Вообще.

— Да я вижу, что ты выёбывался из-за уверенности своей. Иначе тебя бы в такое говнище не размололи. Вон, все плечи в синяках.

Кроули только сейчас замечает, что на нём чистая майка и перебинтованные руки с торсом. Только сейчас он это замечает и растерянно оглядывает себя. Свои руки в шрамах и синяках. Шрамы — отметины того вечера, когда багровое небо впервые нависло над ним. И он смотрит на эти шрамы так, как бы смотрел на своё главное разочарование. С гордостью и сожалением. Так бы Кроули смотрел на своё разочарование.

Он замечает, что Гавриил отчего-то тоже уперся в них взглядом. Виновато, что ли. Но это, в общем-то, не его рук дело. Это от взрыва, от камней, от ударов. Не Гавриила. Отчасти, по его вине и не аккуратности, но не от его рук лично.

— Их можно свети лазером, в принципе.

— Я не хочу.

Кроули бросает фразу резко и так, что даже Гавриил удивленно на него смотрит.

— Они не уродуют. Так что, — он пожал плечами, выдохнув и окинув комнату взглядом, — всё в порядке.

Гавриил почему-то молчит. Сегодня он вообще как-то подозрительно много молчит. Обычно говорит без остановки, шутки отпускает, щурится, а сейчас смотрит пустым взглядом на него и молчит так тяжело, что Кроули ощущает себя виноватым, а в чем именно — сам не знает.

— Ты спать что ли хочешь? — Кроули хмурится, и фраза выходит резкой и грубой.

— В смысле?

— Ну… ты это…

Становится максимально неловко, и Кроули снова упирается взглядом в стену. Смотрит на неё, но смущения меньше не становится.

— Всё в порядке, Кроули.

Гавриил усмехается так, как бы он усмехался своему проигрышу.

С тоской и досадой.

Кроули хочется встряхнуть его за плечи, лишь бы его блядская самоуверенность встала на место в его голове и интонации. Лишь бы он снова посмотрел на него так, будто Кроули тут ничто, а он — самое главное. В этом была устойчивость их ситуации, а когда Гавриил смотрит так, будто не жив, Кроули хочется на стену лезть.

— Если сейчас ты не начнешь отмачивать свои шутки ниже пояса, — Кроули сам резко подался вперед, схватив за запястье, сжимая, насколько ему позволяла боль от любых движений, а уж тем более напряжения, — я тебе этой аптечкой уебу. Я тебе обещаю.

— Нихуя себе как мы умеем, — он удивленно приподнял брови.

Гавриил перехватил чужие руки, но аккуратно — выше бинтов.

Забота растекается теплом от этих чертовых ладоней.

Гавриил подается лицом вперед ещё ближе, нарушая вообще всякую дистанцию. От Гавриила опять пахнет кровью.

— Цени момент, пока я считаю тебя за человека, Кроули.

— Мне всё равно, за кого ты меня считаешь, я ценю не это, — Кроули растягивается в наглой усмешке, хоть и разбитая губа начинает болеть.

— Мазохист.

— Лучшей выпей успокоительного, которым ты меня напичкал, раз от стресса не можешь отойти.

— Уже, Кроули. Спасибо за заботу. Но это не выбьет из моей памяти воспоминания о тебе в луже крови.

Кроули напрягается от сказанного. Но не так, как обычно.

Осознание, что Гавриил и вправду испугался, что Гавриил боялся, не дает ему ни вдохнуть, ни выдохнуть. Это казалось самой неправильной вещью в мире, но, вместе с тем, самой нужной. Будто именно этого Кроули не хватало в нём. И вообще в любом.

Кроули судорожно выдыхает, утыкаясь лбом в чужое плечо. Чужие ладони продолжают греть кожу и тепло проникает глубже с каждой секундой. Непозволительно глубже.

Это всё было так неправильно. Поведение Гавриила, поведение Кроули, вся сложившаяся ситуация. Все эти касания. Вся эта их жизнь.

Гавриил оставил его жить, дал деньги и дом, а в ответ Кроули продолжает скалить пасть. А Гавриил ловит с этого кайф и позволяет ему всё. Периодически они рычат друг на друга, но чаще — касаются незвначай, обжигаются и требуют больше.

Кроули хватается за чужие руки и поднимает голову так, что они касаются носами. Дыхание сбивается.

Гавриил даёт ему все и позволяет ему всё.

Кроули ведет себя как конченная сука и хватается ледяными перебитыми пальцами за его руки.

Обожать.

Раздражать.

Тянуться.

Спокойный взгляд Гавриила под успокоительным пугает до холодного пота, но сейчас он к нему привыкает и он уже не кажется таким опасным. В этот момент его взгляд успокаивает и Кроули ощущает себя в безопасности, пока держится за его руки. Пока его руки греют его изнутри.