Почему мы чувствуем других людей?

Тони знает, как работают атомы, нейронные соединения. Он знает, какие конкретно нейроны отвечают за чужую боль. Он думал о том, как эти связи нарушены у психопатов.

В любом случае, проблема не в этом. Тони никогда не говорил о тактильных контактах. Это все переоценено.

Тони думает о другом.

Почему он чувствует Питера?

Это чужая боль. Не твоя.

Как я должен перепрограммировать свои нейронные связи, чтобы не чувствовать тебя?

Тони моргает и смотрит на голографический набор расчетов и таблиц перед ним. Голубого свечения так много, что от него рябит в глазах.

Как он должен был это сказать? Хватит болеть мне, мне надоела твоя боль?

На самом деле, это было бы враньем. Тони не надоело. Он просто не мог терпеть. Никакие формулы, подсвечивающиеся на сетчатке глаза, тебе не помогут, если ты всего лишь человек. Ты можешь заковать себя в сплав золота и титана, можешь дать себе другую личность, сделать новую историю, но куда ты денешь все давно сформированные в тебе связи? Как насчет воспоминаний? Они ведь никуда не пропадают. Ты думаешь, что забыл, но это просто попытка отвлечься.

Память бесконечна. Белковые клетки хранят всю информацию вечность.

Дело лишь в самовнушение.

Тони это уже знает. Он уже это делал. И нет, это не помогает.

Он трет глаза. Проблема все ещё в них. Глаза — самый обманчивый орган чувств. Мы не видим мир — и никогда не увидим. Мы его чувствуем и осязаем. Знаем. Так все это работает у Тони с Питером. Он его не видит. Ему не нужно его видеть, чтобы ощущать. Выдави глаза, но изображение не покинет твой мозг.

Это просто обман.

То, чем он занимается изо дня в день — попытка сказать себе, что он сделал все правильно.

Он не сделал правильно ничего. Ровно с того момента, как решил, что дать костюм Питеру — вынужденная мера.

Ничего не становится вынужденным, пока ты этого не захочешь.

Тони захотел.

На телефон приходит смс-ка.

«вчера я вывихнул себе ногу, а сегодня все целое. удивительно, правда? извините, что отвлекаю. как у вас дела?»

Тони не отвечает. Он и так позволил себе слишком много.

Так в чем конкретно проблема?

***

Они сидят в самом углу забегаловки. Тут мало народу. Если быть точнее, то его тут — вообще нет. Тони чувствует, как его спину сверлит взглядом официант. Ему не надо видеть, чтобы чувствовать.

Питер болтает ногами на стуле и почему-то его совсем не заботит соблюдение санитарных норм при приготовлении его сандвича. Питера вообще ничего не заботит (это не было правдой).

Питер спрашивает:

— Как дела у Мстителей?

Тони не отвечает. Потому что он знает, что Питер говорит, чтобы сказать. Сказать надо только Тони. Например то, что он просто пытается делать то, что должен. Он пытается быть хорошим отцом. Он не говорит этого вслух, потому что у него получается не просто отвратительно, у него — вообще не получается. Иногда плохой результат лучше, чем отсутствие.

Тони думает об отсутствии, и понимает, что в случае Питера — оно могло быть лучшим.

Это не любовь. Это отсутствие.

И здесь он снова уходит в минус. Он мог сказать, что то, что они снова проводят неловкую встречу — просто попытка Тони показать, что он рад быть рядом, но не так, как хочет Питер.

Как он хочет?

Тони ни разу не озаботился тем, чтобы спросить у него это на полном серьезе.

Понимаете, о таком не спрашивают. Как это сделать? Как спросить? «Извини, мне надо знать, что чувствует твое тело и нервы, когда ты видишь меня, чего хочет все это в действительности?»

Никто не будет спрашивать у другого, мол, не мог бы ты мне показать в каких реакциях твои нейроны, это очень важно.

Ведь тогда Тони посчитают сумасшедшем (Питер считал так всегда). Тони сумасшедший — иначе бы он не пытался делать то, что делает.

Всё, что пытается сделать Тони на самом деле — просто отдохнуть. Быть Мстителем довольно нудное дело. Отличаются только средства, способы — всегда одни и те же. Даже боевые приемы одинаковы. Из лазеров и титана много чего, на самом деле, не сделаешь — у него нет выбора, точно так же, как он не может решить заиметь себе тело из звездной пыли. Он осекается. Они ведь и так из неё.

Фантастика в физике. Эфемерное в материальном. Так работает память.

Тони смотрит на Питера. Питер не кажется замученным, и глядя на них двоих только Тони выглядит так, будто он не спал три или четыре ночи (потому что он в действительности не спал).

Тони спрашивает:

— Хочешь прокатиться?

Он пытается. Он, правда, пытается. Но его попытки может осудить даже официант, который пялится в его спину (нет, он уже не делает этого, Тони это тоже чувствует).

Питер говорит, вытирая рот рукавом толстовки:

— Я хотел бы… Не поймите неправильно, но я всё ещё думаю о том, чтобы… эээ… попробовать что-нибудь в вашей лаборатории. Самую мелочь.

Тони моргает.

Стоит ли объяснять Питеру, что быть супер-героем — утомительно и скучно? Он выживает на простом энтузиазме и подростковом максимализме. Тони может составить диаграммы и таблицы, формулы и расчеты, высчитав, что тому надоест через два или три года.

Понимаете, о таком не спрашивают. Не говорят другим людям: извини, ты не мог бы сосчитать, когда я стану для тебя утомительным, когда я смогу не винить себя?

Тони ничего не остается, кроме как провести ещё один вечер в мастерской. Потому что он все ещё пытается.

***

Тони спросил ещё у самой базы, не будет ли волноваться его тетя. На самом деле, он чертовски сильно намекнул, что она должна волноваться. Питер пожал плечами и сказал, что «ну, знаете, сейчас есть телефоны, ну, дистанционные, наверное, вы о них слышали».

Тони не может его упрекать, потому что Питер имеет полное право на такие слова. Он не упрекает его, он просто хочет убрать недосказанность. Нельзя убрать то, на чем живет Тони Старк. Вы же не можете просто сказать человеку: не мог бы ты, пожалуйста, больше не жить?

Тони думает о том, что так было бы существенно проще.

А ещё проще было бы понять, что иногда мало слов, нужны действия.

Тони абсолютно точно провалился во второй стадии. Всё может начаться из-за одной оговорки, но чтобы окончить это нужно взять человека за руки и вышвырнуть из всего этого. Нужно взять в свои руки. Тони так и не взял.

В мастерской достаточно места, чтобы отойти в самый дальний угол и потерять из вида своего собеседника. Не то чтобы они действительно ими были. Собеседниками. Тони отвратительный отец, учитель и наставник. Питер не ищет ничего из трёх вариантов.

Тут достаточно места, но Питер перегибается через стол и заглядывает в глаза. Он говорит о компонентах, которые можно было бы добавить в паутину. Говорит о том, что, чисто в теории, можно было бы добавить в ткань костюма каким-то образом металлы с низкой теплопроводностью, чтобы он чуть меньше проводил огонь.

Тони думает о том, что Питер по-прежнему говорит для того, чтобы говорить. Фактически он его не слушает.

Всё, что происходит сейчас — уже было. Мир это уже знает. Никто не скорбит по ушедшей любви. Никто не удивится концепту фильма о предательстве. Из вечного — только смерть. Любовь и драма давно потеряли свою актуальность. Ведь мы все это уже знаем. Нет новшества в идеях, только в их передаче.

Тони это уже точно знает, но почему он по-прежнему чувствует Питера?

Есть вещи, которые ты не можешь позволить себе никогда.

Питеру шестнадцать. Он ребенок. И у него есть тетя. Друзья (есть? Тони не знает, он чертовски плохой отец, он никогда не интересовался).

Нельзя спросить у человека после несколько месяцев знакомства, есть ли у него друзья. Если вы не хотите показаться нетактичным.

Влюблялись ли Вы хоть раз? Не так, о чем Вы подумали с самого начала. Любовь это всегда чуть больше, чем нейронные связи. Это воображение. У Тони всегда с ним было слишком хорошо.

Тони говорит:

— Я думаю, что ты должен проверить это опытным путем.