— Ты… почему ты такой хороший? — я поморщился, скривив рот. — Типа, я видел твоих сотрудников только что. Они будто буквально пять минут назад выползли из ада и от них воняет пеплом. Какого хера, Гэб? Я тебе даже не отсасывал! Или… — я нахмурился, посмотрев в сторону, — или я чего-то не помню со своего марафона? — я потер подборок, посмотрев на пол.

Гавриил рассмеялся и хлопнул меня по плечу. Он сказал:

— Сомневаюсь, что ты так хорошо отсасываешь, чтобы я что-то делал бесплатно. Хотя, можем проверить, — я уставился на него во все глаза и он продолжил, все ещё улыбаясь показывая эти свои идеальные зубы, которые стоили, наверное, около шестнадцати тысяч долларов: — это просто мой для тебя прощальный подарок. Не уверен, что мы встретимся с тобой снова.

— Ты сказал это так, что мне даже стало грустно, — я усмехнулся ему, все ещё ощущая тяжесть его ладони на моем плече. — Думаю, мы ещё увидимся.

— В аду?

— Именно там.

Гавриил посмотрел мне в глаза с какой-то гордостью, кивнул головой и снова отошел. Я ощутил какую-то тоску.

Это тоска усилилась, когда Гавриил сказал, глядя мне в глаза:

— Я рад, что ты смог… вырваться из этого. Я не знаю, к чему ты пришел, но я уверен, что это лучшее, что ты смог бы сделать для себя. Для всех.

Наконец, и я улыбнулся ему. Так давно не улыбался, что аж мышцы на скулах как-то свело странно. И я сказал:

— Я пришлю тебе открытку.

— Из ада?

Я посмотрел в окно и глубоко вдохнул. Неважно, куда я пойду, там действительно начнется ад. Поэтому я только сказал:

— Да, из ада.

Я залип на несколько минут, глядя в окно, а потом подошел к Гавриилу, обрисовывая, что мне нужно и для чего. Я достал сигарету, прерываясь на половине рассказа, и он щелкнул своей зажигалкой, поднося ко мне. Я закурил, кивнул ему и продолжил, пока он параллельно начал что-то искать в компьютере по поводу моего дела.

Хоть с кем-то я осознаю, что это, скорее всего, наша последняя встреча. И я так был рад, что этот хоть кто-то смог меня понять.

Было так чертовски много подводных камней в моем плавании. Но вода камень точит, поэтому я здесь.

Это мое последнее путешествие. Путешествие в один конец. У меня оставалось около двадцати четырёх часов. И последнее, что я увидел в своей старой жизни — как чужая рука щелкала предо мной зажигалкой, давая мне огонь. Что бы это, нахрен, не значило.

Я в жертву принесу себя

Я стану казнью для тебя

Тот сон мне правду рассказал

Меня ты предал, ты мне лгал

Комментарий к 28. When the angels softly cry

просто смотрю на количество оставшихся глав и не верю что я (и все читающие) паровозик который смог: https://sun9-12.userapi.com/c854124/v854124990/1e4585/lI_x59bsqzU.jpg

========== 29. Would 1000 souls still pray for you and I? ==========

От принятия решения должно стать легче. Ты решаешь для себя что-то, принимаешь бесповоротно, но нет, нихрена. Я решился ещё после разговора с Рафаэлем, и это было верно. Я это, черт возьми, знал. В последнее время я знал слишком много.

Я пришел домой к четырем утра, и на входной двери со стороны подъезда была приклеена записка. Я сорвал её так, что скотч едва не разорвал бумагу.

Закрыл дверь на ключ, прошел вперед и развернул ее. Не так много слов, чтобы разрыдаться. И на том спасибо.

«давай просто поговорим ещё раз? пожалуйста, позвони мне, ладно? я очень скучаю и волнуюсь за тебя. дай мне знать, что с тобой всё хорошо. мы все обсудим ещё раз, найдем компромисс, мы всегда это находили»

Я покачал головой и смял бумагу в кулаке, засунув её в карман.

Нет, не хорошо. Нихрена уже не хорошо, и давно хорошо не было, но вместо того, чтобы помочь мне, ты решил загнать меня в самый угол, довести до истерики, до самого беспомощного состояния, а теперь будешь жаловаться на то, что я решил свалить?

Блять, нет, это твои проблемы, не мои.

Я давно отключил все камеры, выкинул жучок, но сейчас я понял, что оставаться дома нельзя. Они придут. Возможно, утром. Выломают двери и все такое.

Поэтому я взял все необходимое, что мне понадобится, и уехал в отель.

Закрылся там, выдохнул. А потом меня накрыла паническая атака. Всю дорогу мою голову, меня всего, все мотало по мысли о том, что следующей ночью все кончится. На этот раз по-настоящему. Я знал, что не было других выходов, он сам мне всё обрубил, он не дал мне дышать.

Придерживаясь за стену я с трудом дошел до кресла. Сел в него и закрыл лицо руками. Не видеть, не слушать, не думать. Голова гудела жутко, сердце, казалось, могло взорваться с минуту на минуту. В глазах мелькали мушки, лицо и спина вспотели.

Пройти. Это должно пройти. Потому что я так хочу.

Достаточно иногда просто захотеть.

Когда я пришел в себя, то просто уставился в потолок, приведя дыхание в норму. В голове все гудело, все воспоминания просто смешались в один комок. Картина отца надо мной сменялась стальным столом и серыми стенами, потом лицом Азирафеля, потом обнимающий меня Босс, потом лицо моей мачехи. И всё это крутилось на одной карусели панической атаки, а я так и не смог понять, что из этого для меня самое страшное.

Психопаты не могут любить. Не умеют,

Но почему мне тогда так больно? Это все только ебаная привязанность?

Мое последнее воспоминание об Азирафеле — это его тело с другим разумом. До этого — его испуганные глаза и крики, мои крики, стоящие в ушах. Озлобленные и рьяные. Если мотать на пару дней назад, кое-как нащупать хоть что-то радостное, то вот оно — он возмущался тем, что решил потратить свое время на какой-то фильм марвел, и просто потратил свое время зря. Я валялся у него на коленях и залипал в приставку, одним ухом пытаясь его слушать и даже иногда что-то говоря.

Всё могло бы быть хорошо, так? Если бы я реально постарался слезть с мета, с наркотиков, если бы занялся собой, попытался привести это всё в порядке. Могло быть хорошо, да? Если я бы все делал так, как хотел несколько месяцев назад. Я ведь больше всего желал ходить на тупую работу и целовать Азирафеля по утрам. Так почему меня теперь тошнит от этой мысли?

Почему меня ломает от боли несмотря на мет во мне?

Что я сделал не так? В чем я был виноват с самого начала?

Я был ребенком, я не заслужил этого, почему он это со мной делал? За что были вечные избиения, сломанные кости, разбитые губы, насилие? Это гребаное пускание по кругу по несколько часов до того, что я терял сознание, но меня снова приводили в чувства, и снова продолжали насиловать.

Разве тогда я это заслужил?

Разве тогда я сделал хоть что-то?

Меня могли не выпускать из дома по несколько суток, и я всегда знал, что это значило. Отец куда-то отправлял мать с сестрой, а потом приходили они. И всё начиналось снова.

Я не мог спать, меня накрывали панические атаки, я задыхался, хотел сдохнуть.

Я пытался повеситься, но меня откачал отец. А потом лежал возле меня, рыдал и просил прощения. Говорил, что он больше не будет меня избивать, что все наладиться. Он не думал, что я дойду до этого.