Мы молчали какое-то время. Мне не верилось. Не хотелось в это верить. Они действительно затеяли все это. Провернули такую сложную схему. И ради чего? Ради того, чтобы убрать меня отсюда, дать мне шанс на якобы нормальную жизнь. А в итоге? В итоге я сижу здесь и понимаю, что теперь у меня нет выбора.

Дьявол, какой же Юсуф говнюк. Он же знал, что у них не получится все сделать по плану — не со мной. Но он и слова им не сказал, позволил вести мне в этой игре, а сам наблюдал со стороны. И остался в выигрыше. Он единственный, кто выиграл во всем этом. Получил бешеную сумму денег и забыл про это все. Наверное, сейчас сидит весь такой самодовольный и думает о том, какой он умный и молодец. Ну да, умный и молодец. Серьезно. Он все знал заранее. Всё понимал. Своего не упустил.

А мы все проиграли.

Они хотели дать мне нормальную жизнь, сломав мне позвонок и ноги, но даже так я смогу убежать.

Никто меня не догонит.

Никто не словит.

И Юсуф это знал.

он никому не скажет.

Я знаю.

Казалось, что даже в этот миг облик Азирафеля мне казался единственным светлым пятном. Мудаком последним, той ещё мразью, но таким излюбленным образом и средством. Таким удобным методом, таким выученным жестом. Удобство, покой и выгода. С ним было так хорошо. Все эти дни были прекрасны. Мерзкими, ужасными, тяжелыми, но прекрасными. В этом моя сущность. В этом сущность Азирафеля. Наша.

Нашего больше не было.

Я уставился на Рафаэля. Пытался не смотреть в глаза, хотел сконцентрироваться на его лице в целом. Увидеть в нем Азирафеля. Мне нужно было его увидеть, хоть я и понимал, что я просто обманывал сам себя.

— Смотришь так, будто жрешь глазами. Слушай, у меня нет… вот этого всего. У меня вообще ориентации особо нет. Так что поцелуи на прощания здесь не прокатят.

— Жаль.

Я тяжело выдохнул. Когда мы вообще в последний раз целовались? Утром он поцеловала меня в лоб. Вечером в макушку. А, кажется, три дня назад. Перед сном. Ага. Да. Точно. Так вот значит, какой он — поцелуй на прощание. Сонный, ленивый, с ощущением, что все неправильно, но мы наслаждались этим до последнего.

Насладился он, зная, что сделал это все со мной. Свел с ума, и хотел теперь усыпить. Наслаждался даже я. Я, который сейчас хотел сомкнуть свои руки вокруг его. Вокруг его шеи. Я был бы к тебе милостив, дорогой. Ты бы почти не мучился. В отличии от меня тогда. От того, как я мучился по твоей вине, ты, маленький ублюдок, мой славный Азирафель, совсем бы не мучился. Ты…

Я одернул себя.

— Обнять можешь.

— Не надо. Я не уверен. Мне некуда. Нечего.

— Но ты ведь ещё и не со всем окончил? Ну, ладно, я пойду, а то утром поймет, что не спал нихрена, да и меня рубит под этой дрянью. Это ж сколько он её выпил, блин, думал, что сдохнуть хотел, — он продолжал бубнить, когда выходил, а я всё пялился в его спину. Он захлопнул дверь и даже не посмотрел на меня. Просто засунул руки в карманы, сгорбился и пошел к своей машине. С Азирафелем было бы по-другому. Был бы и поцелуй, и слезы, и всякая другая отчаянная хрень. И я бы попытался его придушить к чертовой матери в своих объятьях. Ты бы, сука, умер в моих объятьях.

А так ничего не было.

Я с каменным лицом завел машину и уехал. Пришел домой, достал из бумажника фотографию Азирафеля и сжег ее.

Я нашел сильнодействующие снотворное, надеясь, что оно перерубит действие мета, и пытался заснуть. И всё пытался вырезать из своей памяти лицо Азирафеля. Его любящий взгляд и теплые руки. Руки, которые пичкали меня ядом и били плетью. Руки, которые я ломаю.

Я знал, что скоро все должно кончиться.

Я это чувствовал.

***

Когда все действительно идет по плану, я чувствую себя неуютно. Отвык. Просто отвык. Я не звал Лигура. Не писал Гавриилу. Я понимал, что через день-два Босс официально заявит, что я никто и звать меня никак. Конечно же, исключительно для моего блага. А потом меня попытаются скрутить сторонние силы, если я попытаюсь дергаться. Ведь если тебя выперли таким способом, то ты должен только сказать “спасибо” и больше не дергаться. Так всем легче заживется и все такое. По их сценарию я должен буду пойти в реабилитационный центр, найти себе хобби и устроиться на работу.

Я был благодарен Рафаэлю. Не смотря на то, что после него у меня осталась тяжелая голова и перебитые останки сердца, он сделал то, что должен был сделать. Он не говорил со мной так ни разу. Единственное — в ту ночь, в доме Азирафеля, но он ограничился одной фразой.

Если он копил слова для этого диалога, то он использовал их правильно.

Я всё понимал. С некоторого времени я понимал всё.

Я купил себе новую симку на время. Если и будут мне звонить, то хотя бы не подумают, что я их игнорирую. Пускай думают, что валяюсь в наркотическом трипе и жалею себя. Это будет правильно. Это будет верная прелюдия.

Завтра ночью все кончится. Я решил это для себя. Для них — точно.

Я остановился около уже знакомого мне дома. Александра, вроде, да? Отчего-то её имя мне запомнилось.

Мерзкие воспоминания о том, как мы стояли на этом крыльце рядом с Азирафелем и все было хорошо лезли мне в голову. Что-то все ещё болело внутри меня, упиралось, не давало выпрямиться полностью, заставляя сгибаться от боли, но в целом я чувствовал себя немного лучше. Не знаю, насколько был прав Рафаэль, но если верить его словам, то всё должно было пройти.

И я совсем не должен был страдать.

Я ведь просто обманывал всех. Всегда это делал.

Я посмотрел на часы. Оставалось чуть больше тридцати часов.

Я позвонил, и около минуты никто не подходил к двери. Я уже хотел развернуться, как дверь аккуратно приоткрыли, и я глянул на неё, заметив цепочку я вскинул бровь.

— Дополнительная защита? — спросил я со смешком.

— Опять вы? — не очень-то и доброжелательно спросила она, и я подумал, что она говорила о том моем последнем визите осенью. Сейчас же я стоял на фоне заснеженной улицы в теплом пальто и с шарфом. — Я вам уже все сказала, что вам ещё нужно?

— Полагаю, чтобы вы повторили это ещё раз. Давайте без глупостей, хорошо? Думаю, вы знаете, кто я, и если я захочу, я вас вытащу своими силами, и эти силы вам не понравятся.

Дверь закрылась, а через секунду снова открылась. Она отошла, пропуская меня вперед, и я кивнул ей, проходя вперед.

Я потянулся к ручке двери, закрывая её обратно и сказал:

— Не хочу растягивать это все, так что, сразу к делу. Я приходил к вам ранее? Без своего друга?

— Ага, пьяный и с зрачками во всю радужку, — зло рыкнула она, складывая руки на груди и вся сжавшись. Кажется, в тот самый раз я был не особо вежлив с ней. Это единственное воспоминание, которое так полностью не восстановилось. Но я сложил два и два. Тот чемодан — я готовил его для убийцы моих родителей. И я узнал, кто это, через неё. И тот медальон был не моей галлюцинацией.

— Прошу прощения за возможные неудобства, я был не в себе. Полагаю, вы можете мне максимально сжато рассказать наш диалог?

Она насторожилась, не скрывая удивления, оглядывая меня. Однако, решив, что для неё же будет лучше, если она будет послушной, она сказала: