Я становлюсь на его лицо с такой силой, что вылетает пару зубов, и вслед раздается заглушенный тихий стон. Возможно, он почти в отключке, возможно, из него вытекло крови столько, что это из-за неё из-за ходьбы сейчас раздаются хлюпки.

Я смотрю на него из-под очков и вижу, как он нервно дергается, содрогается. Небольшой каблук моей обуви вдавливается ему прямо в щеку и если я нажму ещё сильнее или сделаю ещё один удар, я смогу вывихнуть его челюсть или порвать щеку.

Я шморгаю носом.

Вместо этого я проскальзываю носком своего ботинка к щеке, которой он прижат к полу. Он снова поднимает на меня свой взгляд

Всё это происходит в абсолютной тишине. Тишина такая, что я слышу дыхание этого мужика. Она мертвая, она напряженная, и звук от сломанной шеи раздается как всего-то механический щелчок.

Его дыхание исчезает, и остается только тишина. Всепоглощающая и мертвая.

— А могли бы обойтись малой кровью…

Я даже не знаю, кому это говорю. Возможно, я просто поражен тем, что Боссу настолько скучно, что он отправил сюда нас, зная, что это того не требуется. Ему просто скучно. А мне, блять, нет — но будто бы у меня кто-то спрашивал.

Я подхожу ближе, и моя обувь буквально утопает в крови. Поэтому я никогда не надеваю ничего светлого. Не то чтобы на черном пятна крови незаметны в принципе, но в этом более реально продержаться то время, пока у меня появится возможность переодеться.

Мы встречаемся взглядами. Он смотрит на меня умоляюще.

— Вас, ублюдков, не учили не лезть в дела взро…

Я затыкатюсь, когда у меня вибрирует мобильник. Лигур заинтересованно поднимает на меня взгляд, будучи уверенным, что это Босс. Я беру телефон в руки.

Азирафель. Что ж, очень вовремя.

Я поднимаю трубку:

— Да?

— Ты не занят?

— Нет, не занят.

Лигур закатывает глаза, Хастур за моей спиной раздраженно цыкает. Я могу догадаться — я раздражаю их. Я моложе Хастура на десять лет, Лигура — на одинадцать, и они вечно спихивают мою якобы халатность и несерьезность в таких мелочах на то, что я их моложе, будто бы такая разница в таком возрасте может говорить хоть о чем-то.

Но, будем честны, сейчас, из нас троих, вообще никто не занят. Так что они тоже могут позвонить по своим делам.

— Я проверил систему, и…

Он делает паузу, и я хмурюсь. Черт, ну, не хочется мне сейчас слушать про этого Чикатило с паленым парфюмом, Дьявол, ну… я не хочу говорить об этом с Азирафелем, но, вместе с тем, я понимаю, что по-другому просто никак. Я сам его втянул в это — теперь терпи, хуле сделать.

— Было бы неплохо, если бы ты заехал ко мне.

— С радостью. Наберу, когда буду подъезжать.

Не успев сбросить вызов, я даю Лигуру отмашку. Я знаю, что Азирафель услышал выстрел и, скорее всего, поморщился. А я не успеваю отойти, и на меня попадает кровь. Я уже всерьез думаю о том, чтобы ходить сюда в дождевиках — у Balenciaga же по-любому есть что-нибудь такое.

Я представляю себя в дождевике. Я морщусь.

Дьявол, ну и отстой.

Лучше я дальше буду таскаться в костюмах. Когда-нибудь я договорюсь с Боссом, чтобы мне выдавали зарплату костюмами. И, поверьте, это будет намного, намного более практично.

— До сих пор не могу поверить, что у тебя реально есть любимый человек, — Лигур звучит за моей спиной, и я поворачиваюсь к нему, вздергивая бровь. Я не то чтобы делаю вид, что не понимаю, о чем он — я и вправду не понимаю. Это он мне или трупу? От Лигура можно ожидать чего угодно.

Он говорит:

— Та, которая тебе только что звонила.

Я дублирую его вопрос:

— Любимая?

Хастур говорит:

— Боже, Кроули, мы все слышали твою интонацию, так разговаривают с людьми, с которыми минимум ебуться по любви! Как будто мы не знаем, что это.

— Я не ебусь! — я разворачиваюсь на пятках к Хастуру, и спешно добавляю: — с любовью.

Самое смешное в этой ситуации то, что я даже не вру.

Если я и трахаюсь с любовью, то только в своей голове, а я ну, знаете, не считаю, что это считается.

— Тогда что было с твоей интонацией? Ты не подумай, что мы влезаем в твою личную жизнь, просто о тебе годами идут слухи, что ты психопат, поэтому, — он неоднозначно пожимает плечами, — просто интересно, не сломался ли ты.

— Вы, ребята, сейчас занимаетесь проецированием, и это не совсем профессиональное качество.

Я выгляжу так, будто оправдываюсь?

Надеюсь, что нет. Иногда мне катастрофически не хватает взгляда со стороны, потому что периодами я прямо ощущаю, что веду себя как идиот, но остановить себя не могу.

Остается надеяться на то, что сейчас не тот момент. Абсолютно не тот.

Так?

— Ты просто не слышал себя со стороны, Кроули, — говорит Хастур, вытирая руки о всё ту же занавеску.

Вот о чем я говорил. Мне этого очень не хватает, поэтому контроль над самим собой ещё никто в идеале не освоил, и это касается даже меня. А в особенности в работе, где нет никакого напряга. Дьявол ужасающий, я даже не могу назвать это работой. Мы просто устроили перестрелку и теперь собираемся забить хуй на эту ферму окровавленных трупов с перерезанными и сломанными шеями из груди которых фонтаном плещется кровь.

Здрасьте, блять — ничего лучше и не скажешь.

— Ты ледяным тоном говорил с этим вот, — Лигур кивает головой в сторону главаря, который откинут торсом на стул, истекая остатками крови, что не успела выплеснуться из него при прямом выстреле в череп. Я морщусь. Ну и мерзость. Рождество, блять, в Голливуде, только тут все намного хуже, хотя бы потому, что никакого Рождества и в помине нет. — А потом твой голос превратился в голос диснеевской принцессы, которая разговорила с птичками.

— Эй-эй, по-осторожней с языком и сравнениями, это даже звучит не убедительно!

Я выгляжу так, будто пытаюсь уйти от темы? Да? Даже я это понимаю, но вот чего я не понимаю, так это того, почему они так вцепились в мою якобы любимую девушку, им что, тоже хочется? Рассчитывают на то, что я с ними поделюсь?

— Просто интересно смотреть, как твой образ хладнокровного психопата с годами трещит по швам всё больше, Кроули, — Хастур проходит мимо меня, и я вижу краем глаза его усмешку. Ядовитую и колкую.

Я шморгаю носом, оглядываясь по сторонам.

— И ничего не трещит, — бубню я себе под нос, когда они оба оказываются почти у самого выхода, а я так и остаюсь стоять на этом ковре, который хлюпает при каждом шаге.

Не то чтобы я боюсь за свою репутацию. Мои навыки и моя выполненная работа по-прежнему прекрасна — никто даже не ставит это под сомнение, но, на самом деле, может быть, мне немного обидно за то, что кто-то не думает обо мне так, как я с самого начала себя зарекомендовал?

Даже Азирафель говорил мне, что я изменился. От него это вообще как оскорбление звучало, но вот от Лигура и Хастура — как профессиональный упрек. И я не знаю, что из этого хуже.