Очередной тост получился грустным. Сначала мы традиционно собрались было выпить за то, что «трава зелёная, вода мокрая, а жизнь г-вно». Но потом решили, что отсутствие позитивной нотки в конце, я бы сказал отсутствие надежды, не даёт нам право на подобное словоблудие. И мы втроём: я, Саша и Жванецкий; придумали более жизнеутверждающий тост: «Мир многогранен, информация не свободна, но что с человеком не делай, он упорно ползёт на кладбище!» Мы выпили торжественно стоя, не чокаясь как на поминках, в этот момент Михаил Маньевич временно отсутствовал.

Ближе к вечеру нас отыскал Таволга. Мы были ещё живы и даже успели поспать на брёвнышках. Он отвёл нас в дом, принадлежащий охотхозяйству, где Таволга числился старшим охотоведом. Вместе с Таволгой в доме жил дед Кукушкин. Крепкий старик в чёрной жилетке из свалявшейся шерсти. Он вёл все хозяйство в доме: закупал продукты, убирался, варил обед и кормил собак, которых, впрочем, не было. Из-за роговых очков он напоминал бухгалтера. В самом деле, он помогал Таволге вести документооборот охотхозяйства, но сам в лес практически не ходил, так как изначально был городским ребёнком. Таволга представил его нам, как Васильича. Васильич был очень приветлив, хитро улыбался и сразу же усадил нас за стол. О, это была настоящая еда! Варёная целиком картошка, пышущая паром, и солёные черные грузди со сметаной. По поводу грибов, Васильич сказал, что нам повезло – это последняя заначка из погреба и уже скоро новый урожай. В ответ Таволга что-то пробурчал типа, какой нафик урожай, если сам за грибами не ходишь. Он поужинал раньше и теперь сидел с нами за столом, листал журнал «Охота и охотничье хозяйство» за 1972 год и уговаривал на десерт банку джема из каких-то южных урюков. Выпить с нами он отказался, как выяснилось, он совсем не пьёт.

– Как это?! Непьющий Главный охотовед! Да, так не бывает, – наигранно возмутился Саша, – ты что, тоже шпион?

– Нет, я просто женюсь.

– На Елене?!

– На Елене.

Саша не смог удержаться, он пошёл вприсядку по избе:

– Ай, да Таволга, ай да су… ай да су-37… ай да молодец! Андрей наливай по края! И ведь молчит негодяй! Как я дружище за тебя рад!

– Главное, не надо торопиться, – передразнил я его.

Я был крайне удивлён, Саша для меня в эмоциональном плане воспринимался медлительным толстокожим слоном, а тут второй раз за день такой фонтан! Он подскочил к столу, и мы выпили за здоровье Таволги и Прекрасной Елены. Затем Саша начал вытягивать из Таволги подробности. Подробности упирались из-за всех сил и выходили из Таволги неохотно. Мне, непосвящённому в местный бомонд, это было совсем неинтересно. И я начал расспрашивать Кукушкина про местные достопримечательности. Несмотря на то, что мы изрядно выпили, разговор поначалу у нас не клеился. Я начал расхваливать местную текилу – как замечательно, что её делают из яблок, а не из агавы. «Зуко», – поправил меня Кукушкин. Я точно не помнил, как правильно называется мексиканский кактус, и не стал спорить. Затем я начал расхваливать человека, который первый в деревне придумал добавлять в самогон яблоки, и поинтересовался у Васильича, не знает ли, как его звали. Кукушкин с прищуром улыбнулся и ответил: «Думаю, что Зуко». Потом я начал интересоваться местным сортом яблок, который используется в самогоноварении, и снова получил тот же ответ: «Зуко». А я сказал, что мне кажется, что это Антоновка. А Кукушкин сказал, что это точно «Зуко». И тогда я понял, что Кукушкину я не нравлюсь и сменил тему: «А кто такая Елена?». И приготовился снова услышать в ответ: «Зуко». Но не услышал. Старика как подменили. Вместо того чтобы долдонить «зуко, зуко…», Кукушкин поправил очки.

И я успел рассмотреть его очки. Это была сложная оптическая конструкция из многочисленных частей, скреплённых между собой проволочками, крючочками и даже перевязанных в отдельных узлах нитками. Так же я заметил следы пайки, лужения и капания расплавленной пластмассой на дужки очков. Но некоторые применённые технологии так и остались для меня загадкой.

Итак, Васильич, по фамилии Кукушкин, поправил очки и интеллигентным голосом торжественно объявил: «Елена Эрвиновна, учитель русского языка и словесности в нашей школе». От такого перехода мои очки подпрыгнули и стали спускаться по переносице. Чтобы пресечь на корню битву оптических устройств, я в наступившей тишине бесшумно наполнил стаканы и проникновенно произнёс: «Заа-а здо-о-о-ровье Елены Эрвиновны». Я не попутал буквы отчества, и Кукушкин одобрительно хмыкнул. Саша, не оборачиваясь к нам, наощупь сгрёб со стола свой стакан, и виртуозно описал им в воздухе мёртвую петлю. Нам с Кукушкиным пришлось слегка подсуетиться, чтобы наши траектории совпали. Но стыковка прошла успешно, и мы дружно поправили здоровье уважаемой Елене Эрвиновны, в ущерб своему. После этого Васильич стал добр ко мне и велеречив. На мой вопрос, как в такой небольшой деревне (128 дворов – ист. Справка, но видимо больше) может вообще быть учитель русского языка? Максимум начальная школа?! Он в подробностях описал, что учеников возить некуда. Можно было бы конечно на вертолёте. Но керосина нет. И вертолёта кстати тоже. Поэтому решено было создать полноценную Попадаловскую среднюю школу. Я вспомнил, что, когда плавал на байдарках, в селе Мериново видел вывеску «Мериновский клуб», но вслух не стал проводить параллели. В школе работает всего четыре учителя. Нина Николаевна, учитель начальных классов. Елена Эрвиновна, кроме литературы и языка, она преподаёт историю и географию. Директор школы, Аркадий Романович Швиндлерман, преподаёт математику, физику, трудовое обучение и английский язык; умнейший человек, но по совместительству американский шпион. И Джуди (она же Фиджи, она же Фудзи) Нина Васильевна, преподаватель биологии, химии и лабуды: физры, НВП/ОБЖ, эстетического воспитания и прочего, названия меняются, но суть остаётся. Васильич снова удивил меня глубоким знанием предмета.

– У вас там внуки учатся? – поинтересовался я.

– Нет.

– Дети?! – необдуманно предположил я, но чего в жизни не бывает.

– Да ты чё! – возмутился Кукушкин, – мои дети старше тебя, да и внуки наверно есть. Я член попечительского комитета школы! – И после небольшой паузы добавил, – а с семьёй я расстался лет тридцать назад, целенаправленно. Я вечный уголовник, «попадаловец», я до сих пор сидеть должен. Когда я первый срок мотал, жена меня ждала. А я вышел и тут же «обратно зашёл». Тогда я понял, что это навсегда. Нечего другому человеку жизнь портить, если сам неудачник. В одностороннем порядке прекратил все контакты.

Из меня чудом не вылетело: «Уголовник-рецидивист – член попечительского комитета или совета школы?!», но моё лицо непроизвольно состроило какую-то рожу. И Васильич сам все подробно объяснил.

Причина всех причин – прекрасная Елена Эрвиновна (она же Елена Владимировна, для упрощения). Когда она появилась в школе, на родительские собрания стали ходить одни папы. Потом мамы испугались за пап и, стали сопровождать пап на собрания. Так в Попадалове родилась традиция – на родительское собрание всей семьёй. И обязательно празднично одетыми, как в театр. В школе было всегда два класса: класс начальной школы и класс средней школы. Обычно старшие дети в семье учились в среднем классе, младшие братишки и сестрёнки соответственно в классе начальной школы. И чтобы родителей не вызывать дважды, придумали проводить общешкольное родительское собрание. Но из-за возросшей популярности данного мероприятия, ни одно помещение в школе не могло вместить всех желающих. Поэтому на одном из собраний было принято решение собственными силами пристроить к школе новый актовый зал. Председатель лесхоза выделил делянку, и работа пошла. В тот момент Васильич и стал главным архитектором в силу своего трудового зэковского опыта. По случаю удачного завершения строительства состоялись: праздничное шествие, бразильский карнавал, уничтожение запасов текилы, народное гуляние, подкидывание Кукушкина в воздух и 3-х дневная забастовка (три дня никто не выходил на работу, включая председателя лесхоза). На четвёртый день он появился в конторе, в течение двух недель подтянулись и остальные. Родительский комитет был переименован в попечительский, и в него вошли самые уважаемые люди. Этот орган занимается исключительно хозяйственным обеспечением работы школы. Свадебным генералом в нем является председатель лесхоза, а Васильич – главным паровозом. Так умный Швиндлерман, используя красоту прекрасной Елены Владимировны, спас Кукушкина и ему подобных лишенцев от дальнейшем деградации личности и потери духовности. Поднял отношение к образованию в деревне на невероятную высоту. С тех пор строительство школы не останавливалось. По словам Васильича в планах были комната отдыха для учителей, библиотека, новый спортивный зал, бассейн… хоккейная коробка… тир… публичный дом… джакузи… – Моя голова кружилась от выпитого… «поле для гольфа, поле для гольфа, поле для гольфа, поле… для гольфа, поле… для… гольфа…, для… гольфа… для… гольфа… поле…»