– Да почему же? Просто чуть–чуть поволновалась.

– Чуть–чуть поволновалась? – переспросила с ошалелым видом Марина. – ты что забыл, что для женщины самое ценное это её дитя.

– Да я уже взрослый! – эта нотация начинала действовать мне на нервы.

– Да будь тебе хоть сорок лет, хоть пятьдесят. Ты всё равно будешь самым дорогим, что есть в жизни твоей матери.

– Пусть привыкает, что я не всегда буду на цепи гулять вокруг её юбки.

– Фу! Это отвратительно! Будь я твоей матерью…

– Но ты не моя мать! У тебя вообще нет детей! – я подскочил на месте от гнева и даже чуть наклонился к Марине.

Осознание, что я спорол самую ужасную фразу, которую только можно произнести в адресы женщины пришло через секунду. Спазм прошёл и по закупоренной гортани тяжёлый и горячий воздух вошёл в мои лёгкие. Пульс перестал расти, височная вена спряталась обратно под слоем кожи, а красные глаза налились влажным блеском страха. Лицо Марины стало мрачным, будто я смотрел не на неё, а на памятник матери, скорбящей по погибшим на фронте сыновьям и мужу. Мутные слёзы медленно покатились из её глаз. Эта сильная несгибаемая женщина встала и медленно побрела прочь из кухни, завалилась на кровать и зарыдала горючими слезами.

Одно лаконичное слово, которым среднестатистическое население России, если не в слух, то уж про себя точно, выражает и нежданную радость, и досадную трагедию, и маленькие неудачи, и фатальные ошибки, а иногда просто используется для связки слов в предложении, сейчас повисло в моём сознании. Язык мой – враг мой. Что теперь делать? Извиняться? Даже слушать не станет… Утешать? Тут и треснуть по морде может. Я медленно побрёл с понурой головой в комнату. Она лежала на кровати и уже не плакала, её бирюзовые очи остекленели. Выйдя на середину комнаты я уставился в окно пытаясь найти там то, что нашла она. Солнце закатилось за горизонт, а может только нырнуло под крыши московских многоэтажек. Мрак наполнял стены, а поверх него на потолок карабкалось оранжевое зарево заката. Меня всегда пугал этот демонический оттенок. Я безмерно обожал раннее утро: бодрящий холодный воздух пробуждал сонный разум, малиновое отражение расплывалось по зеркальному небу       мягко выталкивая ночную лазурь. Победоносное шествие солнечного света вдохновляло на безумие. Казалось, хочется вырваться из тела, подняться над ними и разметать его в пыль и прах. А затем отправиться туда, за горизонт и вместе с солнцем летать над планетой… Но рыжее пламя заката каждый день догоняло меня, будто низвергнутый в адское горнило я проваливался во мрак, над которым сияла огненная пляска. Хандра душила меня за кадык, а под ложечкой свербела сирена. Не поднимая головы, я зарыдал горючими слезами. Спустя минуту я начал собираться. Тут же на глаза попалось моё нижнее бельё, дерзко заброшенное на самый край гардины, затем атласная рубашка бледно–василькового цвета и пара носочков. Одевшись, я повернулся к Марине. Она встала и медленно подошла ко мне, её глаза бегали по моему лицу будто измеряя его сначала по ширине, затем в высоту и наконец вычисляя его диагональ. Богиня зажмурилась и крепко схватив меня за голову обняла. Чуть оттолкнув её, я опустился на колени и уткнулся лбом в её животик не переставая ронять осадки на Маринин ковёр.

– Только не уходи, – заклинала она.

– Я ужасный человек! Я – скотина! Я недостоин ни любви, ни прощенья!

– Глупенький, – Марина опустилась на колени, обхватила ладонями мою челюсть и принялась гроздями одаривать меня поцелуями.

Я обвил руками её бёдра и вытянул их вперёд, а она, упираясь ладонями в мягкий ковёр опустилась на лопатки.

А вообще в этом что–то есть… Может полезна такая резкая процедура перепада настроения с паршивого на восхитительное. Тут, наверное, все в сборе: адреналины, эндорфины, тестостерон и другие химикаты. Есть же на смартфонах функция, которая им оперативную память подчищает и всё дурное, и ненужное мигом растворяется в небытие среди всяких там электронов и ионов. Также и с половой активностью: полежали голенькие на полу, поактивизировались и результат на лицо.

– Пошли, – Марина встала и решив, что полуночная темнота достаточно прикрывает её наготу, она в костюме Евы повела меня на кухню.

Вытащив с антресоли стеклянную колбу и ещё какую–то трубку, она на скорую руку соорудила кальян. Разведя огонь в чашке, Марина медленно втянула в себя молочную дымку, а затем также неторопливо высвободила её бесформенным облаком в синюю тьму неосвещённой кухни. Она протянула мне мундштук, и я принялся упиваться релаксирующим ароматом мятного табака.

– Что ты чувствуешь, когда мы с тобой вместе? – спросила Марина.

– Мне с тобой очень хорошо.

– Насколько хорошо?

– Настолько, что после близости мне хочется покончить с собой, потому что ничего лучше в моей жизни никогда больше не будет.

– Вот как? – она испуганно засмеялась.

– Но потом это проходит, – успокоил я. – а знаешь почему?

– Нет.

– Потому что я знаю, что пока мы вместе, каждый новый раз будет лучше прежнего.

– Гениально! – восхитилась она от радости запрыгав на табуретке и тихонечко хлопая в ладоши.

– А что ты ощущаешь? – спросил я, тайно надеясь на обоюдный комплимент.

– Я ощущаю наполненность. Будто без тебя я пустая оболочка без крови, без плоти и без души.

– Прошу присяжных принять во внимание, что данная оболочка является высококлассным и фешенебельным драгоценным изделием. Каждый изгиб твоего тела, силуэт, формы – всё так гармонично. Твоя красота не просто сводит с ума, она превращает сознание в пустой звук. Разум будто пытается говорить с телом, но всё это растворяется в вакууме.

– А со стороны, кажется, наоборот: будто все твои мысли множатся с каждым мгновением и каждая из них обо мне. – подметила Марина.

– Интересно, а почему каждая женщина наполняет себя по–разному?

– Что ты имеешь в виду?

– Ведь каждой женщине нужен мужчина, заполняющий пустоту? Кому–то из них не хватает маленькой капельки внутри себя, а кто–то поглощает целые океаны.

– Видишь ли, в каждой женщине изначально не хватает самой малости для душевного равновесия.

– Это и есть мужское присутствие.

– Да, это место именно для него. И кстати совершенно неважно плотское это присутствие или же нечто духовное.

– Женщины не разделяют плоть и любовь – это факт! – возразил я.

– Тут–то и кроется загвоздка. – оживилась Марина.

– Поясни.

– Продолжу твою мысль с каплей и океаном… представь себе, что женщина – это ведро воды.

Я невольно ухмыльнулся, потому что мой похабный рассудок мог сравнить женщину с ведром лишь в одном случае, который не принято упоминать за столом или в светской беседе. Кстати, на моей морде эта метафора явно отобразилась из–за чего Марина сконфужено скорчилась и громко фыркнула в мой адрес.

– Я не про то тебе объясняю, – повелительным тоном подметила она.

– Не нарочно, честное слово, – извиняясь оправдывался я.

– Так вот представь, что морская вода – это плотское наслаждение, а пресная вода – часть её духовного мира.

– Прикинул.

– И женщина не знает, что там влито у неё внутри, она может лишь понять, что она добавляет. И вот пересекнув черту пубертата девушки остро ощущают эту пустоту.

– А затем начинают заполнять?

– Не–а, они очень этого бояться и поначалу пробуют то, что находится к ним ближе.

– Соседов по парте? – осведомился я.

– Вовсе нет! – мой кретинизм начинал действовать на нервы. – читают книжки, ходят в театр, упиваются мелодрамами, звонят в интим по телефону или вовсе рассматривают обнажённых мальчуганов.

– То есть пытаются заполнить пустоту, чем–то отличным от воды? – абстрактное мышление работало лучше.

– Верно, но всё рано или поздно приводит к мужчинам. А тут происходит нечто невообразимое – женщина пытается заполнить себя, но вот нюанс, если напор будет сильным она не только не заполнит ведро, но и расплескает то, что уже в нём налито, то есть увеличит пустоту.