Пронзительный сквозняк слегка охлаждал пылающее от зноя тело, а вдобавок приводил в движение противно скрипящие петли массивной двери. Я поглубже укутался в одеяло пока Марина, встав в полный рост замерла в поисках своего шёлкового халатика. Лучи вечернего солнца пробивались через бежевые шторы, отчего её тёмный силуэт изящно очёркивался бронзовым блеском её загорелой кожи. Глядя на её обнажённое тело, я всё больше уверялся в том, что Бог есть: если он создавал людей по своему подобию, то из неё Господь, наверное, хотел слепить себе жену, но случайно потерял её на просторах нашей грешной земли. И теперь я, пожалуй, самый никчёмный человек из живущих, наслаждался её телом. Я лежал на боку, подперев голову локтем и как дурак щерился от отупляющего удовольствия, даже не пытаясь оторвать глаз, от её бесподобия. Нашарив в шкафу шёлковый халатик с незатейливым китайским узором, Марина накинула его на себя туго подпоясав, собрала волосы в большой крабик и пошла прочь.
– Чай, кофе? – с задумчивой серьёзностью бросила она мне.
– Потанцуем? – ухмыльнулся я.
– Смешно, – без доли веселья в голосе ответила Марина. – значит кофе.
– Значит кофе, – согласился я.
Покинув постель, я попытался найти своё нижнее бельё, но безуспешно. Халатик Марины на меня не налезет, как бы я не старался, поэтому моим решением стало закутаться в одеяло. Придя на кухню, я плюхнулся на табуретку и подтянув к себе пепельницу закурил. Марина, задумчиво уставившись смотрела на пол, а её сигарета так и истлела без единой затяжки. На плите засвистел закипающий чайник. С моего лица так и не сходила идиотская ухмылка, но понимание того, что это не взаимно, подталкивало меня на беседу, которую мне искренне хотелось избежать:
– Всё хорошо?
– Всё прекрасно, – ответила Марина.
Внезапно, она засияла от счастья и как гулящая кошка подкралась ко мне, села на коленки и нежно прижала меня к своей груди. Кажется, я начинаю влюбляться в неё. Хотя скорее это опрометчивое решение: я думал так о каждой из трёх своих спутниц, с которыми делил постель. Марина, верно, читала мои мысли, она встала, налила по чашкам кофе, достала из шкафа хлеб и масло, а затем приготовленные бутерброды посыпала сахаром.
– Попробуй! – произнесла она, придвинув тарелку ко мне. – вкус моего детства.
Неловко хватая своими длиннющими кривыми пальцами бутерброд, я, откусив от него непристойно большой кусок, захрустел этим незатейливым яством.
– Вкусно, – резюмировал я.
– Ещё бы, у нас считалось самым шиком это выйти с этим бутербродом на улицу и есть, чтобы все дети завидовали.
– В те годы всё было намного проще.
– Это точно, – с грустинкой в голосе подтвердила Марина. – так, ну выкладывай, какая я у тебя по счёту?
Её глаза вспыхнули неподдельным интересом. Мне даже на секунду показалось, что именно так смотрит на своих жертв маньяк. Сейчас я озвучу их число и её интуиция быстро срисует по моей физиономии, что Марина показала мне такой пилотаж, при котором все остальные мои «наложницы» сравнимы в своём изяществе с бегемотом.
– Ты – четвёртая.
– О-о-о! – прихлёбывая кофе она снова покосилась на меня.
Кажется, теперь в её взгляде читался другой вопрос ещё более унизительный для меня. Я был готов дать руку на заклание, что в её разуме проскочила только одна мысль: «кто вообще на тебя позарился?»
– Расскажи мне о них, я хочу знать всё!
Марина поставила табурет прямо передо мной и уселась, уставившись мне в глаза. Глядя в её бесподобные бирюзовые «блюдца», я начинал терять нить реальности, поэтому отведя взгляд на пепельницу я начал:
– Первая была Танька.
– Так, и как всё прошло?
– Сумбурно.
– Давай не увиливай! Рассказывай, как она выглядела, как всё прошло?
– Да так, без особой фантазии. При росте в 160 сантиметров, она весила без пяти центнер, поэтому всё было крайне печально.
– Я полагаю, Вы были первыми у друг-друга, – заинтересовалась Марина.
– Мы собрались всем классом в загородном доме, и хорошенько нажрались дешёвым алкоголем, – говорил я, уже глядя Марине в глаза. – а потом началась Содомия…
– Вы там все что ли…
– Практически.
– И как у тебя с ней это произошло?
– Я бы даже сказал, как в фильмах, – я начинал сарказмом поливать грязью самого себя, но чёрт возьми меня даже начинала пробирать гордость. – когда все пьяные парочки разошлись по углам, настал черёд тех, кто всё время таращились друг на друга, но стеснялись подойти первыми.
– Знаю такое, продолжай.
– Вот и я тоже пошёл. А нашёл её уже в ширинке своего друга…
– Кошмар! А он знал о твоей симпатии к ней?
– Да, конечно, я ему все уши про неё прожужжал, а как потом оказалось ей нравился именно он.
– И что было потом?
– Я ударил его по лицу, я делал это со всей дури, но я и понятия не имел, как надо бить…короче говоря ушиб кисти, а он мне вдобавок в нос втащил.
– И что ты сделал?
На мгновение мне дико захотелось соврать, я не хотел выглядеть полным ничтожеством, которое не может постоять, даже за самое дорогое в своей жизни. Марина так тщательно изучала мои глаза, что мне порой казалось, что в них, как на экране идёт картинка всего того, что происходит внутри.
– Я разрыдался и пошёл напиваться на речку. Пришёл. Сел на бережок, открыл бутылку водки и начал её потихоньку потягивать, глядя на то, как на другом берегу солнце медленно заходило за кроны деревьев.
– Так, а Танька?
– А Танька уже была там.
– Тоже ревела от неразделённой любви?
– Нет, что ты! У неё всегда было с кем.
– При такой комплекции?! Это невозможно!
Почему я принял это, как камень в свой огород? Может потому, что мы с Татьяной принадлежали к одной касте? Касте «ущербов». Хотя этот «ущерб», дорогая моя Мариночка, доводил тебя до конвульсий с поросячьими визгами. Так что вывод один: такие, как я нужны идеальным людям. Чтобы их совершенство было более человечным.
– Получался обратный эффект, – молвил я, потянувшись за сигаретой.
– Поясни.
– Красивые и стройные не давали близости, одна пара так и рассталась, спустя два года, так и не познав друг друга. А вот Таня… Таня была доступнее проститутки.
– И она тебя пожалела?
– Выходит, что так.
– То есть? Не помнишь, как всё было?
– Я был настолько пьян, что рассудок вернулся только к обеду следующего дня.
– Может ничего и не было?
– Было, как минимум всё повторилось, когда я проснулся.
– И как? Потолкал холодец? – язвительно пошутила Марина.
– Нет, просто холодец залез на меня и, наверное, она пыталась засунуть меня в свою матку.
– Фу-у-у!
– Я серьёзно! У меня аж синяки потом остались на ляжках, где она сидела.
– И все об этом узнали?
– Не, мы сохранили в тайне.
Да. Да! Да все узнали! Но то, что в нас тыкали пальцем все кому не лень до самого выпуска, тебе знать не надо. В основном в меня, потому что в адрес Тани боялись, что-либо сказать. Во-первых, покалечит, а во-вторых… никто не хотел, чтобы она заявила во все услышанье, что ты тоже имел с ней близость. И как это ты, Марина, с холодцом угадала? Танина кличка – Студень. Собственно, именно студень или холодец, точно не знаю, ребята засунули мне в штаны, когда мы переодевались с физкультуры.
– Да-а-а, – протянула она. – я думала, что всё было хоть чуточку романтичнее.
– Я тоже в это искренне верил.
– Это же первый раз!
Марина блаженно подняла глаза к потолку, а её губы растеклись в улыбке, правая ладонь мягко легла на сердце. Она взирала вверх так, будто в первый раз она совокуплялась с ангелом и сейчас, они друг на друга смотрят.
– Да я понимаю. Но получилось, как получилось.
– Сожалею, – Марина оторвалась от своего «ангела» и с таким сочувствием это произнесла, что у меня засосало под ложечкой.
– А ты в каком классе впервые?
– Классе?! На третьем курсе, сыночек!
– У тебя не было парней до этого?