– Когда? – спросила она.

Через полчаса они вышли на улицу, заперлись в будке телефона-автомата. Антон набрал домашний номер семьи Курашвили и передал трубку Сане, повторяя инструкцию:

– Говори быстро и требовательно, пресекай вопросы и сразу вешай трубку.

– Алло? – ответил вальяжный женский голос.

Сана узнала жену Курашвили и заговорила испуганным голосом директора мясокомбината:

– Это я, Цыпа моя бархатная. У меня проверка на комбинате, из прокуратуры пришли, глубоко копают. Да не перебивай ты меня, а внимательно слушай! Я должен срочно дать взятку – иначе тюрьма. Другого варианта нет. Короче, сделаешь так! Сейчас пошлю к тебе своего нового водителя, Гришу, отдашь ему все наши деньги. Где взять, сама знаешь. Все отдай! Срочно! Не паникуй и никому не звони, я еще заработаю. Главное – сегодня откупиться.

Сана повесила трубку.

– Ух! – выдохнул Самородов. – Полдела сделано. Я помчался к Цыпе.

– Она же тебя запомнит, – встревожилась Сана.

– Мы не где-нибудь, а в театре работаем. – Антон достал из приготовленного портфеля парик и усы соломенного цвета. Загримировался и спросил: – Как тебе водитель Гриша?

Еще в театре он сменил кроссовки и джинсы на безликие брюки и туфли и сейчас действительно напоминал моложавого шофера.

– Ты здорово ее напугала, заставила паниковать, в таком состоянии она меня не запомнит, – заверил Антон.

Женщины пугливые, согласилась Сана. Она сама жутко переволновалась, пока Антона не было. Продолжая уборку, она абстрагировалась от плеска воды, шуршания швабры, окриков начальства. Сана прислушивалась ко всем шагам в округе в надежде распознать те единственные, которые вернут ей спокойствие. Тысячи шагов мужчин и женщин, молодых и старых, худых и толстых, куда-то спешащих и топчущихся на месте словно радиоволны пронзали ее организм.

Наконец, среди бесполезного шума она услышала, как Антон приближается к театру. Звук его шагов чуть изменился, он нес тяжелый портфель.

Сана продолжала тереть пол, не поднимая головы. Антон требовал, чтобы она вела себя, как обычно. Вот он вошел в театр, поднялся по лестнице и заперся в своей комнате. Сана слышала, как он открыл портфель, зашуршал содержимым. Затем опустился на стул и сказал для нее:

– Уголек, у нас получилось. У нас куча денег!

Сана находилась двумя этажами ниже, но услышала послание.

Вечером директор мясокомбината приехал домой, немного уставший, как всегда с пакетом мясных деликатесов.

– Тебя отпустили! – встретила его радостная жена. – Взяли деньги – и проблем не будет, да?

– Какие деньги? – нахмурил брови Курашвили.

– Все, что у нас были. Я Грише отдала, как ты велел. – Она показал пустой тайник.

– Какому Грише? – взревел обманутый директор.

Когда он разобрался в произошедшем, то готов был выкинуть жену с балкона. Испуганная женщина клялась, что слышала именно его голос, а не перезванивала, потому что он сам так велел. На ее предложение, сообщить в милицию, прозвучало такое громогласное «дура!», что ругань услышали все соседи. Побуянив, Курашвили напился с горя и бухнулся на диван. Жена суетилась над мужем, предлагая воду и таблетки, а он рычал на нее, пока не захрапел.

Сана в деталях пересказывала семейный скандал Антону. Они специально гуляли в около дома Курашвили, чтобы узнать, какие их ждут последствия.

– Пронесло! – радовался Самородов. – Я же сказал, он не заявит, потому что сам вор. Мы богаты, Уголек!

Антон радовался деньгам, а Сана млела от того, что парень обнимал ее во время прогулки, ведь они изображали влюбленных. Приходилось ли ему играть эту роль, она не задумывалась, ей притворяться не требовалось. Девушка впервые в жизни влюбилась.

Сана понятия не имела, какая сумма досталось Самородову, делиться с ней он не спешил.

– Сразу тратить деньги нельзя, могут заподозрить, – объяснял он. – В сберкассу понесешь, появятся вопросы, откуда у уборщицы столько бабла. Где ты будешь их хранить, в коробке под кроватью? А я пущу бабки в дело. Закуплю японские кассеты, запишу «ABBA», Маккартни, «Queen» и толкну через проводников. Деньги вернуться с прибылью, вот увидишь!

Сана не возражала, она полностью доверяла Антону. Одинокая девушка добилась большего, чем деньги – Антон стал для нее близким другом, их объединяла общая тайна. Связь они не афишировали. Самородов украдкой подмигивал ей, если пересекался в театре, и уходил к себе. Он был в восторге от ее дара слышать через стены и часто звал ее к себе, произнося заклинание:

– О, вездесущий Уголек, явись передо мной, как снег зимой!

Она прибегала в звукооператорскую, убеждалась, что это игра, и отчитывала:

– Я не могу быть вечно настроенной на твою волну, это утомляет.

Он весело кружил ее, обнимал сзади, тыкался носом в шею и шептал:

– Ты обалденная, ты – чудо!

В такие минуты девушку покидала усталость, она таяла от нежности.

Антон, как и обещал, подарил ей фирменные джинсы. Раньше у Саны не то, что джинсов, даже брюк никогда не было, в селе это было в диковинку. Попав в город, она смотрела на девушек в джинсах, как на явление из другого мира, а теперь сама могла щеголять по улицам и чувствовать на своих ножках мужские взгляды. С ней даже пытались знакомиться, но все рушилось, как только видели ее лицо.

– Внешность – обман, – заявлял Антон и однажды затащил ее к своему парикмахеру.

Сану удивило, что парикмахером оказалась не брезгливая тетка, а вертлявый парень с цепочками на шее и запястьях. Он быстро оценил ее проблему, похвалил качество и длину волос, форму ушей и принялся за дело с загадочной фразой: «мы сфокусируем внимание на лучшем». Стрижкой дело не ограничилось, мастер подобрал для нее модные аксессуары.

И девушка преобразилась. Несимметричная прическа с открытым левым ухом и длинной челкой, прикрывающей правую половину лица, кардинально изменила ее образ. Открытое ухо украшала блестящая сережка с вычурными висюльками, которые играли при малейшем движении и притягивали взгляд. Новый облик дополняли солнцезащитные очки, облегающие лицо. Вместе с челкой очки полностью закрывали шрам.

Сана забыла, что раньше ненавидела зеркала и предпочитала перемещаться по улицам в темное время суток, неизменно склонив голову. Теперь она могла смело смотреть в глаза прохожим, а ее встречи с Антоном больше не ограничивались звукооператорской кабиной и ее подсобкой, он не стеснялся появляться вместе с ней в людных местах.

Однажды они попали под ливень. Пока бежали по лужам под арку, по-детски смеялись, а когда оказались в укрытии, веселость вдруг исчезла с лица Антона. Он избегал смотреть девушке в глаза и не пошутил про мокрую блузку, которая разом стала прозрачной. Сана провела рукой по влажной голове и все поняла: волосы превратились в тонкие сосульки и не прикрывали ее уродства. Сказка закончилась, принцесса превратилась в золушку.

По улице промчался легковой автомобиль, прорезав шинами следы по луже. Дама на пассажирском сиденье с усмешкой наблюдала за промокшей парочкой.

– В машине прическа не портится, – пробормотала Сана.

– Да! – с неожиданным энтузиазмом отреагировал Антон. – Вот бы мне купить «жигули». Я тут приценивался. Если еще раз потрясти кого-нибудь подобного Курашвили…

Горящие глаза Антона вновь излучали энергию, он смотрел в лицо Саны, не опускал взгляд и увлеченно рассказывал про начальника Горпромторга товарища Усольцева. Антон уже многое выяснил – узнал его телефон и домашний адрес. Знает, как зовут его жену – Валентина Ивановна, и даже собаку – Гамма. Усольцев тот еще тип. Он десять лет на высокой должности, наверняка получает взятки и прячет денежки на черный день. Этот черный день ему и надо устроить. Сане осталось только подслушать голос Усольцева, его манеру общения с супругой и все – можно звонить ему домой, пугать жену и ехать за деньгами. Если все получится, а Антон в этом уверен, он купит машину, тогда никакой дождь и снег им не страшен.