Улица, на которую я приехал, была тихой, зеленой. Миновав георгианские особняки, белевшие сквозь деревья, я направил автомобиль к раздражающе-современному многоквартирному дому, возвышавшемуся за ними. Построенный в семидесятых годах, десятиэтажный Бэллэрд-Корт, казалось, весь состоял из бетонных углов, и в его тонированных окнах словно в дымке отражалось вечернее небо. Я слышал, что дом считается одним из классических примеров бруталистской архитектуры, и я в это верю. Нечто брутальное в нем определенно есть.

Я притормозил у ворот и вставил карточку в слот. Пока ворота медленно открывались, я глядел на зазубрины балконов и не сразу заметил, что Рэйчел смотрит на меня.

– Что?

– Ничего, – отозвалась она, но губы ее кривились в легкой улыбке.

Заехав в ворота, я опять притормозил, давая открыться автоматическим воротам подземной парковки, и только одолев все эти рубежи, попал на отведенное мне стояночное место.

Мне уже пришлось раз получить сердитое письмо от управляющей конторы, когда я по ошибке поставил машину на чужое пространство. Меня предупреждали, что подобных нарушений здесь не потерпят. Бэллэрд-Корт отличался строгими правилами.

На лифте мы поднялись на пятый этаж. Вообще-то у главного входа находился ресепшен с дежурным консьержем, но, поскольку на парковку попадали по пропускам только жильцы, лифты миновали этот барьер, доставляя пассажиров прямо к квартирам. Двери раздвинулись, выпуская нас в просторный холл, по периметру которого темнели расположенные на изрядном расстоянии друг от друга дубовые двери с номерами квартир. Все это напоминало гостиницу, а постоянно витавший в холле мятный аромат усугублял ощущение.

Наши шаги по мраморному полу отдавались от стен гулким эхом. Отворив тяжелую дверь, я пропустил Рэйчел вперед. Дверь закрылась за нами с мягким, солидным щелчком. Выстеленный ковром коридор вел в просторную кухню, а уже из нее, пройдя под аркой, можно было попасть в столовую-гостиную. Ее пол покрывал тот же ковер, что и коридор, хорошо гармонировавший по цвету с терракотовой плиткой в кухне. На стенах висели абстрактные полотна, а в обтянутом кожей диване можно было буквально утонуть. По всем меркам, эта квартира была прекрасна, на порядок круче той, в какой я жил прежде.

Я ненавидел ее.

Конечно же, все это устроил Джейсон. Один из его больничных коллег уезжал на полгода в Канаду и не хотел оставлять дом без присмотра. К тому же он не желал сдавать квартиру через агентство – и, поскольку я (весьма неохотно) искал, куда бы съехать со старой квартиры, Джейсон предложил нам оказать друг другу услугу. Аренда стоила на удивление недорого – хотя Джейсон категорически все отрицал, подозреваю, он вносил в нее определенную лепту.

Даже так я испытывал сильные сомнения до тех пор, пока на чашу весов не легло появление в моей жизни Рэйчел. Оставаться в моей старой квартире опасно, настаивала она. Однажды на меня там уже напали и едва не убили. Неужели я и дальше буду из-за своей дурацкой гордости и упрямства игнорировать советы полиции?

Я не знал, что возразить ей.

Несколько лет назад Грэйс Стрейчан напала на меня с ножом и оставила истекать кровью на пороге моего собственного дома. Буйная психопатка, которой в голову втемяшилось, будто я повинен в смерти ее брата, она исчезла после нападения, и с тех пор никто ее не видел и о ней не слышал. Потребовалось много времени, чтобы зарубцевались шрамы, особенно те, что на психике, но постепенно я убедил себя в том, что опасность миновала. Хотя, конечно, трудно было поверить и в то, что человек с нестабильной психикой мог оставаться непойманным так долго – если, конечно, ей кто-нибудь не помогал. В общем, я решил, что Грэйс Стрейчан мертва или, по крайней мере, уехала за границу. Куда-нибудь, где она не представляет угрозы.

В начале года, когда я работал на расследовании убийства в Эссексе, полиция, прибывшая ко мне домой по вызову о попытке взлома, обнаружила на двери отпечаток ее пальца. При этом неизвестно, как долго отпечаток там оставался. Вероятно, его просто не заметили после нападения на меня. Однако не исключалось, что Грэйс вернулась, чтобы завершить начатое.

Даже тогда я не желал переезжать. Нет, я не так сильно привязался к этой квартире: из всех связанных с ней событий в памяти сохранилось только покушение Грэйс и не слишком удачная любовная связь. Просто хотелось если и переезжать, то на своих условиях.

Этот же переезд напоминал бегство.

Убедили меня в конце концов не рекомендации полиции и даже не инстинкт самосохранения. Лишь то, что в данной квартире начала довольно часто оставаться на ночь Рэйчел.

Теперь я рисковал не только своей жизнью.

Поэтому я переехал в Бэллэрд-Корт, на адрес, по какому не был прописан, в дом, системы безопасности которого, автоматические ворота и подземная парковка получили одобрение Рэйчел и полиции. Если бы Грэйс Стрейчан вернулась, каким-то образом узнав, что я жив, ей пришлось бы изрядно постараться, чтобы отыскать меня, не говоря уже о том, чтобы подобраться ко мне поближе.

Впрочем, если не считать злосчастного отпечатка пальца, никаких признаков ее существования не было. Полиция продолжала следить за моей пустой квартирой – пустой потому, что у меня не было ни малейшего желания продать ее или сдать в аренду, пока существовал хоть малейший шанс того, что она вновь станет целью нападения. Впрочем, по прошествии нескольких недель численность патрулировавших там полицейских снизилась до минимума. К этому времени я решил, что тревога была ложной, и начал уже строить планы возвращения туда сразу, как мое проживание в безопасном, но бездушном Бэллэрд-Корте завершится. Однако Рэйчел я об этом пока не говорил, полагая, что успеется. Не хотелось испортить нашу последнюю ночь.

Это сделали и без моего участия.

Телефон зазвонил, когда мы готовили обед, притворяясь, будто ей не улетать завтра утром. Вечернее солнце светило в окна, отбрасывая длинные тени и напоминая нам о том, что лето прошло. Я покосился на Рэйчел. Я не ждал никаких звонков и не знал никого, кто мог бы звонить вечером в воскресенье. Рэйчел приподняла брови, но не говорила ничего, пока я не взял свой мобильник. На дисплее высветилось имя: «Шэрон Уорд».

Я снова повернулся к Рэйчел:

– Это по работе. Мне не нужно отвечать.

К уголкам ее глаз сбежались тонкие морщинки, но выражения самих глаз, когда она отворачивалась, я прочитать не сумел.

– Думаю, нужно, – сказала Рэйчел.

Большинство людей считают мою профессию странной. Даже жутковатой. Я провожу с мертвыми не меньше времени, чем с живыми: изучаю последствия процессов разложения и гниения, чтобы идентифицировать останки и понять, что привело их к подобному состоянию.

Вызвать меня на такую работу могут в любое время суток, поэтому, едва увидев на дисплее фамилию Уорд, я сразу понял, что это означает. В нашу первую встречу, когда часть тела подбросили в буквальном смысле этого слова к моему порогу, Уорд занимала должность детектива-инспектора. Но с тех пор ее повысили до старшего детектива-инспектора, и возглавляла она теперь один из столичных отделов расследования убийств.

И если Уорд позвонила вечером в воскресенье, то уж никак не для того, чтобы просто поболтать.

Кстати, вот отличная иллюстрация моей самонадеянности: у меня не мелькнуло ни малейшей мысли насчет того, что это как-то связано с моей безопасностью. А ведь несколько месяцев назад именно Уорд сообщила мне, что отпечаток пальца на моей двери принадлежит Грэйс Стрейчан. С тех пор мы встречались с ней несколько раз – она информировала меня о ходе поисков местонахождения женщины, которая пыталась меня убить. Они, правда, ничего не дали. В общем, я даже не сомневался в том, что Уорд не может звонить мне иначе как по работе.

Так оно и было. На чердаке заброшенной больницы в Блейкенхите на севере Лондона обнаружили труп. Старой больницей не пользовались уже много лет, если не считать бомжей и наркоманов. Неопознанные останки пролежали там, похоже, долгое время, и их состояние требовало оценки эксперта-антрополога. Раз уж так произошло, не мог бы я подъехать и посмотреть?