За кованными решетками синели сумерки, далекими огнями спешили украситься сторожевые башни. Ниротиль взглянул в сторону ведра для телесных нужд, находящееся точно в противоположном углу комнаты, и тяжело вздохнул.
Если ему повезет, он справится с этой непосильной задачей за полчаса, но после уже доковылять до Наместника Флейи вряд ли сможет.
***
Дека Лияри ничуть не оскорбился на появление своего гостя все на тех же носилках. Вблизи оказалось, что Наместник еще очень молод — не старше самого полководца. Он с неподдельным интересом вгляделся в лицо Лиоттиэля.
— Значит, передо мной один из четырех великих полководцев Элдойра.
— Не разочаровывает зрелище? — не смог удержаться Ниротиль. Дека Лияри развел руками.
— Флейей тоже правил мой многомудрый тесть, и тем не менее, его сменил я. Вы поспешили покинуть белый город. Вам сейчас все еще нужен врач и уход.
— Правитель отправил меня с заданием.
— Извольте, если вы себя не жалеете, это ваше право. Но на вас полагаются те, кто от вас зависит. Соратники. Ваша женщина.
— Мы еще не женаты, — вырвалось у полководца, и Дека Лияри вскинул брови.
— Она в трауре, я заметил.
— По отцу. Мы должны пожениться, когда приедем в Мирмендел.
Дека вздохнул, склонил голову набок.
— Боюсь, вам придется остаться холостяком в таком случае. В Мирменделе вы не найдете ни одного Наставника, который мог хотя бы молитву прочитать. Единственное место, где вы можете пожениться, это здесь, во Флейе.
Ниротиль, уже привыкший к тому, что память его подводит, на остроту ума, к счастью, не жаловался. Перед его мысленным взором упал целый список причин, по которым богословы Элдойра отсутствуют в Мирменделе. Были ли они там вообще? Уехали сами или пали жертвой язычников? Взяты в заложники?
Дека Лияри смотрел на полководца с нечитаемым выражением в светлых, спокойных глазах.
— Если хотите, я сам подтвержу ваш брак, — предложил он, — за этим предложением не стоит ничего, кроме следования обычаям гостеприимства. Флейя сохраняет свой нейтралитет.
— В чем причина? — сухо осведомился Ниротиль, из последних сил стараясь хоть как-то приподняться на носилках. Он ненавидел быть в уязвимом положении перед собеседником. Наместник развел руками.
— Элдойру нет веры. Ничего нового. Так что, мастер войны, готов ли ваш брачный контракт? — Дека, окинув его пристальным взором, усмехнулся половиной рта, — звать невесту и свидетелей?
Ниротиль коротко выдохнул и кивнул. А что ему оставалось?
Не так это должно было быть. Как в первый раз вряд ли возможно, но все же, вот так, в дороге… было бы так, как с Мори. Они были много лет близки, а день свадебных обетов запомнился обоим. Ее розовое платье с аляповатыми цветами на шлейфе. Расписанные по сабянскому обычаю руки. Тафта нижних юбок, в которой оба путались, запах ореховой скорлупы от волос. Бессмысленные вздохи и тихие стоны, запах ее смуглой кожи, вкус ее слез, падавших на его грудь, когда она плакала в его руках от счастья, и плакал он — наконец-то, наконец-то вместе!
Хотелось бы забыть. Помнить другое. Помнить ее растерянный и злобный взгляд, когда она явилась к нему, замершему на пороге смерти, утирая сухие глаза, то и дело оглядываясь на дверь — где стояли Линтиль и Ясень, спиной к супругам.
Помнить не ее свадебный венок, а то, какое немыслимое отвращение было на ее лице, когда она увидела его ногу в лубке. Не помнить шепота о любви, которым она сводила его, семнадцатилетнего, с ума. Не помнить бьющегося на ветру красного платья, когда она убегала от него в виноградниках — где он впервые настиг ее, и где они остались друг с другом как мужчина и женщина, первые друг у друга…
Хотелось бы забыть. А не забывалось.
========== Под открытым небом ==========
В дрожащем весеннем воздухе сложенные из розового гранита стены и дома Мирмендела казались чем-то, больше похожим на сон. Сладкий запах цветущей вишни заполнял пространство. Яблони щедро осыпали белыми и голубыми лепестками всех, подъезжавших к древнему городу.
Царство Мирем, может, и было повержено столетия и даже тысячелетия назад, но народ миремов жил. Ничто не напоминало о том, что меньше года назад по здешним просторам пронеслась война.
«Мы не дошли сюда, — напомнил себе Ниротиль, — они сдались. И что же? Победители зализывают раны по норам, подыхая от голода, а проигравшие пашут поля и поют песенки». В самом деле, над пашней звенели в рассветном воздухе нежные напевы — девушки засевали последние ряды глинистой земли. Кое-где уже торчали пожухлые вялые ростки подсолнечника и кукурузы. Плодородием поля южан не отличались.
Ниротиль присмотрелся, прищурившись. То ли разлитое в воздухе весеннее тепло делало его благодушным, то ли исцеляла дорога. Он уже мог сидеть сам без поддержки, хоть и недолго, и наслаждался этим выстраданным счастьем. А уж возможность видеть над собой переменчивое небо югов, а не обшарпанный госпитальный потолок, была бесценна.
Настроение улучшалось. Одно только тревожило и заставляло печалиться.
Верхом на караковой кобыле рядом ехала его жена, Сонаэнь Орта. Десятью днями ранее он принес брачные обеты и поставил подпись под контрактом, а Дека Лияри заверил печатью Хранителя добровольное согласие обоих супругов. Ниротиль так и не услышал голоса своей невесты, когда она подтверждала свое согласие стать его женщиной — колыхнулась сплошная серая госпитальерская вуаль, и чуть дрогнули судорожно сжатые руки.
Вот уже десять дней он периодически ловил себя на приступах любопытства. Как она выглядит? Хороша ли собой? Как звучит ее голос? Своей кобылкой она правила столь же умело, как любая кочевница-кельхитка из степей Черноземья. Чем дальше на юг они уезжали, тем меньше вокруг становилось лошадей. Много больше было ослов и запряженных в сохи угрюмых волов. Настороженные взгляды все чаще сопровождали прибывших. Пока без особой враждебности, но с острым любопытством.
Ниротиль разделся до рубашки, но ему все равно было очень жарко. Девушки даже не пытались обмахиваться веерами, что были заткнуты за пояса у каждой: движения рук только заставляли их сильнее потеть под плотными платьями. Полководец хотел уже посоветовать им раздеться, но вовремя вспомнил о строгих правилах госпитальеров.
«Ничего! Строгость меркнет в Мирменделе, — утешал его Наставник Гана, когда открылась принадлежность леди Орты к госпитальерскому ордену, — хотя и отрадно, что ты, не глядя, выбрал себе опытную сиделку». Ниротиль в этом уверен не был. Его воротило от всего, что напоминало о необходимости лечения. Да и въезжать в столицу побежденного царства он предпочел бы не полулежа на телеге, а верхом на горячем скакуне, с обнаженным мечом и щитом, с которого стекает кровь врага.
И все же, впервые, хоть и не по своей воле, становясь обычным путником, полководец многое заметил из того, что от самых зорких глаз воина-захватчика непременно ускользало. Он чувствовал вокруг себя мирную жизнь.
Раскрашенные розовой глиной и индиговыми узорами стены северного Мирмендела казались запечатанными воротами в райский сад, особенно на фоне облупленных известковых стен хижин бедняцкого городка. Очевидно, именно по предместьям пришелся первый удар преследующих штурмовых войск Элдойра. Лиоттиэль потер ноющее левое запястье. Он боялся и думать о том, что довелось пережить бедным горожанам. В погоне за трофеями и местью сюда дошли после отбитой осады лишь самые отпетые убийцы.
