— Вряд ли вас смутит внешность Лораса, если ваш рыцарь-защитник Сандор Клиган, — высказалась леди Оленна, останавливаясь, чтобы попрощаться. Санса покачала головой.

— Он не рыцарь, — тихо сказала она вслед леди Тирелл.

Прогуливаясь в одиночестве по расцветающему саду в сопровождении своего бессменного телохранителя, Санса размышляла о том, что слишком много в ее будущей жизни зависит от случайностей. И от того, чего еще не произошло. Если оно произойдет.

Если Тирион действительно сместит Дейенерис. Если Джон не вступится за нее — она знала, что убедить его будет непросто. Если Ланнистер не опередит ее и не выдаст Мирцеллу за Лораса. Хотя, как прекрасно знала Санса из своего опыта, многие браки оказываются на редкость недолговечными.

В отличие от тайных или запретных союзов. Она полуобернулась, улыбаясь Псу.

— Сорвите мне несколько веток мимозы, Сандор. Я хочу украсить альков кровати чем-нибудь золотым. Сегодня мы играем в кайвассу с лордом Десницей.

— Этот Бес, — прорычал себе под нос Клиган, топая через клумбы к указанному растению, — это?

— Нет-нет, что вы делаете! Сломаете всю! Небольшие. Вы ходите прямо по тюльпанам.

Она присела перед поникшими цветами и потрогала их лепестки. В детстве она иногда дула на них, мечтая облегчить их боль, когда ее братья ломали стебли. Пёс возвышался над ней, сжимая и разжимая охапку желтых мимоз в своих громадных ручищах.

— Я хочу тебя обнять, — пробубнил вдруг он, — и гулять с тобой под руку хотя бы иногда. Полдня вижу только твою задницу. И то она под юбкой.

Санса тихо прыснула, оглянулась вокруг, вставая и быстро даря своему защитнику невинный поцелуй в обгорелую щеку.

— Верьте мне, Сандор, — тихо сказала она, глядя ему в глаза, — такое время наступит. А обнять меня вы можете вечером.

Она принюхалась к мимозам в его руках.

— Хорошо, что я не цветок, — добавила Санса, — я не сломаюсь.

*

Многие великие Дома содержали свои собственные темницы во дворце. Это не было секретом ни для кого. Дворцовое правление философски относилось к тому, что с утра повздоривший с супругой лорд мог заточить в темницу свою жену, а вечером оказаться в ней сам. Королевские подземелья едва не навек покрыли себя дурной славой при Безумном Короле, и вновь наполнились криками несчастных жертв во время правления Серсеи.

У Ланнистеров своих темниц во дворце не было никогда. Поэтому Бронн Черноводный находился именно в подземелье, где еще не закончили убирать последствия опытов Квиберна, и где с потолка подкапывало, а по углам копошились лягушки и крысы.

На Тириона он зла не держал: тот желал лишь проучить свою племянницу, перешедшую границы вольности. На Мирцеллу обижаться было тем более невозможно. Досадовал Бронн исключительно на себя.

Благородные леди — не чета потаскушкам из таверн. Даже пьяные благородные леди. Пьяненькая Мирцелла Баратеон, усевшаяся ему на колени и лепечущая что-то о том, что назначает его своим рыцарем, была тем еще испытанием на стойкость, но Бронн прошел его достойно.

— Вы еще дитя, миледи, — усмехаясь, сказал он ей, глядя в ее беспечные, чуть косящие зеленые глаза, горящие жаждой познания, — скоро вы выйдете замуж, и у вас будут настоящие рыцари.

— Как мой отец? — она вдруг тоже усмехнулась, глядя на него сверху вниз и обнимая за шею.

— Король Роберт…

— Сир Бронн, мы оба знаем. К чему это? Я говорю о Джейме, — она наклонилась и ее волосы упали ему на лицо, пахнущие ароматическими маслами и цитрусом.

Железнорожденные не могли не считаться со статусом пленницы, и Аша все-таки выделила ей каюту, изгнав в трюм кого-то из команды. Плохо было то, что наверху страшно качало, и, помимо скрипа всех деревянных частей, мебели, на каждой следующей волне Мирцеллу и Бронна подбрасывало, как на качелях, а затем вжимало друг в друга силой тяжести.

Бронн был сама сдержанность. Видение собственной головы, отсекаемой мечом неумехи Мормонта, здорово отрезвляло.

— Вы дружны с Джейме, — нежно продолжала Мирцелла, — я надеюсь, вы не расскажете ему?

— О чем? — Бронн ожидал чего-то в этом роде, когда Мирцелла наклонилась и легко поцеловала его в щеку.

— Об этом, — она обняла его шею сильнее и устроила щеку на его макушке.

Поглаживая ее обнаженную тонкую руку, лежащую на его груди, своими грубыми, привыкшими к оружию пальцами, Бронн пытался вспомнить, когда ощущал прежде что-то подобное. Наверное, лет в тринадцать, когда девочка, которая ему нравилась, задрала юбку… нет. Не из той истории.

— Я совсем не хочу возвращаться в Вестерос, — продолжила заплетающимся языком Мирцелла, — я никого не знаю там, а тех, кого знаю — не люблю. Только Джейме и дядю Тириона. Я не хочу выходить замуж в Вестеросе.

Она подняла голову, совершенно опьяневшими глазами уставилась на мужчину и соблазнительно улыбнулась.

— Только не говорите моему отцу…, но мы кое-что делали в Дорне, я, леди Эдрия Мартелл и Тристан…

Она наклонилась к его уху, зашептала, и лицо Бронна вытянулось.

«Ланнистеры. То ли проклятое семя, то ли золоченые развратники».

— В Хайгардене принято провожание, — сказал он, когда девочка, хихикая, отодвинулась от его уха, — просто, чтобы ты знала, миледи. Такие вещи выясняются и выплывают наружу.

Она отмахнулась, прикрывая глаза.

— Это легко поправить. Меня научили.

— Многому, должно быть, любопытному тебя научили, — проворчал Бронн, пытаясь избавиться от веса ее тела на своих коленях, ставшего вдруг еще более опасным.

— Есть кое-что, чего я не умею, — чистосердечно вздохнула Мирцелла, грустно потупляя глаза, — и хотела просить вас, сир Бронн, показать мне кое-что.

«Джейме, Вдовий Плач, мои яйца с членом в моей глотке. Тирион, криворукий Джорах Мормонт, моя голова на пике. Я не буду с ней спать».

— И чему же ты хочешь, чтобы я тебя научил?

— Я не умею заплетать волосы, — едва слышно произнесла Мирцелла, от стыда не поднимая лица, и на руку Бронна упало три горячие слезинки.

…Простонародная прическа из двух кос, закрепленная шнурками из его дублета, заставляла рыцаря удивляться своим скрытым талантам. Он смотрел на локоны золотистых волос, выбивающиеся у девушки на висках, и пытался вспомнить мать. Прикорнувшая у него на плече Мирцелла спала счастливым сном, укутанная в лазурное парчовое покрывало из ее сундука. Бронн смотрел в потолок над собой, на тени, что отбрасывал качающийся фонарь на крюке, и слушал шепот волн.

Он почти никогда не мечтал. С тех пор, как ему исполнилось двенадцать, жизнь была переполнена суетой, спешкой, сотней необходимых дел, потребностями, долгами и отдачей долгов. Мечтать стоит лишь о несбыточном, не так ли? Были планы, цели, желания, но мечтать он разучился.

До этой ночи ему так казалось. С Мирцеллой, сладко спящей на его плече, Бронн мечтал, улыбаясь, как дурак. Он представлял себе пляж, залитый солнцем, и ее, в прозрачных шелках бегущую от него к раскидистым деревьям, за которыми плавилось в море закатное солнце. Днем они плескались в море, собирали ракушки, строили крепости из песка и наблюдали за крабами, боком опасливо уползающими под камни. А ночью любили друг друга, каждый раз, как в первый, каждый, как в последний, под песню волн и под сиянием звездного неба.