— Ну… гм, я как-то не подумал, — оправдывался ящер.

Туннель расширился, вытекая в огромную пещеру: ни сводов было не разглядеть, ни стен не видно. Только странное мерцание наполняло пространство. Тускло поблескивала черная вода, и на ее поверхности мелькали отражения сотен крошечных огоньков.

— Я называю это озеро Звездным, — сказал Левиафан. — Мы с родителями часто поднимались по ночам со дна океана, чтобы полюбоваться ночным небом. Оно завораживало и влекло: созвездие Бескрылого Ящера, потерявшего крылья в схватке с детьми богов; созвездие Трех Мстительных Рептилий, разрушивших Небесный Город; созвездие Сети Ловчей, раскинутой через половину южного неба, в которой запутались Тритоны, посланные сразиться с Хозяином Морской Бездны…

Левиафан прекратил грести, и плеск волн вокруг его грузных медно-панцирных боков постепенно стихал.

— Драконьи легенды, — задумчиво произнес Айхе. — Мама рассказывала историю о Бескрылом Ящере, которому жестокие дети богов отрезали крылья в отместку за непослушание…

— Раньше боги не гнушались человеческих женщин, и от этих союзов рождались дети: совсем как люди, только сильнее, выносливее, красивее людей и, к тому же, наделенные колдовской силой. Двое таких полукровок, Орфос и Аген, сыновья морского чудовища Идаатмоана, славились тем, что в их волшебные силки могло попасться любое, даже самое могучее животное. Они все усовершенствовали и усовершенствовали свое творение, ослепленные успехом и властью над жертвами. Многих они поработили, опутывая колдовскими чарами с помощью амулетов, многих непокорных покалечили. А однажды в их силки угодил гигантский Ящер: он был такой древний, что сквозь его шкуру местами проросли деревья, между когтями бугрились россыпи самоцветов, а спина покрылась окаменевшими породами, в которых светились жилы золота. Многие думали, будто Ящер этот тысячелетиями дремал под горой Фаарен и пробудился от землетрясения. Орфос и Аген пришли в восторг от своей добычи. Они скалывали самоцветы с драконьих лап и выковыривали золото, не обращая внимания на болезненный рев Ящера, а когда тот, призвав на помощь первозданные силы из земных недр, повредил колдовские силки и попытался взлететь, они отрезали ему крылья и бросили в море — из них впоследствии другой сын богов, Утмо Серебряный, сплел Ловчую Сеть, чтобы выловить их пучины всех левиафанов. А Бескрылый Ящер оттолкнулся от земли и звездами рассыпался по небосводу, где и сияет до сих пор. У нас в океане, среди левиафанов, существует поверье, будто его могут призвать на помощь все несправедливо униженные драконы. И тогда он спустится с неба и отомстит за причиненное зло.

— Только боги уже отомстили, — сказал Айхе.

— Потрясенные жестокостью своих детей, они убили их всех и лишили человеческий род колдовских сил — навеки.

— Потрясенные жестокостью? — Гвендолин не поверила собственным ушам. — Мы говорим об одних и тех же богах?

— Нет, — Айхе мотнул головой. — Мы говорим о древних. О создателях мира, о сердцевине, которая питает наш мир колдовством и без которой он превратился в… наверное, в подобие твоего мира.

— Значит, языческие боги…

— …это не Перворожденные, не те, кто стоял у истоков. Это, скорее, самопровозглашенные правители, дорвавшиеся до волшебства, власти и почестей с помощью грабежа и коварства. Зажравшиеся управленцы, которых Перворожденные оставили вместо себя следить за порядком. Отсюда и их ненависть к человеческому роду: помня об ошибках богов, они отравили мир колдовским мраком, превращающим людей в крыс. Высасывая души, этот мрак делает из людей шша, и изменения, к несчастью, необратимы. Языческие правители боятся полукровок, боятся потерять власть, не желают делиться колдовской силой с людьми.

— А Кагайя? Она тоже полукровка?

Айхе пожал плечами:

— Она тщательно бережет свою тайну, но я подозреваю, родиться полукровкой — не единственный способ заполучить чародейский дар. Некоторые артефакты, оставленные Перворожденными, помогают людям сохранять человеческий облик…

— Кочевники, о которых все говорят…

— …владеют парой таких амулетов, это правда. А ещё существуют обряды… достаточно мерзкие, но действенные. Кагайя несколько раз обмолвилась, — Айхе понизил голос, хотя подслушать его посреди огромной пещеры, да еще в центре подземного озера, было некому, — будто огромную колдовскую силу может дать сердце, добытое с помощью страшных чар.

— Цирцея! — встрепенулась Гвендолин. — Когда я пряталась под столом, она сетовала на дурость своей сестры: мол, отдала дракона на растерзание, а могла бы… сейчас вспомню дословно: «выдернуть сердечко — это же какая силища!»

— Вот-вот, — помрачнел Айхе. — Хвала небесам, что это не пришло Кагайе в голову.

— Но у нее на каминной полке я видела сосуд, — Гвендолин передернуло, — с сердцем.

— Я тут ни при чем. Мое при мне, — Айхе нервно усмехнулся.

— Смотрите! — с благоговением произнес Левиафан, вытягивая вверх необъятную шею. — Вот оно, Звездное озеро.

Намеренно или нет, желтоватые отблески левиафановой чешуи угасли; густой пар, валивший из горячей драконьей глотки, перестал пропитываться их сиянием, и подземный мрак навалился на плывущих всей своей тяжелой, леденящей массой. Вслушиваясь в пронзительную тишину, дыша сырым туманом, Гвендолин запрокинула голову. И утратила дар речи. Одна за другой на необозримо высоких пещерных сводах вспыхивали искры: янтарно-золотые, будто капли смолы, гранатово-бордовые, словно брызги крови, небесно-голубые, точно подтеки ангельских слез. Они сияли ярче звезд и причудливо переплетенными волокнами расходились от центра. В мгновение ока верх и низ поменялись местами, и вот уже не огни мерцали в головокружительной высоте, а она, Гвендолин, застыла над бездной в затяжном падении, охваченная экстазом и ужасом, не чувствуя навернувшихся на глаза слез.

Айхе занимали куда более прозаические вещи. Левиафан неспешно курсировал вдоль крошечных островков, из которых — о чудо! — выпирали корявые деревья с жухлой листвой. Ветки их простирались так далеко, что достаточно оказалось протянуть руку, как в ладони очутился увесистый плод. Обнюхав, Айхе впил в него зубы и набил рот сочной, хрустящей мякотью.

— Бо-о-оги, — блаженно застонал он, растекаясь от наслаждения по драконьей спине. — Это самое чудесное яблоко, которое я когда-либо ел!

Гвендолин отвлеклась от созерцания пещерных сводов.

— Яблоки? Под землей?

— Не знаю, но вкус просто божественный. Хочешь?

— Это запретный плод, — лекторским тоном поведал Левиафан.

Айхе повертел обкусанное яблоко в руке, нахмурившись.

— Какой ещё запретный плод?

— С дерева соблазна. Никогда не слышал? Оно растет даже в морских гротах.

— Гм, — признать за собой пробел в знаниях? Да ни за что. Лучше гордо смолчать.

— Есть яблоки с дерева соблазна не слишком умно, — подчеркнул Левиафан.

— Это почему же? — фыркнул Айхе, однако делать очередной укус повременил.

— Можно чем-нибудь соблазниться.

Айхе рассмеялся.

— Я уже соблазнился всем, чем мог, — весело заявил он и хрустнул яблоком.

— С помощью этих плодов человеческие женщины обольщали богов в древние времена. Не все девушки были достаточно привлекательны для союзов с Перворожденными, а заполучить чуточку волшебства для будущих детей мечтали многие. Когда боги прознали о преступных уловках смертных, они искоренили деревья соблазна по всей земле, и тогда люди с помощью колдовства, разумеется, научились выращивать их под землей и даже в морских глубинах. На твоем месте, щусенок, я был бы осторожнее с этим… фруктом, — голос у Левиафана дрожал от едва сдерживаемого смеха.

— Тьфу! — Айхе со злостью отшвырнул недоеденное яблоко.

Озера сменялись туннелями, туннели — озерами, а Левиафан все плыл и плыл. На его горбатую спину накатывали холодные волны, а сияние подземных звезд, сохранившееся теперь лишь в воспоминаниях, наполняло душу благоговейным трепетом и тихим восторгом.