— Госпожа! — Это мчался, спотыкаясь, путаясь в ослабевших от ужаса ногах и размахивая руками, Коган. По его побагровевшей физиономии градом катился пот, глаза выперли из орбит.

— В чем дело? — не теряя хладнокровия, Кагайя обернулась.

— Там! — не добежав до нее метров тридцать, Коган, задыхаясь, согнулся в три погибели и уперся ладонями в колени. — Там! — выдохнул он и махнул рукой назад. — Там демон!

— Чего? — Лицо у ведьмы почернело, как туча. Она с ненавистью зыркнула на Айхе. — Я лично обновляла многовековую защиту: дух зла не может вторгнуться на территорию замка.

Но тут еще двое слуг показались на главной парковой аллее и с воем устремились к замку.

— Демон! — орали они в перерывах между бессвязными воплями и подвываниями. — Демон вошел в ворота!

— Это ты притащил на хвосте какую-то мерзость! — рявкнула Кагайя, налетев на Айхе. Тот отпрянул, вздернул подбородок и вернул ей негодующий взгляд с процентами:

— Я же предупреждал!

— Да лучше бы ты башкой своей дурной думал! Не мог сбить со следа?

— Как будто Цирцея не знает, откуда я явился.

— Заманил бы в горы, устроил обвал — избавился от чудовища! Тебе впервой, что ли?

— А вы дали мне время? — Красный от досады, Айхе едва сдерживался, чтобы не заорать в полный голос.

— Слушай меня, — Кагайя нависла над ним и ткнула пальцем ему в нос: — Внимательно слушай. Если это паскудство все здесь разгромит, я собственноручно сделаю из твоей драконьей шкуры чучело, набью сеном и приколочу над камином, понял? Всякому терпению приходит конец.

— Понял, — огрызнулся Айхе.

— Тогда пошли, встретим гостя. Прямо сгораю от любопытства: с каких пор Цирцея помыкает демонами?

Звеня от ярости и напряжения, Айхе последовал за колдуньей.

Перепуганная Гвендолин рванулась за ними.

— Стой! Куда? — Нанну не дала ей высунуться из укрытия.

— Пустите! — Гвендолин выдернула руку из ее крепких пальцев. Опомнившись, повернулась и умоляюще попросила: — Отпустите, пожалуйста. Меня никто не заметит, я буду тише воды, ниже травы.

— Там же демон!

— Я спрячусь.

— И Кагайя! Не суй голову в петлю, — с отчаянием предупредила Нанну. — Ведьма в бешенстве, если попадешься ей на глаза, мокрого места не останется.

— Знаю. Но… — Гвендолин беспомощно вздохнула и с тоской оглянулась на удаляющуюся спину Айхе.

— Неужели не страшно?

— Вдруг Айхе понадобится помощь?

Звучало безумно. Ну что за помощь сыну Хозяина Ветров от простой девчонки? Одни оплеухи да неприятности!

— Ох, чует мое сердце: все это плохо закончится, — пробормотала Нанну, но удерживать больше не стала.

Гвендолин побежала прямо по газонам, держась в тени кленов. На ее счастье, Кагайя не оборачивалась и ничего вокруг не замечала. Стремительной походкой она двигалась по парковым аллеям, прямая, как стрела, и опасная, как кобра перед броском. Солнце уже клонилось к горизонту, и дорогу исчеркали тени от корявых старых кленов и чугунных фонарей. Когда аллея взобралась на горбатый каменный мост с коваными перилами, нависший над широким каналом, ведьма неожиданно остановилась и предупреждающе вскинула ладонь. Айхе отбросило с моста назад, и он, неуклюже оступившись, сдавленно выругался.

Гвендолин подобралась как можно ближе, укрывшись за внушительной альпийской горкой. Долго ждать не пришлось. Из недр парка, с дальней стороны канала вдруг повеяло пронизывающим смертельным холодом; потусторонний ветер просочился в складки одежды, впитался в кожу, пронзил до самого сердца и расковырял душу, выдергивая из памяти самые горестные, самые мучительные воспоминания. Борясь с нахлынувшей тоской, сквозь пелену слез, застелившую глаза, Гвендолин заметила, как сгорбился Айхе, как у него судорогой свело плечи, как побелели костяшки его пальцев, сжимаясь в кулаки. Тени от деревьев, фонарных столбов, перил моста, оживая, поползли по отполированной скользкой брусчатке аллеи. Изгибаясь, искажаясь, они, казалось, стремились оторваться от всего, что их отбрасывало.

Кагайя звонко хлопнула в ладоши. От хлопка вертикальными кругами разошлась мутная рябь, и едва только пространство восстановилось, как всем разом полегчало. Гвендолин вздохнула свободнее, Айхе прекратил болезненно сутулиться.

— Помогите! — По противоположному берегу к мосту бежал мужчина. Тощий, расхристанный, всклокоченный, с перекошенным от крика разинутым ртом и вытаращенными глазами он напоминал пациента психиатрической лечебницы. Спотыкаясь, падая, сбивая в кровь колени и руки, он, наконец, достиг моста и с последним отчаянным рывком вдруг налетел на невидимую стену. Кубарем откатившись назад, вскочил на ноги и принялся ощупывать незримый барьер трясущимися грязными ладонями: не преодолеть, не пробиться.

— Госпожа, — заскулил обезумевший слуга.

Позади него выросла узкая фигура, укутанная в клубы черного дыма, словно в многослойные одежды. Вокруг нее на земле корежились тени и индевела трава. Белые босые ступни, высовываясь из-под чернильной взвеси, легко скользили по брусчатке, которая за доли секунды обрастала ледяной коркой. Лицом фигура не обладала вовсе: под низко надвинутым капюшоном густел непроглядный мрак.

— Помогите, — шепнул слуга посиневшими от холода губами, выдохнув облачко пара. Звук его голоса поглотила неестественная тишина. Гвендолин почудилось, будто она оглохла.

Кагайя взирала на несчастного с непрошибаемым спокойствием.

— Никакой это не демон, — сказала она бесстрастно, — а бог-отшельник, один из отверженных.

— Он убьет слугу? — с тревогой спросил Айхе. В его ладонях разгорелся красный колдовской свет — готовность к сражению.

— Сомневаюсь. Выпьет сущность, не более. Он настолько одинок и бесприютен, что в скитаниях давно утратил самого себя. Чтобы заговорить со мной, ему потребуется чужая гортань и связки — чужой голос.

Тем временем темная фигура расправила руки и заключила слугу в объятия. Тот трепыхнулся в агонии, засучил по земле ногами, ломая подошвы сандалий, и наконец затих, спеленатый черным дымом.

Не в силах оторвать глаз от трагедии, Гвендолин отчаянно боролась с тошнотой. С каждым тяжелым ударом сердца желудок подпрыгивал до самого горла, а рот наполнился горькой слюной.

Постепенно дым вокруг головы языческого чудовища рассеялся настолько, что проглянуло лицо слуги: разглаженное, отрешенное.

— Приветствую тебя, Аргус, бог ночных теней, — холодно произнесла Кагайя. — Чем обязана нежданному визиту?

На самый короткий миг Гвендолин понадеялась услышать в ответ никак не связанную с Айхе претензию о позабытом приглашении на торжество. Вдруг богам не чужды человеческие слабости: обиды и мстительность? Вдруг эта черная жуть явилась понаблюдать за ежегодными состязаниями, или напакостить в отместку за пренебрежение к его персоне?

Однако слова Аргуса перечеркнули наивные детские чаяния.

— Я должен забрать то, что принадлежит колдунье Цирцее, — низким, проникновенным, до костей пробирающим голосом сообщил бог. — Твой дракон похитил очень сильный амулет, который непременно следует вернуть, иначе…

— Этот амулет двести лет пылился в загашниках моей сестры, — нетерпеливо перебила Кагайя. — Двести лет старая перечница подло утаивала от меня его существование, хотя наверняка прекрасно знала, как он может мне пригодиться.

— У вас с колдуньей Цирцеей договор о невмешательстве. Помимо пакта о ненападении, он подразумевает и отсутствие взаимных посягательств на имущество. Выкрав амулет, ты нарушила закон…

— Который сама же и сочинила!

— Перераспределение магических артефактов нарушит равновесие, установленное вами триста восемнадцать лет назад. Каждая колдовская вещь защищена заклятием, вплетенным в ткань мироздания.

— Амулет не в силах поколебать равновесие.

— Этот — способен. Цирцея требует вернуть его.

— А если я откажусь? Сколотит армию и двинется на меня войной?

— Если ты откажешься, придется забрать его силой.

— Тебе не одолеть меня, бог теней. Я куда могущественнее, и Цирцее это известно.