Из воды вынырнул белый огонек. Завертелся, рассыпаясь на тонкие нити, и из них соткалась то ли выдра, а то ли тюлень: вытянутый, с длинными ластами и округлой усатой мордочкой. Сказочный зверь оттолкнулся от водной глади и скакнул по воздуху раз, другой, оставляя мерцающие следы, похожие на белесый дым от потухшей свечи. И кинулся прочь размашистыми скачками.

— Ух ты! — восхитилась Гвендолин и едва не вывалилась из кустов. Нанну придержала ее за плечи.

— Осторожнее! Где огоньки, там и наяды. Ты же не хочешь, чтобы тебя уволокли на дно и защекотали до смерти?

Гвендолин с содроганием отшатнулась, да как раз вовремя. Невдалеке возникла высокая, статная фигура, затянутая в бордовые шелка. Холодно шурша юбками, горделиво расправив точеные плечи и мастерски удерживая в равновесии на голове Пизанскую башню из перемотанных жемчугами волос, колдунья прогуливалась по мощеным дорожкам. Гвендолин расслышала возгласы чопорных приветствий, обращенных, надо думать, к Хозяину рек или кому-то из его свиты.

— Кагайя в последние дни жутко злая, — прошептала Нанну, подталкивая Гвендолин вперед по тропинке. Коган говорит, она рвет и мечет: разгромила кабинет и разбила аквариум. Потом, конечно, все восстановила, на то она и ведьма, но прислуга со страху чуть не околела и какая-то морская тварь из того самого аквариума подохла. Шутка ли: от Айхе трое суток ни слуху, ни духу.

У Гвендолин заныло сердце.

— Только не подумай, будто она о мальчишке печется. Ей нужен амулет.

— И что в нем особенного? Разве можно ценить пустую безделушку выше человеческой жизни?

— Безделушку, говоришь… — Нанну на всякий случай поискала глазами свидетелей разговора. От бригады они с девочкой отстали, в затылок никто не дышал. — Видишь ли, наша прекрасная ведьма на самом деле выглядит… не совсем обыкновенно.

— Правда? А что с ней? Врожденное уродство? Безобразные шрамы? Или она полукровка: с рогами, там, или копытами?

— Тс-с, — Нанну прижала палец к губам. — Нам запрещено это обсуждать, хотя все, естественно, в курсе…

Договорить она не успела, да и Гвендолин мигом утратила интерес к морфологическим особенностям верховной ведьмы, потому как над головой вдруг промчалась тень. Заслонила солнце, взбаламутила листву, ветром ударила в затылок. Вскинув голову, Гвендолин успела заметить дымчато-серое брюхо, вытянутые мускулистые задние лапы и росчерк гибкого хвоста. А удивительной красоты крылья, наверное, дорисовались воображением, ибо их размах метров в тридцать едва ли мог уместиться в узкой прорези между древесными кронами.

— Это Айхе! — закричала Гвендолин, позабыв обо всех предосторожностях, готовая сломя голову броситься вслед за драконом.

— Тише ты! — зашипела Нанну, насилу успев вцепиться ей в запястье. — Куда собралась?

— Айхе вернулся!

— Будь уверена: Кагайя тоже это заметила и тоже претендует на встречу с драконом. Только тебя им обоим сейчас и не хватает!

— Я просто хотела…

Удостовериться, что Айхе цел и невредим? Оно, в общем-то, очевидно.

Пойти поздороваться? Еще появится возможность.

Полюбоваться на дракона?..

— …никогда не видела драконов, — честно призналась Гвендолин. — Я бы тихонечко, только одним глазком…

— Горе с тобой, — Нанну колебалась. — Ладно, иди за мной. Ох, чувствую, останемся сегодня без обеда, как ноги-то потом волочить будешь?

— Мы успеем!

Какой там обед?! Какие ноги, когда за спиной словно выросли крылья! Гвендолин земли под собой не чуяла от радостного волнения, от облегчения из-за мигом схлынувших тревог.

— Слава богу, с ним все в порядке, — выдохнула она, увлекаемая наставницей по едва приметным извилистым тропкам в хитросплетения садового лабиринта. Кое-где пришлось выскочить из дебрей наружу и промчаться по ухоженным газонам, кое-где — пересечь мощеные камнем дорожки. А единожды и вовсе потребовалось схорониться за парой гигантских валунов, испещренных таинственными магическими рунами: иначе было не избежать встречи с духами урожая. Проводив невидящим взглядом целую процессию негабаритных декоративных тыковок, луковиц, редисок и морковок, Гвендолин, поторапливая, вцепилась в фартук Нанну.

— К булыжникам не прикасайся, — предупредила та. — Это охранные камни, под завязку накачанные колдовством. Кагайя лично чертила символы.

— А куда мы идем?

— На площадь, куда же еще. Там приземляться удобнее всего.

Они подоспели как раз к моменту, когда на главную парковую аллею вышла Кагайя. Двигалась колдунья с грациозным достоинством, будто до этого вовсе не теряла самообладания, срывая гнев на слугах и аквариумах. Солнечные лучи играли в ее темно-кровавых шелковых юбках, на тонких запястьях и пальцах сверкали драгоценные камни, а лицо застыло, словно маска, высеченная из морской соли. В распахнутых дверях замка нарисовалась пара физиономий — Кагайя хлопнула в ладоши, и любопытных сдуло.

Накрыв площадь густой тенью, дракон коснулся когтистыми лапами брусчатки.

Притаившаяся за каменным колодцем Гвендолин не удержала восторженного стона. В огромном звере проскальзывало нечто неуловимо знакомое: тонкое, как небрежный штрих или случайная ассоциация. То ли специфический разрез дерзких темных глаз, то ли растущая вдоль хребта грива, то ли горделивая посадка головы, а может, поджарое, жилистое тело, слишком явно свидетельствующее о том, что дракон этот проворен, силен, но безнадежно юн. Он был живым воплощением благородного животного, чье мраморное изваяние имело несчастье расколоться в галерее торжеств, но до чего же сильно напоминал Айхе! Сходству не мешали ни острые клыки, ни пара длинных рогов, ни блеск иссиня-серой чешуи.

С последним, уже холостым, взмахом мощные кожистые крылья рассыпались мириадами голубых искр, и посреди раздуваемых ветром меркнущих огоньков возник Айхе. В пропаленной солнцем, прополосканной ветрами, перепачканной землей и потом одежде, загнанный и изможденный, он казался тенью самого себя. Грязная, спутанная челка облепила мокрый от испарины лоб, воспаленные от ветра глаза слезились, на руках от тяжелого, длительного полета вздулись вены — ведь эти самые руки, оборачиваясь крыльями, поднимали и удерживали в коварных воздушных потоках многометровое драконье тело. Бог весть, скольких усилий стоило ему, измотанному до полусмерти, не рухнуть на камни. Покачнувшись, гордый мальчишка шагнул к колдунье и отвесил церемонный, хоть и несколько издевательский, поклон.

— Явился во плоти, — ледяным тоном процедила Кагайя сквозь зубы.

Неужели ее не волновало, что он вот-вот грохнется в обморок?

— Принес?

— Принес, — хрипло отозвался Айхе. Голос его совсем не слушался. Шутка ли: почти четверо суток не разговаривать и к тому же дышать холодом поднебесья!

— Ну? — требовательно протянутая ладонь. Айхе опустил на нее цепочку с камнем, а что за камень, толком и не разглядишь: далековато.

— Но, боюсь, с амулетом у вас возникнут проблемы.

— Правда, что ли? — ведьма стиснула украшение в кулаке. — Это Цирцея тебе наболтала? Вот трепло.

— Госпожа Цирцея не пожелала расставаться с амулетом добровольно. Как вы и настаивали, пришлось его выкрасть. Только за мной отрядили погоню.

— То есть ты снова опростоволосился, — выплюнула Кагайя презрительно и нацепила камень себе на шею. — Бездарь и раздолбай, сроду от тебя одни неприятности. Разве трудно не переть напролом, а проявить хоть каплю смекалки?

— Времени не хватило, — Айхе изменился в лице, сдерживая гнев.

— Ума тебе не хватило, а не времени.

Юноша стиснул кулаки, но не позволил себе ответной грубости:

— Я выполнил ваше указание. Могу теперь заняться личными делами?

— И что же у тебя за дела?

— Выспаться для начала. Отдохнуть.

— Ну, выспись, отдохни, — колдунья поджала губы, — раз устал.

Да у нее не просто камень в груди. У нее вообще сердца нет!

— Надеюсь, с погоней ты поквитался?

Будто в ответ на ее опасения, из глубины парка донесся вопль: