Силы покинули меня на набережной Мойки. Я перегнулся через перила, хрипя и свистя, точно у меня было пробито лёгкое. Кровь с рассечённой щеки рисовала на льду внизу гроздья рябины, а чужое чёрное пальто теперь всё было исполосовано. Я не знал, что делать. Не знал, что думать. Я вообще больше ничего не знал.

Кроме одного: лысого на чёрной «Тесле» я найду и придушу. И тогда всё это кончится. Только тогда.

Не обращая ни на кого внимания, я сел прямо на снег, спиной к перилам, и постарался успокоиться. Мимо сновали безразличные люди, машины шуршали шипами по брусчатке, выплёскивая на тротуар снег, слишком быстро размокший после двухнедельной стужи. Было холодно и сыро, меня беспрестанно трясло, правый глаз заливало почему-то не останавливающейся кровью, и ни один прохожий даже не подумал остановиться, чтобы помочь. Но это ничего, пусть. Главное, чтобы вокруг было как можно больше глаз, тогда никто не надумает отращивать руки до пола или ещё как-нибудь трансформироваться.

– Эй, – окликнул меня кто-то.

Это был бомж, просящий на набережной милостыню. Наверное, он принял меня за конкурента и решил покачать права на этот кусок рабочего пространства. Этого только не хватало! Прохожих здесь было предостаточно, среди них имелись и туристы. Да и выглядел я подходяще. Но всё оказалось совсем не так.

– На, – протянул он сложенную вчетверо картонку из-под какой-то бытовой техники. – А то жопу отморозишь.

– Спа… сибо, – выдавил я.

– Не, не так. Надо говорить «благодарю»! – со знанием дела поправил бомж и, хрюкнув, противно рассмеялся, усаживаясь обратно на свой кусок картона.

Снег шёл крупными хлопьями. Попадая на лицо, он остужал горячую кожу и вроде бы даже немного успокаивал мысли. Я высунул руку за перила, взял пригоршню почище и протёр лоб и щёки. Стараясь не задеть рану, задержал снег возле неё, надеясь остановить кровь. Рассечение наверняка глубокое, по-хорошему под иглу хирурга бы…

По-хорошему! Ха! Ни хрена уже не будет «по-хорошему»! Куда я вообще попал, черт подери? Как в другой мир провалился! Что это за тварь была вместо моего соседа?! Как его руки стали… такими? Зазеркалье какое-то…

От этой мысли из груди вырвался болезненный смех, и я закашлялся.

Внутри меня тоже обосновалось нечто чужеродное и живое. И оно почему-то не выручило, когда напал убитый горем отец долговязой Саши. Тварь только рычала беззубо, но не придала и сотой доли той силы, что я ощутил тогда, рядом с Сабэль, или когда «убеждал» медсестру дать мне одежду. Почему?

Будто отозвавшись, сущность рыкнула и поскребла по полу мысленного убежища. Одновременно я почувствовал толчок в спину, словно кто-то всё же пытался согнать меня с этого места. Огляделся – никого. Даже бомжу больше не было до меня дела.

«Что ты такое?» – мысленно спросил я, но в ответ услышал лишь тишину. И, долго не раздумывая, чтобы опять не сдрейфить, таки насмелился войти под покров темноты внутри самого себя.

Это был какой-то полуразрушенный храм. Покинутый давным-давно и позабытый. Деревянные стены потемнели и потрескались, а занозистый скрипучий пол местами порос чахлым блёклым мхом. Воздух заполняла пыль пополам с запахом пересушенных трав, призрачный свет лился откуда-то сверху, с потолка в виде разбитого на секции круга с выцветшим «солнцем» посередине. Я замер, задрав голову. Подобную конструкцию называли «небесами» – я как-то был в Карелии, на экскурсии по памятникам древнего деревянного зодчества.

Что б мне провалиться! Внутри моей башки существовал храм!

В самом центре, на каменном ступенчатом постаменте, в окружении света стояло оно: собакоподобное, в загнутых книзу иглах по горбатой спине, с торчащими строго вверх неподвижными ушами, как у египетского бога смерти. Три хвоста существа то скручивались туго, то снова расплетались, шевелясь отвратными остроконечными червями. У основания постамента светилось что-то наподобие таблички или даже экрана с надписями. Издали виднелось только:

«Нхакал первой ступени».

Я приблизился осторожно, глядя под ноги – расстояние между досками пола кое-где было прямо-таки опасно большим. Всё это время я ощущал себя во плоти, дышал и всё чувствовал. Был сам внутри себя же, как чёртова матрёшка! Поразительно…

Ещё более удивительными были надписи ниже:

«Талант 1–1. Постоянная тяга к отмеченному; если отмеченный использует талант сущности, незамедлительно становится известно его точное местоположение. Преодоление любых препятствий на пути к отмеченному».

«Отрицательная сторона: неповиновение. Чем дольше отмеченный остаётся в живых, тем большую власть получает нхакал над телом ловчего».

Мы смотрели друг на друга, псина не сходила с постамента и даже не меняла позы, изредка издавая странные щелчки, очень похожие на эхолокацию каких-нибудь дельфинов. Я был ей не интересен.

– И что мне с тобой, падаль, делать?!

И вдруг нхакал повёл головой, вытянувшись в стойке, как борзая на зайца по зиме. Длинные клинья ушей заострились ещё больше, и в ту же секунду меня потянуло обратно в слякоть переменчивого Питера.

Я очнулся с хриплым вдохом и кое-как сморгнул колющую сухость в глазах. Я совершенно точно знал, где сейчас лысый тип! Увидел его! Он был всего в трёх кварталах отсюда! Опять на Литейном мосту!

– Херово, да?.. – надо мной нависла бородато-доброжелательная рожа бомжа. – Мужик, ты лучше бухай. На хер наркоту!

Я криво усмехнулся и поднялся, изо всех сил держа себя в руках. Непреодолимо захотелось от души врезать по этим кислым вареникам, что у него вместо губ! Не знаю как, но я сдержался. И даже сунул сердобольному бомжу мятые купюры из кармана чужого исполосованного пальто. Деньги теперь мне были ни к чему.

– Благодарю! – бездомный радостью аж подавился, смачно закашлявшись.

Стараясь не привлекать с себе лишнего внимания, я спрятал рассечённое лицо в стойку воротника и уверенным шагом двинулся навстречу людскому потоку. В голове почти не осталось мыслей – всё, чего я хотел, было связано с целью, обозначенной мне мифической псиной. И нхакал делал всё, чтобы я оказался у цели как можно скорее: вот, как-то удачно получилось обойти патруль полицейских, которых наверняка привлёк бы мой вид, а следом и светофор вспыхнул зелёным, едва я приблизился к проезжей части, хотя счётчик буквально только что показывал ещё с десяток секунд ожидания.

На месте я оказался быстро, спустя каких-то пятнадцать минут быстрого шага. И первое, что понял: лысый определённо любил мосты. Вот прямо слабость у него была к спортивным плевкам на дальность с высоты!

– Верблюд, сука… – сквозь зубы прорычал я, не сводя с него глаз.

«Тесла» опять моргала аварийкой у отбойника. Мимо сновало много народу, и только поэтому я не подошёл к лысому сразу, а остановился пятью пролётами ниже, у старинного чугунного столба. Мачо в змеином пиджаке не видел меня с такого расстояния. Да и подойди я ближе, казалось, лысый не заметил бы меня – разговором по телефону и плевками на лёд он был поглощён целиком и полностью.

Нхакал подталкивал, скрежеща когтями – я ощутил, как мышцы приходят в движение против моей воли. Схватить гада за отвороты пиджака! Вышвырнуть за парапет, чтобы башку размозжил об оплёванный им же лёд! Но я сопротивлялся. Ждал и думал. Ведь это почти наверняка конец для нас обоих – меня тут же скрутят прохожие, а после посадят лет на десять, а то и больше.

Не-е-ет… не так это должно быть. Я знаю, как нужно поступить!

Задумка казалась бредовой, но точно лучше, чем на глазах у сотни людей скинуть человека с моста. И едва она мелькнула, я снова ощутил толчок, только на этот раз противиться не стал: перемахнул через отбойник и с невозмутимым видом двинулся к чёрной машине, то и дело оглядываясь назад, чтобы не оказаться под колёсами.

Я ожидал оглушительного боя сердца и дрожи. Ждал хора панических мыслей, что могу быть не вовремя замечен, разоблачён, узнан. Что ничего не выйдет, и всё случившееся зря.

Но оглушительным было только одно. Спокойствие.