Говорят, время лечит. Мол, нужно только подождать годик-другой, оно и пройдёт всё. Болеть перестанет, мир прояснится, запоют соловьи-жихарки, а потом и вообще нагрянет сплошная белая полоса. И пустота внутри, долбаный голодный вакуум, который засасывает тебя по кусочку, исчезнет.

Так говорят идиоты. Или те, кто не оказывался в беспросветном мраке, когда исправить что-то в силах разве что Господь Бог.

— Ещё?

Я поднял мутный взгляд на Митрича и кивнул. Старый бармен с седыми усищами, что у моржа клыки, смотрел на меня снисходительно и даже почти жалостливо. Ему можно. Ему одному, проверенному временем другу, только и можно так на меня смотреть.

Водка у Митрича была не паршивая, и потому я был у него завсегдатаем. Не знаю, где он брал её такую, но сколько б я ни выпил, утром вставал и плёлся на работу без особых усилий. А это было почти каждое утро вот уже на протяжении целого года.

— Тебя спрашивали, - засопел сквозь усы Митрич.

— Кто?

— Мужик какой-то. В костюмчике такой, с пробором. Сказал бы, что на наркомана похож, да не одеваются они так.

— Почему - на наркомана?

— А взгляд у него… стеклянный.

— Сюда приходил?

— Вчера, - кивнул Митрич и заменил пустой графинчик на полупустой - всё переживал, что я могу перебрать.

— Чего надо было? - без особого интереса спросил я и налил рюмку.

— А не сказал нихера. Спросил тебя. Нет, говорю, его. На работе он. И всё. Тот ушёл. Ещё акцент у него. Каркал, а не говорил.

Я покивал, не глядя на Митрича, который стал меня утомлять. Как пить дать - не было никакого мужика. Нахрен я кому сдался, переломанный? Меня из автомастерской-то не попёрли только потому, что толковых спецов по шумоизоляции в Питере не так уж и много. Вот как опыт молодым передам, там, возможно, и попросят…

А, плевать, что там.

Водка пошла, как домой. Я выдохнул, занюхал раскрытым портсигаром и покосился на бармена:

— Митрич, ты б шёл… Без обид.

И Митрич без лишних слов ушёл.

Сегодня было многолюдно, не то что обычно. По телевизору транслировали какой-то бой, что не особо-то практиковалось в баре Митрича. Но на удивление, мало кто шумел - все взгляды устремлялись на экран.

Все, кроме одного.

Я заметил её ещё на входе. Никогда такие тут не ошивались: стройная, статная, и не размалёванная настолько, чтобы заподозрить “дежурство”. Рыжая, но не агрессивно. Я б сказал, медная. Она смотрела не внаглую, но и не таясь. Без особого интереса, и в то же время периодически, чем и зацепила меня. Обычно мне нет дела до девиц, что бывали в баре. Мне уже год как не до чего нет дела. Но тут взгляд каким-то образом сам находил её.

Я раскрыл портсигар. Внутри белели двадцать свеженьких “верблюдов”, рядом с которыми скромно притулилась двадцать первая сигарета: старая, буро-жёлтая от времени и крови. Её я никогда не трогал.

Едва я затянулся, как сквозь дым показалось аристократически спокойное лицо, и пахнуло не то корицей, не то ещё чем похожим.

— Позволите?

Она села не дожидаясь ответа: прямая вся, плечи гордо - знает себе цену. Протянула руку к лежащему на столе портсигару, и я подумал, что если она коснётся бурой сигареты, то останется без пальца. Но она вынула беленького “верблюда” и красивым движением поднесла к неброско накрашенным губам.

Я чиркнул зажигалкой. Затянулся. Через боль в ключице забросил руки за голову, откинулся на стуле. И выпустил клуб дыма прямо в неё. Пусть лучше сразу встаёт и уходит. Я не хочу говорить даже с такой женщиной. Я вообще ни с кем не хочу говорить.

— Глупо, - пожала плечами она.

— Что? - уточнил я хрипло.

Она села вполоборота, чтобы увидеть происходящее на экране. И я невольно скользнул взглядом по её груди, запрятанной в пепельную блузу. Движения её чем-то походили на кошачьи. Но не на пресловутую “кошачью грацию”, нет. Скорее на движения сытой львицы.

— Глупо было выходить против Хабиба, - ответила девушка и доверительно подмигнула, стряхивая пепел: - Второй раунд, удушающий.

Я невольно глянул на экран. Там как раз звякнул гонг, только что завершился первый раунд, и раскрасневшиеся бородатые бойцы разошлись по углам. Поняв, что моя собеседница решила сделать ставку, я разочарованно выдохнул и поморщился, всем видом давая понять, что мне не интересно. Ни бой. Ни она. Ничто вообще. Только водка.

Носик графина коснулся стопки.

— Не нальёте?

Я не наполнил и половины, уставился на неё испытывающе. Это уже перебор. Этого я и в добрые времена не понимал и презирал в женщинах. Но тут откуда ни возьмись появился Митрич и поставил между нами бутылку вина с высоким бокалом. Уходя, он пробубнил в усы что-то благожелательное.

Она вдруг рассмеялась. С какими-то гортанными нотками, но, чтоб меня, сексуально. Она поняла, что подумал я, и теперь никак не могла остановиться, уронив в тонкие ладошки ухоженное лицо. Наблюдая за ней, я вдруг ощутил, что больше не хочу остаться за столиком один. Почему? А хрен знает. Она просто перестала меня раздражать. Внезапно. А такое случалось с очень немногими в последний год, так что…

— “Изабелла”? - я налил в стакан непростительно больше положенного и повертел бутылку.

— Почти, - повела медной бровью она. - Сабэль.

Нда, смешно…

— Армянка? - я хлопнул очередную, даже не “отсалютовав” ей.

— Близко, но нет.

Я опять закурил, уставился на неё, пытаясь понять зачем она ко мне подсела, и в это время бар взревел. Все повскакивали, замахали руками, заорали не по-человечески почти, тряся друг друга за плечи. Девушка напротив и сейчас смотрела только на меня. Даже не так: сейчас она смотрела на меня особенно пристально.

— Я, с-с-ка, говорил же, а!.. Ну говорил же! - вопил сбоку кто-то ополоумевший. - Задушил же! Задушил! Ха-биб! Ха-биб!

Что-то шевельнулось во мне - позабытое, давно покрытое мхом. Это был интерес. И я выглянул на экран.

— Второй раунд, - откинулся я обратно, затягиваясь. - Удушение. Как поняли?

— Я знала, - губы девушки остались неподвижны, она улыбалась только глазами, испытывающе глядя на меня. - Я много чего знаю.

— Например?

— Например, - подалась она вперёд, и вырез блузы оттопырился, - я знаю ваше имя и год рождения.

От следующей мысли стало стыдно. Казалось, я побагровел от кончиков пальцев до корней волос. Я бы был непрочь содрать с армянки эту блузу. Ох как непрочь!

— Ваше имя… Ваше имя… - она смотрела по сторонам, будто оно красовалось где-то на стене. - Константин!

— Костя, - кивнул-поправил я, щурясь от назойливо лезущего в глаза дыма.

— А родились вы…

— В тысяча девятьсот восемьдесят девятом, - опередил я и ткнул недокуренным “верблюдом” в пепельницу.

— На озере Байкал! - вдогонку выдала она.

Сабэль рассмеялась, и мне на миг почудилось, будто глаза её - не карие даже, а какие-то буро-рыжие - застекленели и уставились поверх меня. Я даже обернулся, решив, что она испугалась чего-то за моей спиной. Но там не было ничего, чего стоило бы бояться.

— Ваше здоровье, - на этот раз я “отсалютовал” своей собеседнице.

— И ваше, - ответила она и пригубила вина.

Такие вещи не мерещатся. Армянка произнесла захудалый тостик тоном, будто наверняка знала, что здоровье мне и вправду неплохо бы подправить. Что в моём с виду здоровом организме целых костей - по пальцам пересчитать. Не выдержав, я спросил:

— Что вам нужно, Сабэль?

— Вы, - элегантно пожала плечами она.

— Я?

— Угу-ум… - промычала она в бокал с вином. - Вы, Костя, вы.

— И что по-вашему я могу дать вам?

— Наоборот, - сверкнула глазами она. - Я могу дать вам то, что вы хотите.

— И чего же?

— Этого хотят все без исключения, Костя, - то ли вино было хорошее, то ли ещё чего, но, казалось, в глазах армянки зажигался нехороший огонёк.

Поняв, куда она клонит, я встрепенулся. Вот дятел! Купился же спьяну! На вид львица, а сама…