Это была та часть меня, которой редко удавалось (если вообще удавалось) исследовать что-либо. Нет, я должна играть роль идеального солдата. Всегда и навеки.

Громкий гневный вой прорезал лес.

— Сигнал тревоги, — сказала я.

Вот и подкрались к вражескому лагерю незаметно. Тёмные Силы, должно быть, выставили чары, реагирующие на светлую магию. Нашу магию.

Тёмные Силы атаковали. Наши солдаты ринулись вперёд, чтобы дать отпор. Капитан Уокер и я остались позади.

— Нам нужно сосредоточить свои чары там, — я показала на дерево, которому придали форму, схожую с клеткой. Ветки сплелись так тесно, что сквозь их плотную оболочку пробивались лишь крошечные лучики света.

Он посмотрел туда, прищурившись.

— Это там полковник Бистбрейкер внутри?

— Да. И видите, как он сжался в комочек? Ангелы всегда делают себя больше, а не меньше.

— Эта клетка едва превосходит его по размерам, — заметил капитан Уокер.

— Да, и он делает всё возможное, чтобы не прикасаться к стенкам. Готова поспорить, они накачали их тёмной магией, и когда его тело вступает в контакт с этой магией, она причиняет такую же боль, как хук под дых из самого ада.

Капитан Уокер посмотрел на меня, и на его лице промелькнуло нечто, отдалённо напоминающее уважение.

— Оказывается, вы довольно умны.

— Ну, в Легионе не дают повышение просто из-за того, что у тебя отец архангел, знаете ли.

Он смотрел на меня так, будто искренне не знал, что тут ответить. К счастью, вражеский огненный шар, нацеленный ему в голову, спас его от дальнейшей неловкости. Он скатал магию между ладоней, создав массивный кусок льда, который и швырнул в огненный шар. Лёд встретился с огнём, светлая магия встретилась с тёмной, и оба заклинания взорвались конфетти из пепла и снежинок.

Ещё три стихийные бомбы неслись в его сторону: один огненный шар, один шар супер-электризованной молнии и один телекинетический удар. Я быстро выпустила два заклинания, чтобы парировать стихийные атаки. Моя молния светлой магии поглотила более слабую молнию тёмной магии. Моя ледяная бомба заморозила огненный шар. Но сотворённый мной телекинетический удар потух, встретившись со своим противником. Чёрт. Значит, моя светлая магия слабее тёмной магии того, кто сотворил эти чары. Но кто их сотворил?

Я приметила вдалеке Леона Хеллфайра, сражавшегося с тремя солдатами Легиона одновременно. Дважды черт.

Леон Хеллфайр был тёмным ангелом. Он был Первым Изменником, первым ангелом, который переметнулся на сторону демонов. И при уходе он забрал с собой несколько ангелов. Леон Хеллфайр был причиной, по которой Легион Ангелов ныне пребывал в состоянии совершенной паранойи. Он был причиной, по которой у Легиона вообще имелись Дознаватели — солдаты, которые твёрдо верили, что в каждом из нас живёт предатель, а их божественный долг — вытащить его на поверхность.

— Наша магия не производит никакого эффекта на эту клетку, — сказал мне капитан Уокер, перекрикивая шум сражения.

Пока основная масса наших людей сражалась с Тёмными Силами, он выстроил добрую дюжину солдат перед той клеткой. Хоть они и били по этому дереву каждой каплей магии, что в них имелась, там не появилось ни царапинки.

— Физические атаки не дали никакого результата, ни кулаками, ни ножами, — продолжил он. — Стихийные заклинания и зелья тоже впустую. Мы пытались изменять её, внушать, проклинать и бить телекинетической энергией.

Похоже, он охватил все виды магии.

— Кора как-то странно поблёскивает, — сказала я.

— Она совершенно чёрная.

— Как и магия, питающая заклинание, которое окружает клетку. И именно тёмная магия вызывает блеск той тёмной коры.

— Тёмные чары настолько глубоко вплетены в это дерево-клетку, что у него иммунитет к светлой магии или, как минимум, иммунитет к такому количеству светлой магии, которая имеется в нашем распоряжении, — осознал капитан Уокер.

— Да, — сказала я. — И это значит, что мы не откроем её грубой силой.

План Темных Сил был гениальным. Они создали такую клетку, что её мог открыть лишь тот, в ком есть тёмная магия — чтобы предотвратить спасение вроде того, которое мы пытались провернуть прямо сейчас.

— Мы обязаны открыть эту клетку, — сказала я капитану Уокеру.

— Это невозможно.

— Капелька воображения делает невозможное возможным, — бодро заявила я, сканируя лес в поисках Леона Хеллфайра.

Тёмный ангел теперь сражался с пятью солдатами Легиона и не испытывал никаких затруднений. Леон Хеллфайр сам был очень большой проблемой, но в данный момент он мог послужить решением другой нашей очень большой проблемы.

Мой отец знал Леона Хеллфайра. Они оба были частью приближенного круга Первого Ангела. Папа часто говорил о Леоне Хеллфайре и о том, что побудило его переметнуться к армии демонов: его безответная любовь к Никс, Первому Ангелу Легиона.

Это случилось давным-давно, но глубокие чувства вот так запросто не исчезают. Возможно, Леон по-прежнему любил её — или, возможно, эта любовь превратилась в ненависть. Это неважно. Важно лишь, что он всё ещё чувствовал что-то к Никс — то ли любовь, то ли ненависть.

Как всегда говорил мой отец, сильные чувства делали людей иррациональными, отчего ими легко манипулировать. Когда дело касается ангелов, это вдвойне правда. Они так привыкли быть сдержанными, что когда эмоции всё же ударяли, эти непокорные чувства брали над ними верх. Потому что ангелы не привыкли принимать чувства в расчёт; они не привыкли мириться с ними в своих рациональных умах. Этому маленькому секрету я научилась, всю свою жизнь наблюдая за отцом.

Я сплела вокруг себя плотное трансформирующее заклинание. Закончив, я стала выглядеть совсем как Никс, Первый Ангел, лидер Легиона — вплоть до её знаменитых волос, которые струились и развевались вокруг неё, точно она находилась под водой. Магия оборотня была одной из моих сильных сторон, но потребовалось немало экспериментов, чтобы овладеть этим маленьким магическим трюком со струящимися волосами. Нет, это не первый раз, когда я превращала себя в Никс. Просто это первый раз, когда я делала это в чьём-то обществе.

Капитан Уокер пробежался взглядом по моему новому телу — моим ярко-синим глазам, длинным чёрным волосам, бледной коже под чёрной униформой.

— Вы выглядите в точности как Первый Ангел, — в неверии произнёс он.

— В этом-то и задумка, — произнесла я голосом Никс.

— Эта идея — чистое безумие. Притворяться Первым Ангелом… это богохульство! — прошипел он шёпотом.

— Именно поэтому Леон Хеллфайр поверит в иллюзию.

Ни одно заклинание не было идеальным. Знание, что ни один солдат Легиона не осмелится притвориться Никс, должно убедить разум Леона Хеллфайра прислушаться к тому, что говорит ему каждый его сверхъестественный орган чувств: что перед ним стоит Первый Ангел. Но именно его желание увидеть Никс убедит его сердце.

Сомнение — это проклятье всех трансформирующих заклинаний. Из-за сомнений становилось проще разглядеть иллюзию насквозь. Убеждение, вера, желание, напротив, укрепляли трансформирующее заклинание. Они ставили финальную точку, делая иллюзию практически пуленепробиваемой.

Я обошла сражающихся солдат, направляясь к Леону сильной балетной походкой Никс. Волосы Никс кружили вокруг меня. И хоть у меня не было своих крыльев, белые с позолотой крылья Никс как будто расправились за моей спиной.

Леон застыл. Он немедленно переключился со своей драки с группой солдат Легиона и направился ко мне.

— Никс, — его тон был одновременно шёлковой лаской и жаркой вспышкой заточенной стали.

— Леон, — холодно ответила я.

Огонь горел в его глазах. Его нимб сверкнул ещё ярче. Его эмоции жарко полыхали. Он верил в мою иллюзию.

Когда его солдаты пошли вперёд вместе с ним, он поднял ладонь в воздух, приказывая им удерживать позиции.

— Стоять. Никс — моя. Это сражение только моё. И я выиграю его в одиночку.

Это в нём говорила гордыня. Я искренне надеялась, что гордыня действительно не доводит до добра.