Мэр зашёл в полицейский участок с красным лицом. Сержант Спитери вскочил из-за стола и, не дав ему рта раскрыть, отрапортовал:

– Мы уже всё знаем и начали расследование. Будьте спокойны!

– Знаешь, когда я успокоюсь?! – взорвался мэр. – Когда мне станет известно, кто этот трус, который кидается грязью и прячет руку. Ты же понимаешь, что подобные вещи могут мне очень навредить в преддверии выборов? Правильно мне жена говорит: этот неблагодарный народ…

И тут мэр ударился в свою любимую литанию. Напомнил, сколько километров дорог он покрыл асфальтом и сколько тротуаров украсил кирпичными пазлами. Также сказал про новую детскую площадку, которую открыл, библиотеку, которую он вырвал из рук школы, чтобы передать её под крыло местного совета, мусорные контейнеры на каждом углу, компьютерные курсы для пенсионеров!.. И сержант Спитери всякий раз хвалил его в ответ и успокаивал, что виновник вот-вот будет пойман. В конце концов мэр выговорился и вышел, размахивая руками, а сержант глубоко вдохнул. Но тут же вынужден был выдохнуть, так как мэр снова вернулся. Он забыл напомнить про улицы, покрытые керамикой, и пальмы возле киоска.

С тех пор как местный совет отремонтировал площадь за церковью и насадил лес из пальм, киоск превратился в оазис. К семи часам вечера там начинала собираться вся местная молодёжь. Кто-то в надежде познакомиться с девушкой, кто-то – похвастаться новым сотовым, который только что купил, кто-то – чтобы объесться картошкой фри с колой, а несколько ботаников – потрещать о результатах выпускных экзаменов, дату объявления которых никто не знал.

Глен откинулся на пластиковый стул, а вытянутые ноги положил на стоящий впереди. Из кармана джинсов вытащил пачку сигарет, зажёг одну из них и стал украдкой оглядываться по сторонам. Когда около трёх месяцев назад его отец впервые унюхал запах сигарет, то попытался прочитать ему нотацию. Глен не стал прерывать его бубнеж, но, когда понял, что тот не успокоится, встал и вышел из комнаты. Но, прежде чем исчезнуть, повернулся к отцу и сказал:

– Не вмешивайся. Лучше посмотри на себя, чем ты занимаешься!

Курт и Селина вскоре появились из-за пальм. Потом пришёл Дастин, и где-то через полчаса появилась Катя, как всегда, самая последняя. Они привыкли каждый вечер там встречаться до того, как отправиться в Центр, хотя в последнее время, пожалуй, стали предпочитать площадь под открытым небом духоте Центра брата Тони.

– Слышали про деньги? – начал Курт, как только они расселись на стульях. И тут все принялись говорить одновременно:

– Мисс Гатт нашла пакет в церкви!

– Рэй, продавец газет, нашёл ещё один в стопке с «Таймс»!

– А знаешь, что даже мэр нашёл пакет в почтовом ящике?

– Даже Марио с площади!

– И Фредди Бургер… – поднялся Курт. – Слышали, что он сделал? Как только нашёл пакет, не стал его рассматривать, а сунул в карман и уехал на работу. В перерыве позвал друзей и сказал: «Все в столовую! Сегодня халявное пиво, плачу я». Но, как только вытащил пакет денег, которые нашёл, понял, что они все были из газет, а десять лир сверху и снизу были фальшивыми… и все с лицом мэра!

– Удивительно, насколько мэр вышел из себя. Говорят, он хотел в это дело вмешать Интерпол.

– А мисс Гатт так опозорилась перед священником! По своей наивности пошла передать ему деньги, думала, что их кто-то потерял. Мама сказала, что священник сразу догадался, что это была шутка, и сказал, чтобы она отдала деньги Рите-Монсеньёру, той, которая постоянно крутится в церкви, как ризничий. Священник очень смеялся, а мисс Гатт была готова провалиться сквозь землю.

Курт и Дастин, Селина и Катя взахлеб рассказывали друг другу о том, что услышали про дюжину пакетов с фальшивыми банкнотами по десять лир, которые в то утро нашли одиннадцать человек, и о том, как кто-то сильно негодовал, кто-то безумно обрадовался, кто-то вынужден был оплатить много пива друзьям, а кто-то, как священник, от всей души посмеялся.

Глен очень терпеливо их слушал и смотрел вверх на сигаретный дым, не произнося ни слова.

– Папа говорит, что это, скорее всего, дело рук Кармэну Шиклуны, – сказала Селина. – Все знают, что они с мэром не выносят друг друга.

– Не факт, – вмешалась Катя. – Может, это всего-навсего чья-то шутка.

– Немного злая шутка, – добавил Дастин. – Я думаю, это был, скорее всего, как бы подкол мэру, чтобы напомнить о его трате денег на всякую ерунду.

В конце концов все заметили, что Глен до сих пор не раскрыл рта, и уставились на него. Глен улыбнулся, опустил ноги со стоявшего перед ним стула, бросил на пол окурок и, потягиваясь, сказал:

– Хотите немного пройтись до Белой Башни? По дороге я вам расскажу историю!

В первые годы после смерти матери Глен постоянно ходил к бабушке. Сейчас же он стал её навещать по настроению. Частенько в конце концов она ему сама звонила, чтобы узнать, как у него дела, и когда он слышал в телефонной трубке её голос, то чувствовал себя виноватым. Хоть ей вот-вот должно было исполниться семьдесят лет, у неё до сих пор было персиковое лицо без морщин, такое же, как у его матери, которое он запомнил: те же светло-карие глаза и та же округлость нижней губы, когда улыбается. В первые годы жизни Глен больше времени проводил с ней, чем с отцом. И, может быть, если бы он тогда не был шестилетним мальчиком, то решил бы лучше жить с ней, нежели с убийцей. Так бабушка обозвала его отца в день похорон: «Убийца! Ты её свёл в гроб, бедная девочка!» Хоть уже и прошло восемь лет, бабушкины слова до сих пор звучат у него в ушах. И сейчас он окончательно понял, насколько она была права. Теперь отец прикидывается святым и не упускает ни одного случая, чтобы не попытаться показать всему миру, что изменил свою жизнь. Но уже ничего не вернуть. Никакие перемены не воскресят усопших. Он всё ещё хорошо помнит испуганный взгляд матери, когда она ждала возвращения отца с очередной гулянки, скандалы, осколки стаканов и чашек. А под занавес действа отца рвало в ванной, а мать рыдала на постели.

В день похорон отец попытался себя оправдать. Попытался напомнить бабушке, что её дочь умерла от рака кишечника и что его поведение ничего не могло изменить. Но бабушка выгнала его за порог и, плача, прокричала: «А лекарство, которое ты ей предложил, – это ночи, проведённые вне дома, когда ты купался в виски и проматывал свои и своего сына деньги!»

Когда в те годы бабушка сажала его на колени и прижимала к себе, то начинала медленно укачивать и давать наставления, чтобы он не пошёл по стопам отца, убийцы его матери, преступника, который отправил её дочь на тот свет в тридцать три года. Сейчас, когда он видит своего отца поникшим, с уже согбенной спиной и всегда молчаливым, то Глен порой начинает сомневаться, не были ли те прошлые скандалы всего-навсего страшным сном. Не может такого быть, что этот тихий мужчина, всегда в одиночестве мастерящий макеты кораблей в комнатке на крыше, и есть тот самый убийца, о котором говорит бабушка. Но потом на него наваливаются воспоминания, и его сердце вновь черствеет. Он поклялся вести войну с отцом и будет верен этой клятве до конца. Как только ему исполнится восемнадцать лет, он соберёт вещи и уйдёт. Начнёт работать, где-нибудь снимет жильё, хоть на краю света, но уйдёт. И если ему будет не хватать денег, то переедет жить к бабушке.

Вскоре перед ребятами появилась Белая Башня, молчаливо стоявшая на голой скале, одиноко грезившая о галерах и галеонах, не замечая моторных лодок и виндсёрфов, скользящих по морю напротив. Как только они до неё дошли, Глен резко остановился, засунул руки в карманы, повернул к друзьям голову и сказал тихим голосом:

– Те пакеты с фальшивыми деньгами… их сделал я! Остальные четверо встали как вкопанные. Поначалу решили, что он шутит, но, когда увидели его серьёзный взгляд, прикованный к земле, откуда он пытался выковырять камушек носком ботинка, то сразу поняли, что Глен не шутил. Потом Катя нарушила тишину: