Собрание галереи Орсе поражало воображение: Ван Гог, Дега, Гоген, Мане и Моне, Ренуар, Мунк и прочие мэтры изобразительного искусства. Но не эти мастодонты живописи привлекли внимание Азирафеля. Кроули своей танцующей походкой подошёл к ангелу, который в оцепенении смотрел на огромную картину Адольфа Вильяма Бугро «Данте и Вергилий в Аду». На ней были изображены двое обнаженных борющихся мужчин — брюнет и рыжеволосый. Второй упирался коленом в спину темноволосого, выворачивал ему руку, а зубами вгрызался в горло. На заднем плане стенали грешники, хихикали демоны, а Данте и его адский проводник осуждающе смотрели на происходящее.

Кроули некоторое время смотрел на картину, а затем тихо позвал Азирафеля:

— Зефиркаааа…

Тот не ответил. Тогда демон тихонько потыкал его пальцем в плечо. Ангел встрепенулся, посмотрел на Кроули и спросил:

— Ты знаешь, что художник изобразил здесь?

— Ну, наверное это грешники… — предположил Кроули, — Чертовски сексуальные грешники, надо сказать, — он хохотнул, — Думаю, мне в аду бы понравилось, если там действительно так.

Ангел вздохнул, сцепляя руки в замок на животе.

— По сюжету «Божественной комедии» Данте, рыжий — Джанни Скикки, кто выдал себя за почившего вельможу. Он хотел махинациями оформить завещание с выгодой для себя. А кусает он некоего Капоккио. Здесь изображён восьмой круг ада — для лжецов. Жуткие мучения… — ангел потупил взгляд.

— По-моему тут больше красоты, чем жути. Можно было бы и пострашнее изобразить. А тут прям эстетика, ты только посмотри: как пальцы впиваются в грудную клетку, как он держит его руку, а укус это вообще что-то за гранью фантастики. У меня даже мурашки, — Демон поёжился, не отводя взгляда от картины.

— Но укус в горло… должно быть больно, — поморщился Азирафель.

Кроули рассмеялся, сунул руки в карманы джинсов и ответил:

— Ну… смотря какой укус. И смотря куда. Да, и немаловажно — от кого, — он прошаркал мимо ангела, наклоняясь к нему и шепча, — Пойдём, ангел мой. Французское вино само себя не выпьет.

***

Уютный французский ресторанчик на Елисейских Полях был заполнен красивыми людьми, шумной речью и звоном бокалов. Приближался Новый год — Париж праздновал. Азирафель и Энтони сидели за небольшим столиком в глубине зала — подальше от шумной толпы. Сомелье только что откупорил бутылку дорогого вина, и плеснул бордовый напиток в изящные бокалы на тонких ножках.

— Божественно, — с придыханием произнёс Азирафель, пригубив напиток.

— Угу, — буркнул демон, опустошая сразу половину бокала. Затем он откинулся на спинку кресла, и сказал:

— Теперь твоя очередь, ангел.

Блондин удивлённо захлопал ресницами:

— Очередь для чего?

— Рассказывать о себе. Я-то вчера разоткровенничался перед тобой. Теперь ты, давай-давай, — демон снял очки и требовательно посмотрел на ангела. Тот также откинулся на спинку кресла и, поглаживая кончиком пальца край бокала, заговорил:

— Окей. С чего бы начать… Ладно. Ну, во-первых, я коренной Лондонец. Мой род обосновался здесь ещё во времена Тюдоров. История моей семьи очень тесно связана с книгами. Почти все мои предки до двадцатого века занимались издательством или книгопечатанием. А мой дед открыл букинистический магазин. Помнишь, рядом с моей квартирой? Вот… отец хотел, чтобы я владел магазином. И я даже пробовал несколько лет назад… но проблема в том, что все книги там — это прошлое моей семьи, и я просто не могу расстаться ни с одной из них.

— Аааа, ну теперь понятно, откуда у тебя такие познания в древней литературе. Знал бы ты этого Сики из «Божественной комедии», если б всю жизнь не обнимался с книжками. Зануда, — демон фыркнул и скрестил руки на груди.

— Джанни Скикки, — поправил его ангел, — И я не зануда, мне просто повезло расти среди антикварных изданий, вот и все. Но я не хотел связывать всю свою жизнь с этим. Поэтому сейчас там работает помощница моего отца — его коллега из архива, а я могу спокойно заниматься архитектурой.

— И каково это? — спросил Энтони, закидывая ногу на ногу и подаваясь вперёд, — Каково это — знать своих предков до…какого там колена?

— Эм… до 16 века вроде бы, — сомневаясь, ответил Азирафель, а затем продолжил, — Я ощущаю за собой большую силу своего рода. Иногда, в минуты отчаяния, когда хочется все бросить, вспоминаешь что за тобой стена из твоих предков, что за тобой люди которые пережили вещи куда более ужасные, чем твои собственные проблемы сейчас, и становится легче.

Кроули мрачнел с каждым новым словом ангела. Тот говорил с таким одухотворённым видом, что готов был вот-вот засветиться. Демон честно себе признался, что искренне завидует ангелу. Оборачиваясь назад, он видел только бледные силуэты приемных родителей, а за ними была бесконечная пустота. Конечно, иногда это помогало идти вперёд, не оглядываясь ни на что. Может именно поэтому Энтони и добился всего, что имел. Но изредка, когда одиночество прокрадывалось в душу темными щупальцами и душило изнутри, так хотелось ощущать за спиной поддержку близких, которых не было.

Он одним махом осушил бокал, поморщившись, и снова налил себе вина почти доверху. Азирафель заметил смятение демона, и тихо сказал:

— Прости, Энтони… Я не подумал, что для тебя будет тяжело слышать это…

— Да забей, я сам попросил. Честно, не думал что ты такой крутой, — Энтони улыбнулся, обнажая белоснежные зубы, — Поэтому знай, что я тебе завидую. Но только в этом — ни в чем больше.

— А ты… — медленно начал Азирафель, запинаясь, — Ты бы хотел узнать, кто твои родители?

— Хотел. Искал — без толку. По тем документам, что есть в открытом доступе, я ничего не нашёл, — Кроули вздохнул и скомкал рукой салфетку, — Но, чёрт возьми… знаешь ангел, это как пазл. Только такой, где потеряно несколько деталей прям вот отсюда, — и он приложил ладонь к своей груди там, где было сердце, — Да что же здесь за вино такое… теперь ты будешь знать, что я сентиментальный идиот.

Блондин улыбнулся ему, накрыл его руку своей, проводя кончиками пальцев по торчащим острым костяшкам под тонкой кожей, и произнёс:

— Может быть, это не так и плохо?

***

Стрелки часов медленно подкрадывались к двенадцати ночи. Париж не спал в ожидании нового года. Толпы гуляющих сновали туда-сюда, люди смеялись, зажигали бенгальские свечи, фотографировались, пили ароматный глинтвейн и ждали новогоднего чуда. Энтони и Азирафель покинули ресторан за полчаса до полуночи и неспешно шли по ночному городу в сторону своего отеля. Кроули спросил, повернувшись к ангелу:

— Во сколько у нас самолет?

— В три часа ночи, — ответил Азирафель, посмотрев на часы, — У нас еще достаточно времени, чтобы встретить Новый год под небом Парижа.

— О, как завернул-то, — сказал Энтони, потуже затягивая шарф и пряча нос в ладони, пытаясь согреться.

Азирафель посмотрел на демона и, не говоря ни слова, подошел к ближайшей палатке. Он взял два глинтвейна, и за дополнительные два евро попросил добавить двойную порцию виски в каждый стаканчик. Отхлебнув ароматного напитка, Энтони с удивлением взглянул на ангела, но тот лишь пожал плечами, улыбаясь уголками рта. В непринужденной беседе они зашли вглубь сада Тюильри. Несмотря на праздничные гулянья в центре города, небольшой сквер в сердце парка оказался пуст. Начался тихий снегопад. Снежинки кружились в воздухе, ловя отблески фонарей и падали пушистыми комочками на землю. Ангел, смотря на всё это, спросил:

— Энтони, что ты думаешь насчет традиции загадывать желание в Новогоднюю ночь?

Демон только громко фыркнул и подошел ближе к Азирафелю, становясь с ним плечом к плечу. Раздался грохот салюта, и небо озарилось яркими вспышками. Множество цветных причудливых цветов распускались над французской столицей. Всё новые и новые залпы искр улетали в небо, и казалось, что им не будет конца. Блондин смотрел на всё это как завороженный, не замечая ничего вокруг. Кроули же не замечал ничего кроме глаз Азирафеля, в которых отражались всполохи света. Внезапно все стихло, и вдалеке послышался вой улетающих фейерверков. На горизонте появился сноп золотых искр, стремительно улетающих в небо. В этот момент Энтони взял руку ангела, и нежно коснулся сухими губами тыльной стороны холодной от мороза ладони. Небо над ними озарилось тысячью золотых огней, и на несколько мгновений показалось, будто ночь превратилась в день. Азирафель резко повернулся к Кроули, удивленно смотря на него, хлопая своими невозможно пушистыми ресницами, на которых уже оседали снежинки. Он не отдернул своей руки. Медленно, он опустил её, переплетая свои холодные пальцы с горячими пальцами демона.