И еще казалось что-то могущественное в том, как беспомощно он глядел на нее сверху вниз, дрожа всем телом, с трудом удерживая свой вес на руках. Не то чтобы Бетани действительно считала, что ей следовало признавать подобное. Это казалось слишком уж развратным для ее первого раза.

Облегчение на лице Каллена, когда он услышал, как она его подгоняет, было почти комично. Он с таким усердием старался выглядеть опытным любовником, как лотарио с опытом намного более обширным, чем она могла себе представить; Бетани не хотела сейчас насмехаться над ним, практически опьяненная тем, как их тела переплетались друг с другом, но ей это показалось весьма очевидным.

А потом он начал двигаться, медленно скользнул внутрь и наружу, отчего…

О.

Каллен повторил, неосознанно выбирая ритм, вторить которому ей казалось только естественно…

О.

Намек на удовольствие, краткая дразнящая вспышка, которую она почувствовала ранее, расцвела внутри, распространяясь со скоростью лесного пожара. Бетани охнула и потянулась за поцелуем, наконец осознав, как этот акт может происходить, и к чему стремились ее брат и друзья, отправляясь на поиски партнера.

— Чувствуешь это? — сипло поинтересовался Каллен, находя ее ладонь своей и переплетая их пальцы, отчаянно цепляясь меж шелковых простыней.

Этот жест, когда он взял ее за руку, одновременно с этим демонстрируя ей чудеса занятия любовью, был, наверное, самым интимным, что Бетани когда-либо испытывала. Она вцепилась в него, крепко сжала пальцы вокруг его ладони.

— Каллен, — наполовину шепот, наполовину всхлип, ведь она не знала, что еще сказать; она даже не знала, может ли вообще сказать что-то еще.

Ритм, который он задал, продолжился, и ее тело научилось отвечать, бедра сами по себе приподнимались навстречу каждому толчку. И каждый раз Каллен входил немного глубже, отчего Бетани инстинктивно сжимала бедра вокруг него. Удовольствие пузырьками поднималось на поверхность, протискивалось в каждую конечность, каждый палец, и Бетани не могла с уверенностью сказать, сколько еще сумеет продержаться. Что в сексе считалось приемлемым? Будет ли совсем неловко, если она потеряет контроль за считанные секунды? Посмотрит ли он на нее с отвращением, в ужасе от того, что у нее не было ни выдержки, ни чувства ритма, ни чего-то еще, по чему оценивали секс?

— Не зажимайся, — пробормотал Каллен, целуя в уголок губ. На его висках поблескивали капельки пота, и Бетани увидела в его глазах желание, и как оно вспыхивало с каждым толчком, а губы его изгибались будто в ухмылке всякий раз, как из нее вырывались тихие вскрики. — Ты задумалась о чем-то.

Он что-то сделал, переменил угол или скорость или еще что, и Бетани пронзила сильная дрожь; она жалобно всхлипнув, уронила голову обратно на подушку.

— Не хочу тебя разочаровать, — хныкнула она.

Каллен прильнул к ее шее, к подбородку, горячо и влажно, проводя зубами по коже и страстно, жаляще целуя.

— Ты не разочаровываешь, — хрипло отозвался он. Ритм оставался неизменным, но все-таки был все менее сдержанным, менее контролируемым. Дышал Каллен рвано и неравномерно, и Бетани ощущала его дыхание у своего уха. — О, Создатель, Бет…

Она не знала, куда девать собственные ноги, поскольку достигла отметки, когда все было слишком, слишком много и слишком скоро, и ей хотелось вжаться пятками в матрас, хотелось обвить ногами талию Каллена, хотелось обхватить его бедра и просто вжиматься навстречу, и Бетани понятия не имела, что правильно или что делать…

— Каллен, — всхлипнула она, и это было почти единственное слово, оставшееся в ее словаре.

Он крепче сжал ее ладонь, и снова оказался прямо перед ней, прижался лбом к ее лбу, отчаянно уставился на нее затуманенными глазами.

— Бетани, — собственное имя никогда не казалось ей настолько же красивым, как сейчас, когда он его произнес таким шепотом, — милая, ты близко? Ты готова?

Как он еще мог говорить? Это казалось до абсурдности несправедливым.

— Каллен.

— Бет, ответь мне! Готова?

Всхлип сорвался с ее губ; она чувствовала, как теряет контроль над собственным телом. Они восхитительно скользили друг о друга, мокрые от пота, и все, что Бетани ощущала, это жар, наслаждение и восхитительное скручивающееся напряжение, от которого внутри бурлило что-то неудержимое и отчаянное.

— Бет!

— Да, — простонала она, едва удерживаясь за тончайшую ниточку, — Создатель, да.

Каллен поцеловал ее, отчаянно, неаккуратно и безо всякого умения; он настолько сильно сжимал ее ладонь, что Бетани была уверена — в любой момент она услышит треск костей. Но Каллен продолжал двигаться, толкаясь бедрами навстречу ее, вплотную прижимаясь животом к ее животу, грудь к груди, и все было скользким, потным, горячим и быстрым, и Создатель…

Создатель всемогущий.

Сначала Бетани поперхнулась — она пыталась судорожно вдохнуть, когда все началось, и у нее это не очень хорошо получилось; Каллен, застонав, отстранился едва-едва. Она вдохнула полной грудью, уже не в состоянии нормально видеть, и выгнулась дугой, бесконтрольно дергаясь, дрожа и брыкаясь. Каллен не останавливался, и, когда и сам достиг оргазма, двигался дергано и неуправляемо. На втором вдохе Бетани издала какой-то надтреснутый крик, всхлипывая и суча ногами в поисках опоры на кровати, на Каллене, где угодно.

Это отличалось от первого раза, к которому он ее подвел своим ртом, потому что теперь это было попросту везде, сжигало ее насквозь, и Каллен тоже был везде, над ней, в ней, потерянный вместе с ней, и она не могла…

Бетани вдохнула в третий раз и закричала.

========== Часть 8 ==========

О следующих нескольких минутах она мало что помнила, только судорожные поцелуи, никак не кончавшиеся, да отчаянный шепот — может, это она всхлипывала его имя, или Каллен все повторял и повторял ее собственное. Или, может, это были слова, может, они умудрились провести полноценный разговор, а она просто не сумела уловить ничего кроме звуков и намерения. Чувства, ощущения, давление… ничто из этого не пропало так быстро, как она того ожидала, и она всхлипывала, цеплялась за Каллена, чувствуя, как он тоже сильнее прижимает ее к себе.

Бетани никак не могла замереть; она содрогалась от удовольствия, оно уходило медленно и не спеша, от его небольших вспышек с ее губ сами собой слетали нечленораздельные звуки и короткие обрывки слов прямо в губы Каллена, руки жили своей жизнью, а тело била дрожь. Каллен, казалось, находился в таком же состоянии, он мягко покусывал ее губы, а потом у него наконец кончились силы, и он рухнул прямо на нее. И его вес ошеломлял — не обязательно в плохом смысле — и определенно внушал уважение. Когда Бетани шумно вдохнула, Каллен пробормотал неразборчивое извинение и скатился на бок, утаскивая ее с собой.

Теперь, когда лихорадочный темп стих, у нее появилась возможность перевести дыхание и дать разуму отключиться от реальности, затеряться в волнах шипучих, вибрировавших ощущений, которые никто из ее друзей никогда не описывал с какой бы то ни было точностью. Она чувствовала дыхание Каллена, чувствовала, как горячий воздух омывал ее лоб, как его грудь вжималась в ее с каждым быстрым вдох-выдох. Где-то среди его сиплого дыхания и яростного сердцебиения затаился красивый ритм, и еще что-то чарующее в том, как Каллен, будучи воплощением сплошной твердости — одни мышцы, углы и острые, точеные линии — в потном беспорядке переплетался с ее мягкостью и изгибами.

Бетани потерялась во всем этом и, прильнув к его груди, лежала и слушала его яростно бьющееся сердце. Кожа Каллена оказалась немного темнее ее собственной, наследие долгих дней, проведенных в тренировках и на патрулях, а еще у него на плече имелась абсолютно очаровательная веснушка. Бетани поймала себя за размышлениями, как бы он отреагировал, лизни она ее, и раздосадовала ли бы ее эта реакция, поскольку ей очень, очень хотелось это сделать.