— Да, — кивнула Арвен и, обняв его, прошептала: — Я знаю, у людей есть поверье — будто бы рубаха, сшитая любимой, бережет от стрелы и меча не хуже кольчуги. Пусть это поверье исполнится на тебе… Я не могу быть с тобой в путешествиях и битвах — но пусть моя любовь отведет от тебя беду…
Если бы все было так просто! Тогда, наверное, Арагорн реже хоронил бы своих товарищей… Но он пообещал, целуя Арвен:
— Так и будет, жизнь моя! Так и будет…
Она постояла, прижавшись к нему, потом решительно высвободилась из объятий и отступила на шаг.
— Теперь иди, — сказала она твердо. — Тебе надо выспаться. Я приду утром и принесу письмо.
С какой радостью Арагорн остался бы с нею до утра! Но нельзя же быть таким себялюбцем — Арвен нужен отдых, а ведь ей еще писать отцу, и вряд ли подходящие слова найдутся сразу…
Оборвав досужие размышления, он с поклоном поцеловал любимой руку. Сколько можно тянуть, надо наконец заставить себя уйти… Так что он пробормотал «доброй ночи» и отправился восвояси, сжимая в руках драгоценный дар.
Оказывается, эльфы уже позаботились о приготовлениях к походу: на столе в его жилище стояла снедь к завтраку, лежало несколько свертков с лембасами и сухими ягодами, фляжка с крепким вином (припас в глуши не лишний!), да вдобавок на сундуке была развернута превосходная, очень точно перерисованная карта Лориэна и окрестностей, включая путь через перевал. Тут же обнаружилась записка, извещавшая, что Халдир будет иметь честь и удовольствие явиться завтра в полдень, дабы проводить достопочтенного Арагорна, сына Араторна, до границы и тем облегчить ему начало путешествия. Поименованный хмыкнул: после наставлений Владыки, да еще с такой картой он не нуждался в провожатых; но, быть может, начинать путешествие с товарищем и правда будет веселее. Что ж, до полудня много времени, он еще успеет выспаться перед дорогой. Да вот беда, сна-то ни в одном глазу….
Воин быстро собрал походную сумку, проверил оружие — от бездействия оно не испортилось. Больше заняться ему было нечем. Разве что…
Он осторожно взял в руки подарок Арвен, расправил его, любуясь работой, потом поднес к лицу. Сквозь запах нового полотна ему почудился тонкий, травяной аромат — так пахнут ее волосы и кожа… Ему страшно хотелось примерить рубаху, но не надевать же ее на грязное тело!
Отыскав полотенце, Арагорн направился в купальню. Ночная темнота чуть поредела; издали все еще доносился шум праздника, но в его углу было пусто и тихо. Он долго плескался в воде, надеясь, что это нагонит на него сон — нет, не помогло. Зато теперь он с полным правом облачился в тонкую ткань, которой касались руки Арвен, разгладил ее на себе… Кажется, никогда еще у него не было такой удобной, ласковой одежды! Ох, он не отказался бы и от других ласк!
К дому он возвращался медленно, едва ли не волоча ноги, пытаясь хоть так унять странное нетерпение. Ожидание окончательной разлуки становилось все мучительнее; если бы не письмо к Элронду, он, чего доброго, намылился бы в путь прямо сейчас! С Владыками он уже, считай, простился; а Арвен… он бы вошел к ней, поцеловал бы ее, спящую, и…
Тут он обогнул наконец свое дерево, вскинул глаза — и остолбенел: Арвен сама, во плоти, с маленьким свитком в руках стояла у его двери! Увидев его, она будто и обрадовалась, и растерялась; щеки ее залил румянец, заметный даже в полутьме, и она проговорила смущенно:
— Ты не спишь?.. Я принесла письмо… Ты ложись, а я… просто с тобою посижу…
Эру! Кому она боится помешать?! Арагорн кинулся к ней, подхватил на руки, перенес через порог, опустил на ложе…
Сон? Зачем? Как можно спать, когда любимая так близка, так горяча ее кожа, так ласковы руки? Когда губы шепчут нежные слова, дыхание смешивается, сбивается, и двое снова становятся — одним, и вместе рушатся в пропасть или взмывают вверх, в небеса, что взрываются вдруг ослепительным светом… Когда можно стать огнем, и волною, и вихрем, раствориться в другом, утратить и вновь обрести свою суть… и каждый такой час, каждый миг, каждая доля мига стоит вечности…
На рассвете они все-таки уснули, истомленные своей жаркой, отчаянной страстью. Сон Арагорна был как никогда сладостен и покоен; он проснулся незадолго до полудня и лежал тихонько, наслаждаясь чудесной, непривычной близостью любимой. Но, стоило ему шевельнуться, как Арвен тоже открыла глаза и, взглянув на пробившийся сквозь занавеси луч света, вдруг вскочила.
— Полдень! Тебе уже пора!.. — растерянно воскликнула она.
Да, времени оставалось всего ничего. Беспокоиться и горевать о разлуке стало совсем некогда. Они быстро перекусили; потом следопыт облачился в походную одежду, поддев под куртку новую рубаху — расстаться с нею он не мог. Письмо Арвен он убрал поглубже в сумку, для пущей сохранности обернув свиток в пергамент. На этом сборы закончились, и воин вытащил свою поклажу на улицу.
День выдался ясный и теплый, как и прочие дни этого необыкновенного лета, но под мэллорнами было по-прежнему тихо и пустынно — жители Галадхэна, должно быть, все еще отсыпались после бурного ночного веселья. В странном замешательстве Арагорн взял Арвен за руку. Пора было прощаться; но он не находил слов — что могут слова добавить к случившемуся с ними накануне и нынче ночью?
А, ладно! Словами не выразить чувств, но не молчать же теперь всю оставшуюся жизнь! И он сказал без затей:
— Арвен, я тебя люблю. Я и родился-то, наверное, чтобы любить тебя. Ты — моя звезда, мое солнце… Мне теперь никакая тьма не страшна — я знаю, что у меня есть ты, как знаю о солнце даже ночью. Прости меня, дурака, за то, что я все-таки ухожу… но знай: куда бы я ни шел, я иду к тебе навстречу.
Арвен крепко обняла его.
— Знаешь… мне иногда кажется, я лишь с тобою поняла, что значит — жить, — тихо проговорила она. — Я будто спала — и пробудилась, и теперь уже не усну. Пусть мы расстаемся — сердцем, душой и мыслями я с тобою… Я дождусь тебя, Эстель.
Конечно, они снова поцеловались… Но вдруг издали послышалось, как кто-то насвистывает простой, веселый мотив.
— Это Халдир, — дрогнувшим голосом сказала Арвен; лицо ее омрачилось. — Вот теперь совсем пора…
Арагорн неохотно выпустил ее из объятий. Действительно, эльф, снаряженный для путешествия, вскоре подошел к ним и со всегдашним своим невозмутимым видом раскланялся.
Все, некуда уже бежать от разлуки. Следопыт навьючил на себя сумку и оружие, в последний раз заглянул Арвен в глаза, преклонив колено, поцеловал ей руку…
— Доброго пути, — ясным, спокойным голосом молвила она.
И Арагорн двинулся по дорожке следом за провожатым. Шагов через двадцать он все-таки обернулся — Арвен так и стояла у двери его дома и даже нашла в себе силы улыбнуться и помахать рукой. Арагорн тоже помахал ей… и больше уже не оборачивался.
Они с Халдиром прошли вдоль ручья, миновали запруду и были уже недалеко от ворот, когда Арагорна словно что-то толкнуло в спину. Он оглянулся — в нескольких шагах позади, держась за руки, стояли Келеборн и Галадриэль. Прекрасные как летнее утро, в светлых простых одеждах, без венцов и украшений, они будто утратили толику величия и вдруг показались Арагорну беззаботными и совсем юными.
Выходит, Владыки собрались-таки сказать ему напутственное слово… Интересно, о чем? Он и сам хотел бы спросить кое-что у Галадриэль, да только достанет ли у него решимости?
Халдир прошел к самым воротам и остановился, поджидая человека; Арагорн же приблизился к царственной чете и с поклоном сказал:
— Мне снова выпал случай благодарить вас за гостеприимство, о Владыки. И снова мне не хватает слов. Дни, что провел я в Лориэне, были лучшими днями моей жизни. И, если бы не ваше приглашение, их бы не случилось. Однако… — он замялся, не решаясь задать вопрос; повисло молчание.
— Я рада, что посещение Золотого Леса принесло тебе пользу и удовольствие, — ободряюще заметила наконец Галадриэль; в глазах ее зажегся знакомый лукавый огонек. — И, признаться, тешу себя мыслью, что не тебе одному.