Свист тренера и слова комментатора снова заглушил гул криков фанатов, когда капитан пуффендуйской команды запустил бладжер в кольцо, а гриффиндорка поняла, что ожидание угнетает её. Она не может сидеть и ждать, наблюдая за игрой, в то время как тот, кто заставляет её чувствовать себя живой, в любой момент может стать мертвым. Грейнджер плевать на снитчи, бладжеры, квоффлы, метлы и игру в целом. Она равнодушна к квиддичу, но если ловец слизеринской команды больше никогда не выйдет на поле, Гермиона не сможет дышать. Как вообще можно следовать указанию Драко и терпеливо выжидать, пока его голову принесут ей на блюде ждать, когда желание бросить всё и прямо посреди матча отправиться к Снейпу, чтобы тот вернул в школу своего сумасшедшего крестника, пока того не взорвала дурацкая шкатулка, одолевает все сильнее.

Наверное, это сон.

Потому что в реальности не бывает такого безумия. Не существует настолько отвратительно-извращенных ситуаций, когда люди вокруг громко смеются и радостно хлопают в ладоши, а ты сидишь и чувствуешь, как тебя трясёт. Их губы растягиваются в улыбках, а из твоих глаз вот-вот покатятся слёзы. Только во сне тебе может казаться, что ты слышишь, как ударяется о ребра сердце, ломая их кости по одной, и замечаешь, что оно стучит ровно в такт с аплодисментами. Так не бы-ва-ет. Это сон. Очень дерьмовый сон. Худший кошмар из всех, что когда-либо у неё, Гермионы, был.

— «Нет страшнее одиночества, чем одиночество в толпе…» — строчки известного маггловского поэта воспроизвелись сами собой, как реакция подсознания на стресс. — «Когда безумно всем хохочется, а плакать хочется тебе», — сама не понимая зачем, гриффиндорка закончила цитату, пустым взглядом пронзая поле и не чувствуя собственного пульса.

О том, кто поймал снитч, Гермиона так и не узнала.

***

Вылетев из камина так резко, что чуть не врезавшись в противоположную стену до неприличия маленькой комнатки, Драко отметил, что это перемещение прошло куда менее приятно и безболезненно, чем предыдущее. С аппарацией, выворачивающей желудок туда и обратно, конечно, не сравнится, но хорошего всё ещё было мало. Оставалось надеяться, что порванный на локте пиджак — худшее из всего, что уже случилось, и ещё может ждать слизеринца впереди, там, за высокими дубовыми дверьми будки, в которые он пару месяцев назад с силой вжимал упомянутого крестным Уокера, угрожая проткнуть глотку министерского ублюдка палочкой.

Покачав головой в почти настоящей попытке вытряхнуть из неё не самые оптимистичные мысли и далеко не чудесные воспоминания, молодой человек по привычке провел ладонью по волосам, то ли приглаживая их, то ли наоборот, приводя в беспорядок, после чего, выдохнув и морально приготовившись проявлять максимальное спокойствие и тотальное хладнокровие в любой ситуации, волшебник открыл дверь, оказавшись снаружи.

— Малфой? — у самого выхода стоял коренастый мужчина среднего роста в теплой дубленке, со значком служащего тюрьмы, наколотым на шарф. Проскользив оценивающим взглядом по юноше, обратив особое внимание на волосы фамильного платинового оттенка, знакомые всем и каждому выразительные черты лица и дорогой костюм, и, словно окончательно убедившись в первоначальном суждении, работник Азкабана, кивнув самому себе, подтвердил собственную догадку: — Малфой.

— Добрый день, мистер? — не вежливость, нет, лишь дань уважения урокам хороших манер, преподаваемым лично Нарциссой в его детские годы, и обещанию держать себя в руках, негласно данному Северусу.

— Ротман, — с едва заметным промедлением ответил мужчина, после чего, кивнув в сторону треугольной в сечении башни, именуемой Азкабаном, спешно двинулся вперёд, совершенно не заботясь о том, следует ли за ним юноша.

«Скажи мне, кто твой друг… » — мысленно усмехнулся Драко, и в его глазах промелькнула тень осознания, что новый знакомый явно имел много общих черт с упомянутым ранее крестным, по крайней мере, в манере вести диалог. То, как мозг слизеринца умудрялся выдавливать из себя по крупицам сарказм в паре десятков метров от тюрьмы, оказаться в которой у Драко была вполне реальная возможность не позднее, чем минувшим летом, оставалось одной из неразрешимых загадок.

На первом этаже здания по-прежнему царил полнейший хаос. Работники Министерства мелких чинов, авроры, дипломаты — весь политический сброд в одном месте, где несколькими метрами выше отбывают срок длиною в жизнь самые разные преступники волшебного мира. Очаровательно! Сразу почувствовав на себе внимание дюжины авроров, стороживших проходы внутри и снаружи здания, Малфой с хрустом сжал челюсти, как делал всегда, когда чьи-то суровые взгляды норовили проскрести брешь в его затылке.

«Подозревать человека ещё до того, как он совершил преступление… Салазар, как же по-аврорски это звучит!»

Путь до камеры отца прошёл в полной тишине и без инцидентов, каких было слишком много в тот самый раз, когда Драко прибыл сюда без разрешения и как нельзя «удачно» нарвался на Лукаса и его свиту. Размышляя о том, что в голове за последние несколько часов подозрительно и почти непозволительно часто «всплывало» это имя, вызывавшее отвращение и ярость одним лишь сочетанием букв и звуков, слизеринец и не заметил, как оказался в одной комнате с отцом, а позади раздался громкий удар захлопнувшейся двери, сопровождаемый хриплым «У вас тридцать минут» мистера Ротмана. Временной промежуток, отведённый на встречу отца и сына, решётки на мерзко-маленьком подобии окна, покосившийся стул и не менее уродливый стол — всё было тем же, а потому дежавю с размаху оставляло на бледных скулах пощёчину за пощёчиной, лишая чёткого ориентира в пространстве. Внезапно захотелось засунуть собственный атеизм себе же в задницу и начать молиться всем существующим и несуществующим Богам и великим магам, лишь бы эта встреча не закончилась так же, как и предыдущая.

— Ты нашёл её? — ещё более хриплый, чем раньше, голос как прямое доказательство тому, что небесная канцелярия давно отказалась покровительствовать чете Малфоев. — Шкатулку. Нашёл, Драко?

При бледном белом свете еле-еле горевшей лампочки, казалось бы, утратившей способность озарять собой хоть что-то целую вечность назад, в стальных серых глазах Люциуса как никогда ясно плескалось безумие. Дело было даже не в привычной аристократам величественной позе, грёзах о безграничной власти и полном подчинении или попытках сохранить сгнившие остатки достоинства с намёком на манеры, нет. Конечно, Азкабан ещё никогда и никому не прибавлял здоровья и долгих лет жизни, но с предыдущего раза ощущение, что отец расплачивается за пребывание здесь собственным рассудком, лишь укрепилось. Это было странно. Очень странно. И подозрительно.

— Ты не сказал, где она, — Драко не узнал свой же голос: слишком сипло, неестественно-тихо он звучал. Складывалось впечатление, что стены Азкабана переняли у дементоров такое потрясающее первоклассное умение как высасывание любых подобий счастья, потому что иных объяснений тому, почему на молодого волшебника так давили сырые каменные стены, не находилось. — Лишь пробормотал что-то про Ад, прежде чем тебя увели. Я ничего не понял.

Закашлявшись так, что эхо с гулом разнесло по комнате утробные хрипы, Малфой-старший поднял глаза на сына. О чем размышлял мужчина, оставалось только догадываться, однако то, что он тщательно подбирал слова, собираясь что-то сказать, было очевидно. То самое плохое предчувствие, скручивающее слизеринцу желудок с самого пробуждения, с явным усилием надавило на горло.

— Тёмный Лорд приказал всем тем, кто принимал участие в ритуале, дать ему Непреложный обет, — пауза, сделанная то ли случайно, то ли намеренно, затянулась и оглушила настолько немой тишиной, что слух молодого человека начал улавливать шорохи движений крысы, на долю секунды выглянувшей из щели в стене и вернувшейся обратно. — Я могу рассказать тебе о крестраже всё что угодно, но обязан молчать о месте, где он спрятан.

В обычном расположении духа Драко изрек бы нечто философское вроде: «Неужели твоя жизнь стоил дороже, чем безопасность людей, которым игрушка Лорда может нести угрозу и обернуться гибелью», но сейчас, видя, что с отцом явно что-то не так, Малфой-младший скорее бы откусил себе язык, нежели произнёс что-то подобное. Ладно, с новоявленным недугом отца он разберётся потом. В случае чего, Гермиона поможет. В данный момент надо выяснить о шкатулке как можно больше.