Тем не менее, было ещё кое-что, что занимало мысли Драко. Во время той самой встречи упомянутая выше ведьма как-то вскользь сказала, что тот, кто сообщил Малфою об истории несостоявшегося крестража, мог бы знать что-то ещё. Видит милостивый Салазар, Драко гнал эти размышления всеми возможными и невозможными способами, но противный червь сомнения нашептывал, что имеет смысл вновь наведаться к отцу и расспросить о чёртовой шкатулке более подробно. Эта затея имела целый миллиард сложностей и препятствий и даже в теории была обречена на провал, но осознание, что Гермиона-гребаная-Грейнджер верит в него, внушало, что стоит идти на любые риски. Если смотреть на ситуацию объективно и не предвзято, то эта затея действительно имела смысл: отец и правда мог не только помочь разобраться во всем, но и ответить на многочисленные вопросы. Да и тот червь, уже проевший своему хозяину весь и без того воспаленный мозг безумными идеями, никак не хотел забывать о том, что план Люциуса все ещё работал, а значит, Драко по-прежнему мог стать последним участником ритуала, замкнуть круг крови и получить огромный запас магии, а вместе с ней и власть. Не ясным оставалось лишь одно: как всё это провернуть. После внепланового укрепления школьной системы безопасности небезызвестным мистером Уокером просто аппарировать куда вздумается и остаться незамеченным не получится. Если написать матери, все ещё проживающей во французском мэноре, чтобы та в качестве сопровождающего наведалась в Азкабан с сыном, то почту могут перехватить, и тогда о местонахождении Нарциссы станет известно тем, кто должен о нем знать в последнюю очередь. Снова выпросить разрешение у Макгонагалл? Если этот результат дался ему таким огромным трудом тогда, то теперь, в более обостренной политической ситуации, даже под полной протекцией Грейнджер получить бумажку будет практически невозможно. Однако, Снейп наверняка сможет помочь. Безусловно, в этом году во взаимоотношениях ученика и преподавателя возникло множество сложностей, вытекающих из призраков темного прошлого их обоих, но Северус по-прежнему оставался доверенным лицом для Малфоев, а значит, вполне мог сделать так, чтобы задуманное слизеринцем воплотилось в жизнь. Если, конечно, правильно сформировать просьбу…

— Ты уже десять минут гипнотизируешь пламя в камине, Драко, и, раз уж у тебя нет более важных дел, я бы хотел обсудить с тобой кое-что, — как всегда вовремя появившийся Забини, так и не узнавший, как на самом деле оказался две недели назад в заброшенном кабинете, и кто от его имени чуть не расстался с Пенси, отвлек друга от опасных и в крайней степени незаконных размышлений.

— Да, пожалуй, — бросив прощальный взгляд на огонь, но так и не одарив вниманием толстый фолиант, до сих пор лежащий на столике, Драко поднялся со своего места и прошёл к дверям.

***

Этот учебный год шёл до ужаса, почти неприлично быстро. Гермиона отчётливо помнила, как они с Гарри и Роном улыбались на колдокамеры журналистов перед посадкой в Хогвартс-экспресс, как напряжённо проходили самые первые совместные уроки со слизеринцами, — если быть совсем честной, то занятия до сих пор не отличались особой межфакультетской дружбой, — как взвалила на свои хрупкие плечи всю ответственность за организацию Хеллоуинского бала и как была вынуждена разделить эти тяготы с одним небезызвестным змеёнышем, как ходила с друзьями в Хогсмид, приструняла не в меру развеселившихся в Большом зале младшекурсников, пока Макгонагалл отсутствовала, и как с восхищением оглядывала то самое помещение, когда в нем поставили высокую ель перед Рождеством. Казалось бы, совсем недавно студенты разъезжались по домам, радуясь зимним каникулам, пока сама Грейнджер строила хитроумные планы, а вот уже и наступил февраль, и если гриффиндорке он напоминал о быстротечности жизни и бытия, слякоти и скорой весне, то всем остальным волшебникам — о предстоящем Дне всех влюбленных.

Более того, осознание, что до самого романтичного из ныне существующих праздников осталось совсем немного, пришло к девушке только тогда, когда о предстоящем торжестве случайно обмолвилась в разговоре за завтраком Джинни. К слову, сделала она это как раз после того, как Минерва Макгонагалл объявила всем учащимся о первом в этом учебном году матче по квиддичу между Пуффендуем и Когтевраном, до которого осталось совсем немного подождать. Чувствуя, что недавно прошедшая война не остановит превращение замка в обитель всеобщей любви, а наоборот, лишь подтолкнет студентов к бурному проявлению своих чувств, девушка как-то неосознанно, на уровне рефлекса закатила глаза.

«Как Малфой. Как трусливый слизеринский хорёк, Гермиона!» — тут же взбунтовалось подсознание, противясь даже возможности того, что его обладательница чисто случайно, разумеется, могла позаимствовать некоторые привычки змеиного принца.

Гриффиндорка искренне не хотела об этом думать. Как, в конце концов, можно отвлекаться на глупые личные переживания, когда в Британии творится драккл знает что! Ей, Гермионе, следует устроить очередную масштабную «вылазку» в библиотеку и поискать информацию о той шкатулке, про которую рассказал ей Малфой, а не посвящать все свои время и внимание ему же!

Тем не менее, Грейнджер было уже не остановить, а отвлечь её мысли на нечто иное не представлялось возможным. Мерлин милостивый, её, героиню войны, действительно интересовало, с кем проведёт День влюбленных бывший Пожиратель Смерти! Боже, если ты есть, помилуй их души! Гриффиндорка с небывалым усердием списывала подобные мысли на извечное любопытство, свойственное всем представителям факультета «львов», а уж ей, как одной из самых известных «красно-золотых», тем более. Однако, что-то неумолимо опровергло такую логичную версию (больше похожую на стереотип, если честно), и склонялось к тому, что её интерес вызван несколько иными причинами, от которых она всячески отрекалась.

«Я не влюбилась. Мне все равно, ясно? — девушка упрямо убеждала саму себя в правдивости собственных слов. — Пусть Хорёк и врал тогда, в башне, это мало меняет тяжесть его поступка! Да, сейчас я помогаю Малфою, но это не значит, что он всё ещё мне нравится! Всё ещё… Ох, Мерлин!» — эти попытки откровенно трещали по швам.

Время, между тем, продолжало лететь так, словно за ним по пятам гнались гиппогриф и венгерский хвосторогий дракон. Выдергивая из обычного маггловского календаря, в качестве напоминания о доме привезенного на восьмой курс, еще один лист и все яснее понимая, что до Дня Х осталось меньше недели, самая храбрая волшебница из ныне живущих тяжело вздохнула, даже из собственной спальни слыша, как в гостинной Гриффиндора переговариваются ученики, обсуждая грядущее торжество, в честь которого, слава Мерлину, никаких балов не предвиделось. Восьмой курс слишком красноречиво давал девушке понять, что подобные увеселительные мероприятия явно не для неё.

— Гермиона, ты не занята? — голос Джинни, обладающий удивительной способностью отвлекать даже из самых тяжёлых и удручающих размышлений, вернул Грейнджер из пропасти тоски, одиночества и непонятно откуда взявшейся паники во вполне уютную комнату в рекреации девочек. — Я бы хотела у тебя кое-что спросить… Насчёт подарка для Гарри.

Отложив календарь в сторону, Гермиона сделала глубокий вдох. Это будет чертовски сложная неделя.

***

В кабинете Северуса пахло сыростью, старыми пергаментами, пылью и затхлыми ингредиентами для самых разных зелий. Ничего не изменилось. Представляя, каким будет восьмой курс, Драко не раз задумывался о том, что за лицо на сей раз явит миру Снейп, ведь теперь, когда о настоящей роли волшебника в минувшей войне стало известно едва ли не каждой подзаборной псине, оставалось лишь строить догадки, как поведёт себя самый противоречивый из профессоров. Пенси, в силу, должно быть, своей врождённой и абсолютно не слизеринской наивности, предполагала, что теперь, когда фамилия педагога больше не приравнивается к таким понятиям как «предатель», «Пожиратель» и «чистое зло в чёрном балахоне», мужчина станет существенно мягче и будет менее строгим. Теодор не верил в такое развитие событий, считая, что «После того, как все узнали правду, он ещё больше взбесится». Сам Малфой не придерживаться ни одной из этих версий, решив, что гораздо проще будет оценить ситуацию на месте. Вероятно, именно поэтому слизеринец не слишком-то удивился, когда профессор продолжил преподавать свой предмет так, словно ничего не произошло, его самого не разрывало между «тёмной» и «светлой» сторонами, а такого явления как война и вовсе не было. Возможно, подобная реакция была всего лишь защитным механизмом для психики человека, пережившего слишком много ужасающих событий за всю жизнь в целом, и за последние несколько лет в частности. Как бы то ни было, ни один из четырёх факультетов не волновала истина: волшебники были довольны одним тем обстоятельством, что психоэмоциональное состояние педагога никак не сказывалось на них самих. В какой-то степени Драко был с ними согласен. Его, конечно, однажды затронули переживания крестного, причём ни где-нибудь, а прямо на уроке Зелий, когда Северуса выбило из колеи очередное напоминание о Люси, каких, очевидно, на тот момент и так было слишком много, но вскоре конфликт был исчерпан. Ждать извинений от Спейпа, разумеется, не стоило, но Малфой в них и не нуждался: он прекрасно понимал чувства профессора и не был шокирован его срывом, ведь у него самого слишком часто случались подобные на шестом курсе. Тем не менее, сейчас слизеринец искренне надеялся, что за порогом двери, которую он отворил, предварительно постучав, его не ждёт никаких эмоциональных всплесков.