Малфой вздохнул, возвращая взгляд к пламени камина, и Грейнджер почти физически почувствовала исходящую от него усталость. В какой-то момент ей даже показалось, что то, что она делает — не правильно, а узнавать о планах Драко, притворяясь его другом — не честно. Тем не менее, сожалеть и поддаваться слабостям было уже поздно, да и гриффиндорская решимость никогда не позволила бы ей отступить, а потому, нацепив на лицо Блейза равнодушную маску, девушка спросила:

— Так чем же ты занимался?

— В тот день, когда вы вернулись на занятия, мы с матерью отправили Скоттам сову, чтобы они открыли для нас свой камин. Оказалось, что он сломан, а потому ещё пару дней мы договаривались с ними о встрече, куда мы, к слову, пришли, а не переместились! Ужасно маггловский способ! — случайное упоминание людей, лишённых магических способностей, заставило слизеринца вспомнить ту, которая была слишком связана с ними. Грейнджер. — Пока Нарцисса отвлекала миссис Скотт беседой, я под предлогом экскурсии по поместью проверил дом. Шкатулки там нет.

Гермиона нахмурилась. Драко уже второй раз упоминал некий ларец, но она, в отличие от Забини, ничего не знала об этом предмете. Вероятно, шкатулка — это и есть тот проклятый предмет из мэнора, но зачем она нужна Пожирателям или Скоттам? Что ж, хотя и прибавились новые вопросы, некоторые из старых всё-таки нашли ответы.

— Помнишь, я говорил, что Мальсибер видел Скотта с какой-то дамой? — «Блейз» согласно кивнул. — Так вот, благодаря чрезмерным откровениям Дэвиса я понял, что у неё нет шкатулки. Их встречи обусловлены личными интересами, — Драко неопределённо хмыкнул, дав понять, что на этом их разговор подходит к логическому завершению, а Гермиона почувствовала, что действие Оборотного зелья начинает ослабевать. Пока её великая афера не раскрылась, нужно ретироваться.

— Мне надо выйти и обдумать услышанное, — Грейнджер понятия не имела, говорил ли Забини нечто подобное хотя бы раз, но её это не волновало. Ей необходимо уйти. Срочно. — Скоро вернусь.

— Стоять, — отрезал Драко, и Гермиона остановилась в нескольких метрах от дверей так резко, будто её с одного удара гвоздями приколотили к полу. Наверное, она никогда не научится нормально реагировать на его властный тон. — У меня тоже есть вопросы, Блейз.

Решив, что Забини поступил бы именно так, Грейнджер медленно развернулась и недоуменно подняла бровь. Мерлин милостивый, а из неё, Гермионы, должно быть, получилась бы неплохая слизеринка!

«Нет уж, Годрик упаси!»

— Я общался с Пэнс перед каникулами, — вкрадчиво начал Малфой, внимательно глядя на собеседника. — Она была весьма огорчена вашей ссорой на балу. Сегодня же Пенси выглядела вполне довольной. Вы помирились?

Грейнджер уже хотела облегчённо вздохнуть, но не вышло. Внутри зарождалось какое-то неприятное ощущение от одной мысли, что Драко так интересовало состояние его подружки. Он, наверное, долго размышлял, не сильно ли расстроилась дура-Паркинсон, пока она, Гермиона, собирала себя по кусками после унижения в Астрономической башне. Необузданная злость на и без того раздражающую слизеринку взяла верх:

— Мы с ней расстались. Остались друзьями, конечно, но мы больше не вместе, — Гермионе даже было стыдно за то, с каким удовольствием она это говорила. — Видишь ли, я люблю другую.

Выражение лица Малфоя определённо стоило того, чтобы солгать, и, видит Годрик, — или же Салазар? — Грейнджер сделала бы это ещё не единожды, чтобы наслаждаться замешательством на вечно надменном лице. Придя в себя, Драко задал вполне логичный вопрос, поставивший гриффиндорку в тупик:

— Кого же?

Идя ва-банк, девушка ответила первое, что пришло ей на ум:

— Гермиону Грейнджер.

***

Драко сидел в гостинной и смотрел на огонь взглядом, которым смело можно было бы рушить бетонные конструкции, а потому предположение, что к наступлению ночи от камина ничего не останется, звучало вполне обоснованно. Молодой аристократ злился, злился так, что от сжатия сводило челюсти, только вот он сам не понимал почему. Его никогда не интересовали любовные похождения Забини, а уж о том, чтобы озадачиваться личной жизнью Грейнджер, а точнее, её отсутствием, не могло идти и речи, так в чём, спрашивается, состояла проблема? Драко не мог ответить на этот вопрос, а гадкая тварь, сидящая под черепной коробкой, нашептывала, что его реакция — ревность. Чистая и самая настоящая. Малфой плевался от этих мыслей, гнал их, считая полнейшим бредом, а воспоминания о Грейнджер, о её сбитом дыхании, покусанных губах и до одури красноречивых взглядах одолевали вновь.

Плевать.

Пусть это всё заберёт Забини.

Пусть целуется с ней, засасывая её так, чтобы Грейнджер было нечем дышать. Прижимает к себе, слушая, как у грязнокровки трескаются кости. Пусть вдалбливается в неё со всей силой, чтобы сука ещё несколько дней не могла нормально ходить и ёрзала, сидя на жёстких школьных стульях. Пусть Грейнджер опускается перед Забини на колени и делает своим ртом всё, что пожелается её грязной душонке, а Блейз наматывает её мерзкие волосы на кулак и тянет так, чтобы её тупорылая башка оторвалась к чертям и покатилась по полу. Пусть. Так и надо. Это не его, Драко, дело, перед кем грязнокровка раздвигает ноги. Даже если она пойдёт по рукам всей школы, и её ежедневно будут трахать такие же ублюдки, как Забини или Гойл, Малфою будет плевать. Его это не интересует!

— Драко, что-то случилось? — вкрадчивый голос Пенси вернул слизеринца в реальность из мира жёсткой порнографии с участием его лучшего друга и сокурсницы. Очаровательно, блять! — У тебя сейчас стакан треснет.

«Да, Пэнс, он треснет, потому что я сжимаю его так, что белеют пальцы, а по холодному стеклу проходят мелкие нитевидные трещины. Мне плевать, что посыпятся осколки, а огневиски испачкает кресло. Пусть этот гребаный стакан трескается, и делает это с хрустом, так, как надломится шея Грейнджер, когда я придушу её собственными руками.

Грязная Грейнджер.

Мерзкая Грейнджер.

Такая отвратительная, что я нагнул бы её над любой доступной поверхностью. Она бы стонала. О, Салазар, как бы она стонала!»

— Всё в порядке. Просто немного устал.

— Ясно, — недоверчиво высказалась Паркинсон, но развивать тему не стала, за что Драко был ей очень благодарен. — Где Блейз?

— Обжимается с Грейнджер, полагаю.

— Что? — Пенси посмотрела на однокурсника, как на полоумного. Даже если сказанное Драко и было шуткой, то явно неудачной, однако на лице слизеринца не было ни намёка на веселье. — Похоже, ты перебрал с огневиски, — заключила девушка и левитировала бутылку и опустевший стакан в другой конец гостиной, а именно, в урну. — Кстати, о твоей любимой грязнокровке, — Малфой сжал челюсти, и Паркинсон услышала их хруст. — Когда мы с Блейзом вернулись, Грейнджер позвала его поговорить. Мне это сразу не понравилось, но я предпочла не вмешиваться. После этой беседы Блейз вёл себя очень странно, даже подозрительно. Поэтому, раз тебя так волнует персона Грейнджер, то будь добр, сообщи ей, что если она будет лезть к моему парню, то…

Не дослушав, Драко тут же бросился к дверям, проигнорировав обиженный тон Пенси. Ничего, с ней он разберётся потом. Сначала Грейнджер. Тупая маленькая сука, решившая, что если заявиться к нему под Оборотным, то никто ничего не заметит. И ведь Малфой действительно не обратил внимания, надо же! Так увлёкся фантазиями о грязнокровке, что почти забыл, какая она дрянь на самом деле. Мерлин, и где были его, Драко, мозги той ночью в Астрономической башне? Идиотку надо было не унизить, а скинуть с гребаного балкона! Спускаясь по лестнице и с каждой секундой всё больше сатанея от гнева, Малфой серьёзно начинал верить, что поттеровская сучка была рождена, чтобы бесить его до конца жизни. Всё её существо, всё, что эта идиотка собой представляла, находило отклик внутри него в виде лютой ненависти. Ничего, ничего. Сейчас он найдёт тупую суку и выльет на неё столько дерьма, что дура захлебнется и сдохнет под тонной тошнотворной массы. Столько, чтобы у Грейнджер навсегда исчезла привычка лезть в его дела. Лгать ему.