— Просто не выспалась, — девушка слабо улыбнулась. Отчасти сказанное было правдой. — С кем не бывает! — нарочито громкий смех завершил беззаботный образ и привлёк внимание близсидящих.

— Да, я заметила, — подтвердила младшая Уизли. — У тебя глаза красные, — продолжила гриффиндорка, слегка наклонившись через стол к подруге, словно ожидая услышать что-то секретное.

Гермиона рассеянно пожала плечами, возвращаясь к чтению и борясь с желанием сдавленно застонать. Да, это определённо будет невыносимо долгий день!

***

Идти на завтрак без Блейза и Теодора было странно. Во всяком случае, непривычно. Драко бросил ещё один подозрительный взгляд на сидящую рядом с ним Пенси, старательно делающую вид, что всё нормально и ничего из ряда вон выходящего не происходит. Тем не менее, волшебник практически кожей чувствовал: брюнетка что-то скрывает. Слизеринка сидела напротив него между Забини и Ноттом столько, сколько Малфой себя помнил, поэтому сейчас какая-то часть его подсознания отказывалась воспринимать отсутствие двух однокурсников и девушку на соседнем месте, с присущими ей манерами разрезающую тост.

Более того, впервые за восемь лет обучения в школе Драко пришёл в Большой зал к самому началу завтрака, что априори считалось странным. В кои-то веки слизеринский принц оказал всему Хогвартсу такую честь! Чем же, интересно, студенты во главе с Макгонагалл её заслужили? Молодой человек всячески убеждал себя в том, что подобная пунктуальность не имела никакого отношения к Грейнджер, но не верил сам себе: Малфой действительно пришёл сюда так рано только потому, что появись он здесь в обычное время, Гермиона обязательно обернулась бы на шум открывшейся двери — гребаная грейнджеровская привычка, пронесенная через войну — и встретилась бы с ним взглядом. Драко не хотел даже предполагать, что мог прочесть в её глазах, почти боялся реакции гриффиндорки, будто бы она могла разрушить его хрупкую уверенность в собственной правоте, из-за чего с превеликой радостью наплевал на старую слизеринскую традицию приходить в Большой зал вместе, и, не дожидаясь Тео и Блейза, в спешке покинул подземелья. Теперь, после того как ему воочию довелось наблюдать появление бледной и какой-то чересчур заторможенной Гермионы, Малфою оставалось лишь откровенно пялиться на её затылок и прожигать дыру в и без того худой спине.

Потрясающая перспектива!

Между тем, то, почему Пенси пошла вместе с ним, все ещё оставалось загадкой. Девушка продолжала разрезать тост — почему-то Драко казалось, что она хочет распотрошить свой завтрак, а вовсе не поделить на части, — уставившись взглядом в тарелку и полностью абстрагировавшись от всех. Странно. Более того, это непонятное надругательство над едой волшебница совершала молча и абсолютно безэмоционально. Очень странно. Конечно, Паркинсон и раньше отличалась манерами и превосходным воспитанием, а потому не болтала без умолку за столом, как часто делают девчонки, но уж в чём, а в отсутствии всякого интереса к жизни и нежелании общаться с друзьями её упрекнуть было нельзя. Сейчас же слизеринка своей апатией подозрительно напоминала Грейнджер: та с омертвелым выражением лица сидела за столом, согнувшись над книгой, и — святой Салазар! — даже не заметила, как её тост ловким маневром пикировал прямо на пол. Драко сморщился: пока подобная участь не настигла Паркинсон, нужно что-то сделать.

— Пенси, что-то не так? — вопрос прозвучал спокойно и почти равнодушно, так, словно задавший его интересовался погодой или курсом валюты в Британии, а не эмоциональным состоянием живого человека. Впрочем, другого ожидать и не стоило: «змеи» никогда не будут гладить по волосам, участливо заглядывая в глаза и полушепотом вопрошая: «Ты в порядке?».

«Спрашивает ли кто-то у Грейнджер о её самочувствии? Хватит ли Золотому мальчику и его Рыжей собачонке ума, чтобы заметить, что с самым адекватным человеком в их пресловутом трио что-то произошло или все ещё происходит? Догадаются ли идиоты элементарно спросить? Что Грейнджер им ответит?»

— Забини, — тяжело выдохнула девушка, прекратив безжалостно кромсать пищу и отложив нож. Темно-зелёные глаза сосредоточили свой то ли убийственный, то ли затравленный взгляд на содержимом чашки с кофе без сахара, так и не сумев подняться к лицу собеседника. — Мы поругались прошлой ночью.

«О, Пэнс, ты даже не представляешь, насколько мне знакома эта история, и как я тебя понимаю! Неужели все решили устроить кому-то скандал на том идиотском балу?! К слову, об идиотах. Наверное, если бы Поттер всё же поинтересовался умонастроением своей подружки, она, должно быть, точь-в-точь как и ты, Пэнс, выдохнула «Малфой», и опустила бы взгляд.»

— Что наш идиот сделал на этот раз? — Драко не был удивлён. По закону жанра в любом условном объединении людей всегда находятся двое, между кем часто возникают конфликты, но они все равно почему-то вместе, так вот, в их собственном платиновом трио этими двумя были Паркинсон и Забини. Малфой примирился с подобным положением дел ещё на шестом курсе, а потому сейчас, на восьмом, он уже не ожидал от слизеринки иного ответа.

«Что идиот сделал на этот раз?» — тем же самым тоном спросил бы у Грейнджер Поттер, в процессе перебирая в уме все известные ему боевые заклятия, и Гермиона пожаловалась бы ему на меня-такого-сякого-нехорошего-Малфоя. Да, пожалуй, так вполне могло бы быть. С той лишь разницей, что вместо того, чтобы подставлять плечо под водопад грейнджеровских слёз, Шрамоголовый сидит в полуметре от неё и гогочет во весь голос на пару с Вислым. Наверное, если Гермиона однажды придёт в Большой зал голой, они даже не заметят.»

Случайная мысль о не совсем одетой — полностью обнажённой — гриффиндорке практически заставила Драко подавиться завтраком, а мгновенно разыгравшееся воображение принудило подняться — встать — не только ком в горле, но и кое-что ещё, из-за чего в узких брюках стало мучительно тесно. Блядь, Мерлин, какого чёрта, почему сейчас?!

— Я хотела с ним поговорить, но он не дал мне сказать и почему-то разозлился. Драко, я действительно не знаю, из-за чего! — Паркинсон красноречиво взмахнула руками, как бы стараясь донести до слушателя всю степень своего негодования. — Мы стали ругаться, и Блейз сказал…столько всего! — послышался тихий всхлип.

«Дежавю. Чёртово дежавю. Слишком похоже. Это ненормально! Грейнджер ТОЖЕ собиралась о чем-то рассказать. Я ТОЖЕ не стал слушать. Она ТОЖЕ не понимала, в чем дело. Я ТОЖЕ вылил на неё столько дерьма, что она полжизни будет в нем захлебываться. Не вечер, а одно сплошное «ТОЖЕ»! Видимо, нам всем пора в Мунго: коллективное помешательство ещё никогда не приводило ни к чему хорошему.»

— Потом Блейз ушёл. Он… он не любит меня? — прозвучало тихо, полушепотом. Так говорят, когда очень сильно боятся заплакать, считая обычное выражение эмоций высшим проявлением слабости. Впервые за весь разговор Пенси посмотрела сокурснику прямо в глаза, и в её темно-зелёных радужках волшебник видел другие, золотисто-карие, наполненные обидой и непониманием, те самые, взгляд которых застрял у него под корой головного мозга.

«Если бы Грейнджер сказала это, то… Чёрт! «Потом Драко ушёл. Он… он не любит меня?» — Аваду мне в голову в этом случае, пожалуйста. Двойную. Для точного результата. Мерлин, Грейнджер даже не нужно ничего произносить, чтобы я это услышал.»

— Пенси, — начал Драко, все ещё не до конца понимая, говорит он это однокурснице или девушке, сидящей через несколько столов от него. — Кто тебе сказал, что тот, кто уходит, никого не любит?

Паркинсон ничего не ответила, а Малфою показалось, что он словил внезапный приступ асфиксии то ли потому, что осознал, что лично послал ко всем чертям Грейнджер и только что признался вслух в своих чувствах к ней, то ли потому, что Гермиона поднялась со своего места и ушла, бросив едкий взгляд в сторону «змеиного» стола.

Железобетонная уверенность в здравом рассудке, наличии логики и правильности совершенного прошлой ночью поступка дала крупные трещины.