«Скажи, что помнишь, пожалуйста, потому что иначе от меня ничего не останется. Признай, что твои грязные слова — глупая шутка. Посмотри мне в глаза так, как умеешь лишь ты, и заставь поверить, что целовал меня искренне. Сделай это, пока я не рванула с чёртовой башни. Я так ждала тебя, не разбивай же мне сердце, ведь я отдала его тебе, впервые увидев, кого ты прячешь под маской. Не кромсай его на куски, я не переживу этого. Пожалуйста, только не сейчас… »

— Посмотри, какая ирония! Ты запомнила поцелуй, а я — то, как сделал тебя своей личной игрушкой, сыграл на эмоциях и заставил подчиняться! Кто бы мог подумать, что поттеровская подружка окажется такой шлюхой, что станет прислуживать любому, кто подарит ей хоть немного внимания! — Серые глаза вновь оказались холоднее любой зимней стужи. Если таким взглядом можно убивать, то именно это Малфой сейчас и делает. — Неужели даже Уизел не попытался залезть под твою безвкусную юбку?! Какая жалость! Хотя, пожалуй, я его понимаю: что доступно — то не интересно, запомни, Грейнджер.

Злость и оскорбленная гордость взяли своё, и Гермиона замахнулась на пощёчину. Да, пусть ему станет так же больно, как и ей. Грейнджер сможет вечность любоваться на кроваво-красный отпечаток собственной ладони на бледной щеке. Драко перехватил её руку в нескольких сантиметрах от своего лица, с силой сжав запястье и грубо оттолкнув от себя. Слишком резко, даже причиняя боль. Разрушая все, что так долго и упорно выстраивалось. Малфой окинул девушку презрительным взглядом, таким, каким из года в год втаптывал её в грязь в детстве, и как-то особенно гадко и высокомерно фыркнул, словно Гермиона была осенней слякотью, испачкавшей его кристально-чистые туфли. Брезгливость. В ней можно было бы задохнуться, и гриффиндорке действительно не хватало воздуха.

— Свитки… Я же знаю, ты говорил искреннее! — Голос, сорвавшийся на крик, праведный гнев и слезы, пока не пролившиеся, но уже стоящие в глазах. Драко столько раз видел, как она плачет, почему же сейчас он чувствует вину?

— О, Грейнджер, ты такая наивная! — Хриплый смех эхом разлетелся по башне, иглами врезаясь в камень и ей — Гермионе — в сердце. Этот звук сворачивал её внутренности в узел и скручивал живот так, что казалось, её с минуты на минуту стошнит его словами и собственным желудком на дорогой чёрный костюм. Мерзость. — Мне было крайне забавно наблюдать за твоими несуразными, как и ты сама, попытками мне помочь, пока я пил холодный огневиски в компании куда более очаровательных дам. Чистокровных, прошу заметить! Знаешь, мы дружно покопались в твоей грязной голове и от души повеселились. Оказывается, заклинания связи через кровь дают легименту неоспоримые преимущества на расстоянии!

Гермиона не знала, что на это сказать. На её счету было больше прочитанных книг, чем у всех студентов школы вместе взятых, но в словарном запасе не нашлось ничего, что могло бы описать её эмоции. Боль? Не совсем, это слишком просто. Опустошение. Вот действительно подходящее слово. Состояние, когда ещё час назад внутри тебя жили эмоции, а восторг и предвкушение мчались по венам, подгоняя кровь, а сейчас тело покрывают мурашки, а внутри, кажется, нет ничего. Ни сердца, ломающего ударами грудную клетку, ни лёгких, когда-то наполненных кислородом, ни намёка на привязанность или влюблённость. Только твёрдое и холодное ничего. Айсберги.

Глядя на то, как стекленеют ранее тёплые и живые карие глаза, Драко мог бы поклясться: он только что нашёл свой персональный Ад именно в этой башне.

— Ну, и последнее. События прошлых недель, о которых ты так любишь думать в своих влажных мечтах… Забудь, Грейнджер. Выброси из своей лохматой башки всю ту чушь, которую ты себе придумала. Тот поцелуй, разговоры, ночь на развалине в гребаном туалете — это ничего для меня не значит. Мне наплевать на перечисленное так же глубоко, как и на тебя. Считай, что ты — моя личная месть Поттеру, и скажи «спасибо», что я ограничился лишь поцелуем. Нашей маленькой гриффиндорской сучке, должно быть, было бы очень неприятно, если бы она с улыбкой стянула свои маггловские трусики, а потом узнала, что ею просто воспользовались. — Губы изогнулись в такой кривой ухмылке, что Гермионе казалось, что они сломаются. Однако, это произошло с ней самой. Лучшая студентка школы, героиня войны и просто умница-Грейнджер треснула напополам, развалилась на уродливые осколки. — Все эти откровения… Не обольщайся, Грейнджер. Иди лучше и плачься в дешёвую рубашку своему дорогому Уизли, когда-то ведь тебе это так нравилось, не так ли? Может, разденешься и перед ним, мы ведь оба знаем, какая ты у нас влюбчивая.

Ядовито подмигнув, слизеринец направился к выходу, как бы случайно задев девушку плечом.

— Надо же, испачкал любимый костюм об грязнокровку. Видимо, придётся его сжечь!

Не прошло и десятка секунд, как шаги Малфоя исчезли в глубине коридоров и отдалённо слышимой музыке из Большого зала. Гермиона не плакала. Внутри попросту не было слёз. Она лишь продолжала стоять, не обращая ни малейшего внимания ни на снег, прилипший к волосам и бальному платью, ни на ветер, пронизывающий все её существо. Просто стояла, впиваясь пустым взглядом во тьму ночи, чувствуя, как внутри все по кусочкам умирает и начинает гнить.

Несмотря на то, что той ночью башня вовсе не оставалась пустой, никого живого в ней больше не было.

Комментарий к Часть шестнадцатая: «Там, где начался твой собственный Ад»

Одна из моих любимых глав, хотя под конец нас ждало сплошное стекло. Ну, а что скажите вы? Как, на ваш взгляд, прошла встреча Драко с отцом? Ждали чего-то подобного? И, разумеется, хочу услышать ваше мнение о финале главы. Помнится, в комментариях под прошлой частью одна читательница предположила, что героев ждут проблемы, и была абсолютно права, поэтому не стесняйтесь, высказывайтесь)

Делитесь мнениями и догадками, мои дорогие, а я с удовольствием почитаю)

========== Часть семнадцатая: «Тот, кто уходит, или Букет белых лилий» ==========

Проснувшись, как и всегда, на рассвете, Драко рассматривал причудливые бледные тени на потолке. Солнечный свет тонким бесцветным лучом проникал в спальню, еле заметно касаясь мебели и того самого потолка с облупившейся серой краской. Остатки ночного мрака и белизна зимнего утра так органично сплетались воедино, образуя хотя и противоречивый, но невероятно эстетичный тандем, что Драко чувствовал себя удивительно спокойно, будто находился здесь как нельзя кстати, на своём месте. Даже подозрительно! Умиротворение буквально текло по венам, что казалось чем-то очень странным и противоестественным ввиду последних событий. Впрочем, возможно, этого и следовало ожидать, ведь теперь, когда ему не за кого беспокоиться, сосредоточиться на насущных проблемах будет куда проще. Действительно, а о чем ему — Малфою — ещё переживать? Мать живёт в укрепленном магией мэноре, защищённом настолько, что сунуться туда без спроса решит лишь глупец или самоубийца, отец и вовсе в Азкабане, так что ему вряд ли грозит опасность, а Грейнджер… Ни Пожирателям, ни кому бы то ещё не придёт в голову устроить на неё охоту, чтобы заставить Драко подчиняться, ведь теперь он вновь для неё чужой, а сама Гермиона не захочет приблизиться к своему старому врагу, в очередной раз подтвердившему свою позицию, ни на шаг. Какими бы ни были его мотивы, он сделал ей больно, а значит, Грейнджер потребуется время, чтобы успокоиться и прийти в себя. Конечно, изначально Драко не планировал таких радикальных мер по удержанию гриффиндорки на расстоянии, более того, его вполне устраивало то, что между ними уже было. Некое извращенное и до отвращения неправильное подобие привязанности. Гермиона буквально впрыскивала в его пустую душу эмоции, как вводят в вены лекарства больным, учила чувствовать что-то кроме гнева и апатии — двух противоположностей, поглотивших слизеринца целиком. Поддерживать хотя бы относительно нормальные отношения с подружкой Поттера — весьма важной фигурой в Ордене Феникса — было крайне важно в нынешнем положении Малфоя со статусом бывшего Пожирателя Смерти. Кроме того, Грейнджер умела не только слушать, но и слышать, понимать то, что не произносилось вслух и выполнять просьбы, не задавая лишних вопросов. Всё это в совокупности делало девушку идеальным элементом малфоевской схемы, тем не менее, у Грейнджер было ещё одно неоспоримое преимущество: её глаза. Чёртовы карие омуты, в которых хотелось видеть грязь и копоть, а получалось лишь вскрывать себе вены острыми гранями янтаря и сгорать в обжигающе-ярком пламени, не желая спастись ни в том, ни в другом случае. Драко, как проклятый, готов был вечность завороженно пялиться в эти затягивающие бездны, и именно по этой причине ему следовало держать их обладательницу как можно дальше от себя. Главным аргументом для принятия этого решения, разрушившего всё, что хотя бы в теории могло существовать, стал недавний разговор с Нарциссой. Обсуждая с матерью последние новости, Драко задался вопросом: почему Пожиратели напали на Дэвиса Скотта, о котором писали в сенсационном выпуске «Ежедневного Пророка»? Если верить словам отца, то этот волшебник хотя и был одним из приспешников, не принимал участия в кровавом ритуале, а значит, не мог знать, где сейчас находится шкатулка.