Неожиданно скрипнувшая дверь заставила тут же схватить палочку и направить её на незваного гостя.

«Лучше бы ты приставил её себе к виску.» — встрял надоедливый внутренний голос, уже давно сожравший все, что когда-то называлось внутренним миром, и теперь, изредка обгладывая кости, покушавшийся на его — Малфоя — здравый рассудок. Хотя, здравый, серьёзно? Спорно, очень спорно.

— Малфой? — из-за двери показалась голова с копной кудрявых волос, а затем и сама девушка. — Мерлин, я искала тебя.

— Блядь, Грейнджер, просто свали отсюда! — прозвучало даже более раздражённо, чем планировалось изначально. Ладно, пусть. Так даже лучше. Может, она обидится и убежит. Испугается и будет плакать всю ночь? Тем лучше: из её грязнокровой башки давно следовало выбить привычку выходить из спальни после отбоя. Да, не слишком гуманно, зато эффективно. Так всегда говорил отец. Чёрт! — Оглохла? Проваливай, я сказал.

Гермиона вздрогнула, но не сделала ни шагу назад. Салазар, как же Драко ненавидит упрямство в этой девчонке! Настолько сильно, что готов нагнуть её над раковиной прямо здесь и сейчас. Интересно, что бы сказал Поттер, если бы узнал, что его дорогая подружка стонет под врагом всего их гребаного трио? Видит Мерлин, ради этого зрелища Малфой даже готов на время убрать палочку от виска. Тем не менее, гриффиндорка сделала несмелый шаг вперёд. Ничему её жизнь не учит!

— Грейнджер, не забыла, я только что пытал Круциатусом твоего дружка? — как бы невзначай напомнил слизеринец. — Не боишься, что я проверну то же самое и с тобой?

— Ты этого не сделаешь. — прозвучало гордо и уверенно, чертовски по-гриффиндорски, пусть и дрожащим голосом.

— Действительно, зачем тратить время на пытки, если есть старая-добрая Авада? — парень сделал театральный взмах рукой. — Грейнджер, убирайся отсюда по-хорошему, пока от твоей кудрявой башки не остались одни кровавые ошметки!

— Драко, пожалуйста… — слетело с губ так тихо, что поразилась даже сама Гермиона. Ей много раз доводилось успокаивать людей, но почему она старалась так именно сейчас? С ним? С какой стати ей вообще не наплевать? Ответа не нашлось, зато ноющее чувство в груди очень даже было и усиливалось с каждым резким словом волшебника, словно тот резал по её телу без ножа.

«С каких пор у него есть такой доступ к твоим эмоциям?»

— «Драко, пожалуйста…» — передразнил Малфой. — Нахер это «пожалуйста», Грейнджер. Я гребаный Пожиратель, забыла? Убийца! Я наслаждаюсь, убивая таких, как ты.

Гермиона продолжала стоять, игнорируя дрожь, сбившееся дыхание и стоящие в глазах слезы. Да, было неприятно слышать все это, но причиняло боль другое: Драко закрывался. Грейнджер не знала, как давно разделила Малфоя на «своего» и «чужого», но была уверена, что тот, кто кричит на неё сейчас, тот, кто надрывает глотку так, что от эха едва ли не рушатся стены — не «её» Драко. Это совсем не тот человек, с кем она говорила каждый вечер через свитки, не тот, кто помог на Зельях и перед Трансфигурацией, не тот, кого она целовала во мраке пустого школьного коридора. Стоящий перед ней парень был всего лишь сломленным ребёнком, отчаявшимся и уставшим. Принимающим на свой счёт все, что говорят другие. Закрывающимся от окружающих и убивающим внутри себя любое проявление эмоций.

— Это неправда. — тихо ответила волшебница, стараясь убедить скорее себя, чем его. — Просто не может быть правдой.

— Может. — невесело отозвался Малфой, уставившись взглядом на трещину в светлом кафеле. Видит Салазар, если Гермиона решит сделать такую же у него в затылке, он даже спорить не станет. — Твой дорогой Хупер прав во всем, до единого слова: на моих руках действительно кровь.

Запустив пальцы в блондинистые пряди, парень медленно съехал по стенке на пол. С чего вдруг такие откровения, Малфой? Зачем ты говоришь всё это? Почему именно ей? С каких пор ты доверяешь этой девчонке? Вопросы сдавливали голову, пережимая сосуды. Должно быть, все дело в огневиски. Сегодня слизеринец действительно много выпил, а значит, причина кроется в алкоголе. Это он действует на него так, заставляя произносить вслух все то, что на протяжении года Драко не решался озвучить даже в подсознании. Лучший друг — Блейз Забини — не знал о том, насколько все плохо на самом деле, а она была в курсе. Мерлин, мулат не имел ни малейшего понятия, какого это: когда отчаяние заживо сдирает с тебя шкуру, а обломок айсберга вместо сердца уже так долго валяется внутри, царапая острыми иглами внутренности, что начинает казаться, что в венах течёт вовсе не горячая кровь, а холодная жидкая платина. Какого это, когда хочется сдохнуть ежечасно и ежеминутно, а ты идёшь с идеально прямой спиной и ухмыляешься, потому что наследнику древнего чистокровного семейства не пристало показывать слабость и одиночество, даже если нервы уже давно превратились в оголенные провода, а постоянное чувство страха не проходит лет так с шестнадцати.

Тяжело вздохнув и решив рискнуть уже в сотый раз за ночь, Гермиона сделала несколько тихих шагов и села рядом с Драко, глядя, как трясутся кончики его пальцев, пока он нервно заламывает кисти. Малфой с безэмоциональным выражением лица смотрел куда-то перед собой, но гриффиндорка знала, что мыслями он далеко не в этой комнате.

— Её звали Люси. Обычная девочка лет семи. Может, ты помнишь: это про неё говорил Северус осенью. — хриплый негромкий голос так гармонично вписался в мертвенную тишину, будто становясь её частью. Казалось, сам Малфой был неотъемлемым элементом этого помещения: такого же холодного, пустого, леденящего душу, как и он сам. — Волдеморт приказал убить её. Когда я отказался, он наложил Империус.

Не отводя взгляда от бледного лица, Гермиона с трудом скрывала ужас, прикрыв рот ладонями. Конечно, она предполагала, что у Малфоя могут быть секреты, но такое не приходило на ум даже умнейшей ведьме столетия. Он убил ребёнка! Мерлин, помилуй их души. Теперь понятно, почему за последний год и без того откровенно плохо выглядевший Драко окончательно потерял живые краски. Удивительно, как он вообще держится! Далеко не каждый смог бы продолжить существование, когда внутри гложет такое. Это, конечно, не оправдывает того, что Малфой пытал бедного Джеффри Хупера, но, во всяком случае, многое объясняет. Как бы поступила сама Гермиона, будь она на его месте? Думать об этом не было никакого желания.

— Даже не верится, что после всего, что произошло, после этой гребаной войны ситуация повторяется. — аристократ мрачно усмехнулся. — Пожиратели сбежали. Вопрос времени, когда они начнут нападения.

— Думаешь, они будут атаковать?

— Их цель не в этом, но в качестве меры устрашения — вполне.

— Тогда чего они добиваются?

Выдохнув, Драко перевёл взгляд на сидевшую рядом гриффиндорку. Зачем она здесь? Почему не смеётся, видя, как давний враг превращается в лужу бессилия и уныния? Гермиона по-прежнему ждала ответа, и Малфой знал это. Завтра, когда Драко окончательно протрезвеет, он проклянет себя за каждое свое слово, но сейчас ему просто хочется знать, что он не один. Ощущать простое человеческое тепло, когда вселенская усталость душит так, что темнеет в глазах. Чувствовать, что кому-то не будет все равно, если его убьют — а его обязательно убьют, — когда он будет воплощать свой безумный замысел, заранее обречённый на провал, в жизнь.

— Проклятый предмет из мэнора… Думаю, они ищут его. — напряжённый вдох прекрасно давал понять, чего Малфою стоило делиться всем этим. — Я перерыл все, что мог, но не нашёл стоящей информации. Только детали, но они никак не складываются в полную картину. Не знаю, что делать, Грейнджер.

— Драко, — Гермиона прошептала тихо, почти не слышно и до чёртиков нежно , сжимая его трясущуюся ладонь в своей, будто забирая часть отчаяния на себя. Господи, почему она такая?! — мы справимся.

Мы.

Наверное, Драко рассмеялся бы, если бы не был так пьян.

— В любом случае, я рада, что ты рассказал мне.

«Мне ведь это так важно, Малфой.

Надеюсь, ты никогда не узнаешь, насколько.»