— Малфой, остановись! — закричала девушка, отойдя от шока и сделав глубокий вдох. Никакой реакции не последовало: блондин по-прежнему стоял, направив палочку на Хупера.
Грейджер не знала, что делать. С одной стороны, ей следовало приложить все усилия, чтобы помочь сокурснику, но с другой стороны, она вполне могла стать жертвой сама. Где гарантия, что Драко не проклянет её Круциатусом, как только она сделает шаг? Да, в этом учебном году слизеринец относился к ней гораздо лучше, чем в предыдущие — Мерлин, они даже поцеловались! , — но может ли это дать гриффиндорке уверенность, что агрессивно настроенный молодой человек, явно перебравший с огневиски, не направит палочку уже на неё. Все их откровенные разговоры, многозначительные взгляды, авантюра со свитками, тот самый поцелуй — значило ли все это хоть что-то для Драко? Может, все действительно куда проще: Малфой — манипулятор, а Гермиона для него — удачно подобранная марионетка?
Тем не менее, был только один способ это проверить.
Собрав внутри себя всю гриффиндорскую смелость, Гермиона сделала несколько шагов вперёд.
Не прерывая пытку и сохраняя бесстрастное выражение лица, слизеринский принц наблюдал за тем, как девушка робко преодолевает разделяющий их метр и берет его ладонь в свою, глядя на него снизу вверх с какой-то сносящей голову смесью страха, надежды, мольбы и чего-то ещё, что Драко предпочитал не называть вслух. Большие карие глаза снова смотрели ему в душу так, как тогда, поздним вечером четверга, за секунду до того, как ему окончательно снесло крышу. Вернее, до того, как она это сделала.
— Драко, прошу тебя… — её шёпот растворился в глухих хрипах Хупера, окончательно сорвавшего голос, но въелся ему — Малфою — в мозг, намертво отпечатавшись где-то в подсознании так, что никакими клешнями не оторвать.
Её «Драко». На выдохе, с придыханием. Её «прошу». Тихое, с нотками дрожи. Вся она. С дурацкими кудрявыми волосами и отвратительным вздернутым носом. Такая, что хочется сдохнуть, воскреснуть и так по кругу, потому что знаешь, что она будет смотреть на тебя так, этим-своим-охуенным-взглядом и держать твою ладонь, а другой рукой сжимать предплечье. В такие минуты забываешь, что там у тебя Тёмная метка, плюешь на то, что чуть не убил её дружка и перестаёшь замечать вообще все вокруг. Потому что чувствуешь тепло её ладоней даже сквозь чёрный — похоронный — пиджак, а все тело прошибает током.
Не разрывая зрительного контакта и не разжимая пальцев на предплечье Драко, Гермиона отпустила его ладонь, робко касаясь другой, сжимающей палочку, медленно опуская её вниз, без слов призывая отозвать заклинание. И Малфой повинуется. Тонет в золотисто-карих омутах и расслабляет руку, позволяя тёплым пальцам забрать палочку и положить её обратно в карман брюк. Всматриваясь в его лицо, пытаясь найти в нем что-то, что вновь и вновь заставляет её оставаться рядом, гриффиндорка задумчиво прикусила губу. Касаясь её подбородка, Драко поймал себя на мысли, что больше не чувствует никакого эффекта от огневиски. Будто он мгновенно протрезвел, приблизившись к её лицу.
Момент разрушил громкий кашель Джеффри, пришедшего в себя после заклинания. С трудом подняв голову, он пытался осмотреться, хотя все ещё не мог сфокусировать взгляд. Глядя куда-то в угол коридора, парень прохрипел:
— Жирный слабак, — повернув головы туда же, куда и Хупер, волшебники обнаружили Гойла, отключившегося то ли из-за алкоголя, то ли из-за шока. В любом случае, тот лежал без сознания. — а ты, Малфой… Просто трус. И убийца.
Едва договорив, гриффиндорец провалился в небытие, а Драко мгновенно побледнел и, бросив короткое «Блять», стараясь не встречаться с Грейнджер глазами, быстрым шагом удалился во тьму коридора.
Гермиона непонимающе смотрела то на Джеффри, чьё дыхание постепенно возвращалось в нормальный ритм, то на Грегори, распластавшегося на полу, то вслед исчезающему во мраке Малфою. Осознание ситуации тяжёлым грузом упало на плечи: она снова находилась в шаге от поцелуя с человеком, без зазрения совести пытавшим других. Более того, извращенное чувство юмора судьбы ставило её — Грейнджер — перед выбором. Жизнь словно шептала: «Помочь другу или бежать за врагом? Разум или чувства? Чего же ты хочешь на самом деле?». Шумно выдохнув, умнейшая-ведьма-своего-поколения лёгким взмахом палочки применила Обливейт сначала к гриффиндорцу, а затем и к слизеринцу, после чего едва ли не бегом направилась туда, куда минутой ранее пошёл Драко, напрочь забыв и про отбой, и про школьные правила в целом.
Будто бы на сегодня недостаточно глупостей!
***
Мокро, пусто и холодно.
Ничего не изменилось.
Ещё год назад Драко поклялся самому себе, что больше никогда не будет прятаться, как трус, в полуразрушенном женском туалете, но, как ни иронична жизнь, он снова здесь. Впрочем, Малфои никогда не отличались верностью принесенным ими обещаниям, так что вряд ли ему — Драко — суждено стать первым. Как и в предыдущие годы, мантия была грубо брошена в угол, валяясь там, как грязная половая тряпка, а рубашка расстёгнута на несколько верхних пуговиц, словно не сделай слизеринец этого, тотчас задохнулся бы. Впрочем, подобная кончина казалась парню вполне реальной, учитывая, что его дыхание сбилось настолько, что приходилось едва ли не глотать воздух, а все почему? Лишь потому, что он сделал это снова. Опять позволил кому-то залезть в душу, из-за чего и окунулся в болото собственных воспоминаний, казавшихся такими свежими, будто все происходило вчера. Стоило только закрыть глаза, как под веками оживали картины то того дня, когда Драко принял метку, в честь чего были заживо сожжены пятеро магглов, то того, когда он впервые пытал человека, того, как в семь лет испытал Непростительное сам, но чаще всего животный ужас навевали воспоминания о Люси и её крови на его руках. Эти картины, навечно поселившиеся в его памяти, сжимали липкими руками горло, вылизывали холодными языками загривок и били под дых. Стоило лишь впустить в воспаленное сознание мысль о холодном детском теле на каменном полу мэнора, как Драко едва не сгибался пополам, будто от удара в солнечное сплетение. Сердце тут же начинало бешено колотиться об и без того выпирающие ребра, а россыпь мурашек пробегала по телу.
Виски болели ещё сильнее, чем до огневиски, и предположение о возможной смерти посреди женского туалета становилось все более правдоподобным.
Тем не менее, картины прошлого — это ещё не все. Последний гвоздь в гроб своего самообладания забил сам Драко, когда начал пытать Хупера. Нет, слизеринцу все ещё не было жаль того противного гриффиндорца. Остатки его прогнившей насквозь души грызло другое: то, что он использовал Круциатус. Малфой вполне мог припечатать того придурка к стенке любым Оглушающим, применить тот же Петрификус, да хоть и Редукто, но нет же! Его потянуло на что-то более тёмное и изощренное. Хотелось оправдать свое поведение выпитым алкоголем, но это было глупо. Как можно винить огневиски, если сначала еле стоишь на ногах, а после без труда ломаешь человеку кости?! Дело в другом. Как бы ни было трудно, но Драко признал: тупоголовый Хупер был прав — слизеринец действительно ничем не лучше остальных Пожирателей. Ставить себя в один ряд с ними для Малфоя было равносильно тому, чтобы самолично пустить пулю себе в висок, но именно этим он и занимался в пустом туалете с пробитым окном и треснувшим кафелем. Больше года Драко убеждал себя в том, что он не убийца, ведь Авада Кедавра, запущенная им в Люси, была сделана под Империусом, однако теперь он сам перестал в это верить. Спасибо Джеффри, что только помог прийти к этому выводу.
— Убийца. — хриплый голос слизеринца эхом разлетелся по комнате, пока он сам вглядывался в свое отражение в зеркале, пытаясь найти того, кем он был, и убедиться, что все сказанное тем гребаным грифиндорцем — ложь.
Наглая и такая глупая.
Не имеющая под собой никаких оснований.
Никак не правда.
— Трус и убийца! — рев с гулом заполнил все пространство, и Драко с силой ударил кулаком по зеркалу, заставив его осыпаться на пол тысячами осколков. Глядя на окровавленные костяшки пальцев и кусочки стекла, показавшиеся прямо из разбитого до мяса кулака, Малфой почувствовал почти маниакальное удовольствие. — Ты это заслужил. Боль — меньшее из наказаний, после всего, что ты сделал.
