— Значит, именно этим ты вчера угрожал Грейнджер на второй Трансфигурации. — сделал вывод Малфой. — О, Салазар, Блейз, это так по-слизерински!

Переглянувшись, молодые люди громко рассмеялись. За окном по-прежнему шёл снег, но в комнате, казалось, стало немного теплее. Конечно, подобный разговор и близко не напоминал душевные беседы у камина, какие, наверное, так часто можно услышать в гостинных Гриффиндора или Пуффендуя, но оттого был куда более ценен. Должно быть, в этом состояла особая романтика: моменты искренней дружбы в эпицентре змеиного гнезда. Чертовски символично!

— Кстати, раз уж мы говорим о девчонках… — мигом развеселился Блейз, что читалось в искорках в карих глазах. — Куда ты пропал вчера после отбоя? Признавайся: зажимал в туалете шестикурсниц?

— Забини, что за бред? — усмехнулся Малфой. — Я что, похож на Флинта, таскающего к себе в спальню все, что движется? Боюсь, единственным, с кем мне довелось уединиться прошлым вечером, был Уокер, и он, увы, не в моем вкусе, если ты понимаешь, о чем я.

Забини закашлялся, пытаясь скрыть рвущийся наружу смех, а Драко вновь перевёл взгляд на пейзаж за окном. О том, что было после встречи с Лукасом, он предпочёл не рассказывать.

***

В мире существует множество безразличных Гермионе Грейнджер вещей и событий. Например, её не интересует квиддич. Британская экономика, как и уроки Прорицания, от которых гриффиндорка отказалась ещё на третьем курсе, также не вызывают у неё никаких эмоций. Умнейшая-ведьма-своего-поколения с тем же успехом могла бы назвать ещё дюжину неинтересных ей объектов, но решила сразу перейти от примеров к умозаключению: меньше, чем все вышеперечисленное, Гермиону волнует только Драко Малфой. Девушке абсолютно наплевать на него самого, на все его планы и интриги, её не интересуют ни конфликты слизеринца с Уокером, ни зачарованные свитки, ни что-либо ещё, как-то связанное с этим чистокровным волшебником. Однако, больше всего на свете Грейнджер безразлично то, что они с Малфоем поцеловались прошлым вечером. Это её не задевает никоим образом.

Да!

Точно!

В конце концов, это не первый её — Гермионы — поцелуй, чтобы она об этом думала. Гораздо важнее ссора с друзьями, полугодовые экзамены, до которых осталось меньше месяца, скорый поход в Хогсмид. Даже то, что наступил декабрь, и совсем скоро будут Новый год, Зимний бал и Рождественские каникулы, которым девушка обычно придавала второстепенное значение, сейчас гораздо важнее, чем какой-то поцелуй. Кроме того, у Грейнджер есть замечательное оправдание для дотошной совести, мешавшей нормально спать всю ночь. Гермиона была расстроена ссорой с Гарри и Роном, её задели их слова, поэтому она, повинуясь взбунтовавшимся гормонам и бьющим ключом эмоциям, нашла утешение в первом встречном, кем и оказался Малфой. Во всяком случае, такое объяснение звучало вполне логично. Однако, умнейшая-ведьма-своего-поколения рассматривала и тот вариант, что, возможно, ей стало жаль слизеринца, ведь растрепанный, скрывающий дрожь из-за промокшего свитера Драко просто не мог не вызвать сочувствия у сердобольной гриффиндорки, может, малфоевские насмешки подняли ей настроение, вероятно, её подкупила его искренность, но что-то подсказывало, что дело было не в эмпатии, веселье или благодарности. Этими эмоциями нельзя оправдать то, что Гермиона ответила на поцелуй.

Этой ночью Грейнджер не единожды задавала себе вопрос: окажись на месте Малфоя кто-то другой, она повела бы себя тем же образом? Первым ответом было твёрдое «да», категорически отрицающее возможность того, что Гермионе не наплевать на Драко, но червь сомнения за ночь и утро проел такую плешь в уверенности гриффиндорки, что она начинала сомневаться в том, что после доверительного разговора у озера, помощи в кабинете Зельеварения, поцелуя в лоб в Астрономической башне, постоянных ночных бесед через свитки, спасения от Забини и миллиона самых разных взглядов, её реакция была бы той же, столкнись она в холле с кем-то другим. Гермиона ответила на поцелуй Драко не потому, что была расстроена или что-то ещё, а потому, что она хотела это сделать, и, что того хуже, хотела именно с ним, но в этом гриффиндорка не признается себе никогда.

— Гермиона, ты меня вообще слушаешь? — голос Джинни вывел Грейнджер из размышлений, и девушка невольно вздрогнула, едва не расплескав чай в удерживаемой рукой чашке. — Мерлин, в каких облаках ты витаешь?

— Прости, я просто задумалась. Скоро экзамены, и это не даёт мне покоя! — спешно объяснилась гриффиндорка. — Так о чем ты говорила?

— Я рассказывала тебе о том, как провела беседу с Роном и Гарри. — повторила Уизли. — Они, конечно, упрямые, как бараны, но ты дорога им, Гермиона. Думаю, если мой красноречивый монолог о важности терпения и умения прощать возымеет должный эффект, то совсем скоро вы помиритесь.

— Они сильно обижены, да? — нерешительно спросила Грейнджер. — Гарри и вовсе сказал, что считает меня чуть ли не предательницей.

— Не воспринимай его слова настолько серьёзно, Гермиона. Мы обе знаем, что Гарри порой сначала говорит, а только потом думает. — тоном мудрой, повидавшей жизнь женщины, глубокомысленно изрекла Джинни. — Что касается Рона, то, полагаю, он первый пойдёт на мировую. Брат понимает, что повёл себя некрасиво, просто эта мысль ещё не до конца сформировалась в его голове. Так что, думаю, к началу следующей недели «Золотое трио» снова будет восстановлено!

— Я очень на это надеюсь! — выдохнула Грейнджер. Теперь, когда у неё одной проблемой меньше, жить стало существенно проще. — О, Джинни, что бы я без тебя делала! Спасибо!

Гермиона крепко обняла подругу, не скрывая улыбки. Пожалуй, младшая Уизли — лучший советчик, которого Гермионе только доводилось встретить!

— Думаю, мне пора. Не хватало ещё, чтобы парни раскрыли наш план. — дружелюбно произнесла Джиневра, заговорщически подмигнув. — Помни, Гермиона: я тебе ничего не говорила!

Грейнджер согласно кивнула, глядя вслед уходящей волшебнице, и с удовольствием отметила, что на душе стало гораздо легче, а парящие за окном снежные хлопья теперь навевали мысли не о слякоти, а о чудесных зимних деньках.

***

Урок Истории Магии начался так, как и всегда. Привидение Катберта Бинса — профессора, однажды не заметившего собственную смерть и с тех пор обучающего студентов в бестелесном облике — появилось прямо из классной доски, причём сначала показался довольно заметный живот, обтянутый горчичного цвета жилеткой, а только потом и сам преподаватель. И гриффиндорцы, и слизеринцы уже привыкли к такому необычному прибытию профессора, а потому не выразили ни намёка на удивление. Отличился только Гойл, единственный из всех восьмикурсников громко прыснувший в кулак.

— Придурок. — прошептал другу Рон, и, увидев, что Гермиона тоже услышала его слова, перевёл на девушку взгляд. Та улыбнулась, как бы соглашаясь со сказанным, после чего Уизли, слегка приподняв уголки губ, повернулся обратно к Гарри.

Возвращаясь к чтению параграфа, заданного для домашнего изучения, Гермиона все ещё продолжала улыбаться: первый шаг к примирению был сделан, и, хотя Рон и попытался это скрыть, но он тоже был рад. В конце концов, не зря говорят, что глаза — зеркало души. Несмотря на напускную обиду, именно они выдавали, что волшебнику было приятно снова хотя бы как-то взаимодействовать с подругой. Оглядевшись во сторонам, гриффиндорка пришла к выводу, что лица других учеников демонстрировали не меньший спектр эмоций. Одни с удовольствием болтали с соседями по партам, что-то увлечённо рассказывая, другие нервно вчитывались в текст, очевидно, до этого проигнорировав домашнее задание, третьи либо спокойно повторяли материал — заранее выучив его, в отличие от предыдущих, — либо занимались чем-то посторонним. Перепрыгивая с одной макушки на другую, взгляд карих глаз остановился на блондинистой, обладатель которой повернулся лицом к окну и наблюдал за снегопадом. Чертыхнувшись, Гермиона мысленно дала себе подзатыльник. Тем не менее, взгляд она не отвела. Драко сидел на своём обычном месте рядом с Забини и рассматривал пейзаж, сохраняя излюбленное нечитаемое выражение лица. Лишь складка, залегшая между бровей, выдавала, что волшебник о чем-то размышлял. Отметив, что когда она в последний раз замечала это, Малфой планировал аппарацию, гриффиндорка сосредоточила внимание на его губах, задумчиво прикусив собственные.