***

Руку защипало так, будто её сунули в Адское пламя, вытащили и отправили навстречу дыханию какого-нибудь огнедышащего дракона. Неоднократно чертыхнувшись и повинуясь рефлексу, Драко резко дёрнул ладонью, из-за чего едва не выронил тяжёлый фолиант на тёмный кафельный пол, вычищенный домовиками так, что реши слизеринец наклониться за упавшей книгой, то вполне мог бы увидеть свою блондинистую макушку в тёмном отражении. То ли из-за действия моторной памяти, то ли из-за какого-то подсознательного страха возвращения Люциуса, эльфы продолжали ежедневно вычищать кабинет Малфоя-старшего так, словно тот был не аристократом, а самим Министром Магии и планировал навестить родной дом не через несколько десятилетий, когда освободится из Азкабана, а со дня на день. Усмехнувшись такому сомнительному сравнению, молодой человек отметил, что жжение в ладони не исчезло, зато стало гораздо сильнее. Матеря на чем свет стоит Грейнджер за то, что ей так неожиданно захотелось ему что-то сказать и размышляя, не связывают ли чары Volumen Cantata эмоциональное состояние собеседников с их физическими ощущениями, блондин покинул кабинет отца и поспешил в свою комнату за свитками, по пути растирая ладонь.

— Молодой хозяин, госпожа Нарцисса просила напомнить Вам, что до ужина осталось…

— Я знаю. — резко бросил парень, чувствуя, что если отвлечется на беседу с эльфом, то у него будет на одну аристократическую конечность меньше.

Едва ли не влетев с свою комнату и судорожно пытаясь найти среди множества бумаг и книг свитки, сбрасывая все ненужное на пол, Драко резким движением порезал пальцы фамильным кинжалом, хранившимся в шкафу. Облегчённо выдохнув, когда пергаменты были наконец найдены, парень с силой сжал над одним из них кулак, будто подгоняя собственную кровь, призывая её течь быстрее. По мере того, как ярко-алые капли падали на бумагу, соскальзывая с длинных бледных пальцев, жжение стихало и к тому моменту, когда последняя, десятая, капля оставила неаккуратную кляксу на свитке, от неприятных ощущений не осталось и следа.

«Малфой?»

Судя по почерку и неровным буквам, Грейнджер явно нервничала, писала второпях. Неужели что-то случилось? Впрочем, пока Уокер в школе, произойти могло действительно что угодно. Или, может, что-то не так с ней? От этой мысли окровавленные пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Почему, Драко? Не проникся ли ты доверием к грязнокровке?

«Слушаю тебя, Грейнджер.»

Увидев на перепачканном кровью листе знакомую манеру написания, Гермионе показалось, что тяжёлый груз, давящий на её плечи и с каждым днем все больше и больше мешающий нормально дышать, стал чуточку легче. Кто бы мог подумать, что однажды гриффиндорка так привыкнет к его почерку, что ей будет становиться спокойнее, стоит лишь узнать, что он отвечает.

«Где бы ты ни был, тебе нужно срочно вернуться в Хогвартс».

Малфой нахмурился: если Грейнджер решила оставить свои нелепые попытки узнать у него хоть что-то и сразу перешла к делу, значит, определённо что-то произошло. Почему-то внезапно захотелось, чтобы девушка снова начала бесить своим нравоучительным тоном и рассказывать гриффиндорские бредни про совесть и мораль, которых у него самого, с её слов, не было. Лучше уж это, чем надоедливый червь сомнения, ползущий под кожей между вен.

«Грейнджер, что с тобой случилось?»

Не поверив в прочитанное, волшебница протерла глаза, словно и правда считая, что когда она уберёт ладони от лица, на свитке появится другой текст. Не появился. Гермиона ещё несколько секунд просто стояла и смотрела на обычную, казалось бы, строчку, если бы не одно «но»: Драко спрашивал, что случилось с ней. Ни с Хогвартсом, ни с Уокером, ни со всей их сомнительной авантюрой, а с ней самой. Предположение, что Малфою не наплевать почти заставило рассмеяться, но, слава Моргане, напоминание, зудящее под корой головного мозга, что она здесь не просто так, а самому Драко — а потом и его матери — грозит опасность, вовремя привело в себя. Почему к ней в голову вообще лезут такие глупости!

«Со мной ничего не случилось, а вот у тебя серьёзные проблемы, Малфой. Можешь считать, что Уокер объявил на тебя охоту»

Выдохнув, слизеринский принц поклялся самому себе, что больше никогда в жизни не поступит так безрассудно и не будет даже на долю секунды беспокоиться о ком-то, кто не носит фамилию Малфой. Как он вообще мог подумать, что ему не безразлична судьба поттеровской подружки?! Это все усталость. Просто усталость, ничего больше. Да, так и есть. Тем не менее, неприятные новости все-таки были. Уокер. Чёртов ублюдок. Мерлин, почему Драко не хватило мозгов прикончить Лукаса прямо у той будки рядом с Азкабаном?

«Полагаю, тебе об этом не говорили, но Уокер ведёт войну со мной и моей семьёй уже почти полгода. Так что, ты меня не удивила.»

Не удивила? Годрик, и как её, умнейшую волшебницу столетия, угораздило связаться с этим идиотом. Как она вообще могла за него переживать? Вправьте кто-нибудь мозги, пожалуйста!

«Он сказал, что если ты не вернёшься в школу до пятницы, то он устроит обыск в поместье и будет допрашивать твою мать. Все еще не удивлён?»

Если бы это было возможно, Драко бы подавился воздухом, увидев появившийся текст, однако слизеринец продолжал сидеть на стуле, пустым взглядом цепляясь за строчки, потирая виски, пачкая светлую кожу в кровь и пытаясь понять, что ему делать дальше. Нужно найти шкатулку, которая то ли в мэноре, то ли у Уокера, то ли ещё черт знает где, укрепить защиту усадьбы на случай, если отец все-таки затащил их семью в какое-то дерьмо, и Пожиратели решат заявиться к Нарциссе, аппарировать в Хогвартс и разобраться с Уокером, потом ещё поговорить с Грейнджер, потому что он уверен, она не отстанет без ответов, и ещё столько всего! Видит Салазар, когда Малфой решил, что после войны его жизнь придёт в норму, он никогда так не ошибался. Каждый день парень засыпал с мыслью, что однажды он проснётся и у него на лбу не будет написано видимыми лишь ему чернилами: «должен», но этот чудесный момент не наступал уже так долго, что аристократ уже переставал верить, что такое вообще возможно.

«Надеюсь, на этом «хорошие новости» заканчиваются?»

Гермиона подавила напряжённый вздох, решив, что сейчас не время представлять себя томной сентиментальной барышней, но даже сквозь бумагу чувствовала в словах волшебника что-то такое, от чего внутренности болезненно сжимались, а на душе становилось холоднее. Драко тоже устал. Ему тоже все это тяжело даётся. Да, Грейнджер не знает, где он, да, она понятия не имеет, чем он занимается, но почему-то ей казалось, что она, умнейшая-ведьма-своего-поколения, понимает его, бывшего Пожирателя Смерти. Почему-то внезапно захотелось помочь, забыть, что они по разные стороны баррикады и быть ему другом хотя бы на один вечер.

«Малфой?»

Оторвавшись от созерцания стены и столь полюбившегося самобичевания, взгляд серых глаз апатично упал на пергамент, где появилось новое слово. Интересно, что она скажет теперь? Случилось что-то ещё? Или просто хочет поиздеваться? Конечно, гриффиндорке это не свойственно, но мало ли: может, решила отыграться сразу за все школьные годы. В любом случае, отвечать не было никакого желания. Хотелось просто спать. Без кошмаров, криков и воспоминаний, а спокойно и тихо. Так, как в детстве, до того, как его жизнь превратили в Ад отец, Волдеморт и Пожиратели. Волшебник занёс руку над свитком, решив написать, и, промедлив секунду, отложил перо обратно, замечая, как с острого носика на бумагу упала некрасивая чернильная клякса.

«Драко?»

«Давай же, ответь. Я знаю, тебе это нужно, Драко» — не произнесено, но одобрено где-то в глубине подсознания. Едва выведя последнюю букву, рука предательски дрогнула. В последний раз, когда Гермиона называла слизеринца по имени, тот аппарировал с Астрономической башни.

«Знаешь, Грейнджер, у тебя есть удивительный талант: ты вспоминаешь, как меня зовут, только тогда, когда вокруг происходит невообразимая хрень.»