Решив, что личная жизнь Уизли сейчас волнует её меньше всего, Гермиона поспешно свернула за угол, со стороны наблюдая, как парни достигают того места, где только что была она сама, а после входят в класс. Знает: им хватит всего пары секунд, чтобы оглядеть помещение и не найти в нем подругу, а после — ещё пяти, чтобы воочию представить все беды, которые могли с ней произойти за те несколько минут, когда она шла отдельно, обогнав их.

— Когда-нибудь, вы поймёте меня. — прошептала в пустоту закоулка Грейнджер, слыша стук часов, означающий начало лекции, и наблюдая, как торопятся опаздывающие ученики. — Хотя, видит Мерлин, я бы не хотела, чтобы все это зашло настолько далеко, чтобы вы узнали.

***

Трижды чертыхнувшись и ещё десятикратно повторяя себе, что совершает самую большую ошибку в жизни, Гермиона покинула свое укрытие и направилась в заброшенный женский туалет третьего этажа, крадучись, словно была не студенткой, волей судьбы пропускавшей урок, а вором из маггловских сериалов или человеком, совершившим нечто ужасное. В очередной раз благодаря всех великих волшебников и ведьм поимённо за везение, девушка добралась до нужной комнаты незамеченной, что, в целом, было неудивительно: эта часть здания не использовалась ещё до войны, а теперь, после всех разрушений в замке, старые уборные тем более не стали восстанавливать. Были лишь чисто символически убраны поломанные камни, доски и кирпичи, а также слегка подправлена кафельная кладка. Гриффиндорка ни капли не сомневалась, что это действие стало результатом обычного Репаро, не требующего особого таланта и посильного даже второкурснику.

Тем не менее, не самые комфортабельные условия в данной ситуации были очень полезны. Всё студенты знали, что эти комнаты полуразрушены, а потому вероятность, что кто-то сюда зайдёт, стремительно приближалась к нулю. Войдя внутрь, Гермиона сразу отметила, что в уборной довольно прохладно. Карие глаза мгновенно обнаружили разбитое окно, которое, очевидно, никто и никогда не планировал чинить. Впрочем, сейчас это тоже только на руку. Прикрыв для большей безопасности дверь, гриффиндорка достала из сумки все необходимое, то есть зачарованные свитки, до сих пор перевязанные зелёной шелковой лентой, и книгу, с трудом найденную в библиотеке, которую девушка, хотя и не помня себя от ужаса из-за неожиданных новостей, умудрилась прихватить с собой.

Предметы были аккуратно переложены на потрескавшийся кафель пола — видимо, кладку починили только снаружи, — а сама девушка подошла к выбитому окну. Порывы ледяного ноябрьского ветра ударили в лицо и растрепали волосы. Глядя на пейзаж и обнимая себя руками (тонкая блузка никак не спасала от пронизывающих потоков воздуха), Грейнджер жадно втягивала ноздрями осеннюю прохладу, находя в этом особое успокоение. Казалось, словно если ветер как-то окажется у неё в голове, то он заморозит все страхи и выметет ненужные мысли, сможет сковать тревоги и подарит долгожданное, пусть и морозное, умиротворение. Под небольшим каблуком хруснул кусок стекла, развалившись на неодинаковые неаккуратные осколки. Гермиона подняла один из них, сжимая в ладони.

Острый.

То, что нужно.

— Наверное, будет больно. — немного охрипший голос отразился о стены, разлетаясь эхом.

Девушка подняла старый фолиант, приступив к поиску нужной страницы. Потертые листы шуршали под дрожащими замерзшими пальцами, пока волшебница взглядом вычленяла из множества информации нужную.

«Для подтверждения своего права пользования свитком следует произнести: «Diraque volumen cantata» (от лат. «открой зачарованный свиток») и принести в жертву десять капель крови того, чьей собственностью является пергамент.» — гласили строки, призывая к действию, пока внутренний голос молил Гермиону эти самые действия не совершать. Использовать малоизвестное заклинание действительно рискованно, а учитывая, что оно запрещённое, то, как минимум, очень опасно.

И главное: зачем это самой Грейнджер?

Да, она обещала сохранить секрет Драко, но о том, что гриффиндорка будет применять тёмные заклинания речи не шло. Кроме того, нюанс, что пока Гермиона покрывает исчезнувшего Малфоя, из Азкабана сбегают Пожиратели Смерти, тоже не оговаривался. Почему о произошедшем вообще молчат? Где неугомонная Рита Скиттер с её любимым «Ежедневным Пророком», когда она так нужна? Где честная и справедливая Макгонагалл, всегда оповещающая учеников даже о косвенно грозящей им опасности? Да хоть Кингсли собственной персоной! Где официальное заявление министра Магии? Казалось, абсолютно все изменили своим приоритетам и принципам, перебежали на другую сторону баррикады, умалчивали о проблеме.

Сменила ли позицию Гермиона?

Нет, не сменила. Она по-прежнему здесь, рядом с Гарри и Роном, готовая сражаться за мир и спасать жизни невинных людей. Если будет война (как бы ни было страшно, волшебница успела рассмотреть и этот вариант, хотя он пугал её больше всего), Грейнджер снова будет на «светлой» половине. Разница лишь в том, что теперь границы между сторонами стали неразличимыми, почти исчезли. Что-то внутри подсказывало, что если приспешники Волдеморта нападут на Хогвартс, а Драко будет с ними, Гермиона не убьёт его. Конечно, будет атаковать и отражать заклятия, как ей и следует, но не произнесет «Авада Кедавра», нет. Было очень сложно это признавать, но прежняя уверенность в том, что мир делится на «чёрное» и «белое», «плохих» и «хороших» дала крупную трещину, а Малфой внезапно вышел из разряда «врагов» и занял неопределённое положение кого-то, кто не был другом, но вне всех законов логики казался близким по душе и складу ума. Гриффиндорка не знала, в какой именно момент слизеринский принц перестал вызывать у неё презрение и отвращение. Может, когда открылся у озера, или изучал этим-своим-тяжелым-но-почему-то-таким-понимающим взглядом в лаборатории Снейпа. Возможно, пока сидел в самом дальнем углу Большого зала, размышляя о чем-то, в то время как волшебница с активистами занимались украшением помещения к празднику. Или когда он неожиданно появился за её спиной на балу: чертовски красивый и опаляющий шею своим дыханием. Вероятно, когда позвал её в башню прямо посреди мероприятия, источая такую уверенность одним только взглядом, что желание подчиниться появлялось само собой. Однако, вполне возможно, что все началось гораздо раньше, в день посадки на Хогвартс-экспресс, когда Гермиона, улыбаясь на камеры журналистов, заметила одинокий силует за колонной в тёмном углу холла. Впрочем, это было не важно. Главное другое: сейчас Гермиона здесь, в пустом школьном туалете, а Драко где-то там, далеко, и ему очень нужна её помощь.

— Diraque volumen cantata.

Крепче схватив осколок стекла, Грейнджер резко порезала палец, зажмурившись на долю секунды. Вспышка несильной, но ощутимой боли пронзила запястье, а нежную кожу защипало.

Первая капля крови упала на зачарованный свиток.

Что Гермиона напишет на бумаге, когда полностью закрепит принадлежность ей пергамента? Наверное, спросит Драко, где он. Всю неделю, не получая от него вестей, девушке оставалось лишь строить догадки, куда и зачем решил аппарировать слизеринец.

Вторая капля крови испачкала пожелтевшую страницу.

Потом стоит прямо спросить, как связан волшебник с побегом Пожирателей, и ждать его ответа со скрещенными пальцами. Магглы говорят, это помогает.

На бумаге показалась третья капля.

Драко ответит. Что тогда? Если он не виновен, гриффиндорка облегчённо вздохнет и, наверное, даже заплачет, выплескивая из себя напряжённое ожидание и страхи, но что, если Малфой подтвердит, что покинул школу только ради того, чтобы продолжить грязные дела Реддла?

Четвёртая капля упала на пергамент.

Гермиона не знает, что делать в таком случае. Наверное, если слизеринец прямо скажет ей это, она разочаруется не только в нем, но и в самой себе. Потому что поверила. Потому что позволила ему вызывать в себе эмоции, неподвластные холодному уму и логическому мышлению.

Пятая, более крупная, чем предыдущие, капля крови скатилась с пальца на свиток.