Гермиона ошарашенно хлопала ресницами, уставившись на Пенси широко распахнутыми глазами, словно не веря в только что услышанное. Никогда прежде ей не приходилось видеть вечно холодную и сдержанную слизеринку такой разбитой, напуганной, отчаявшейся. Сжимая ладошки с аккуратным маникюром в кулаки, Паркинсон продолжала с мольбой во взгляде смотреть на Грейнджер, совершенно не замечая слез, катящихся по бархатной аристократической коже. Случайно, не отдавая себе об этом отчёта, гриффиндорка представила себя на её месте, вспомнив, как переживала, когда ушёл Рон, отказавшись от поиска крестражей с ней и Гарри. Она ведь тоже не могла спокойно есть и спать, не зная, где её друг, здоров ли, жив ли вообще.
Неожиданно Гермиона почувствовала укол жалости к Пенси где-то внутри: она, черт возьми, понимала эту высокомерную слизеринку, выглядевшую сейчас абсолютно разбитой.
— Где Драко, Грейнджер? — тихо, почти шёпотом, сорвалось с губ слизеринки, пока одинокая слезинка, не удержавшись на точеном подбородке, упала, разбившись о кафельный пол.
— Я правда не знаю.
Это была не ложь. Гриффиндорка действительно не имела ни малейшего понятия, где сейчас может находиться Драко. Да, она предполагала, что молодой человек, возможно, отправится в Азкабан, но доказательств в защиту её теории по-прежнему не было. Его короткое послание, присланное в понедельник, едва ли могло называться письмом, да и кроме «не переживай» и обещания что-то прислать не несло никакой смысловой нагрузки, а потому рассказывать об этом жалком клочке пергамента было бесполезно.
Гермиона тоже не знала где Драко и её тоже сжирало это изнутри.
Развернувшись на пятке и едва не сломав шпильку, студентка быстро, чуть ли не бегом, зашагала в противоположную от гриффиндорки сторону, не оборачиваясь и тихо всхлипывая. То, что она ни на сикль не поверила словам собеседницы, было очевидно.
— Ты действительно ничего не знаешь? — поднял бровь Блейз, все ещё сбитый с толку. Чему ему больше удивляться: тому, что уравновешенная Пенс не скрывает слез, плача навзрыд, или тому, что у него нет иного пути, кроме как довериться словам презираемой им грязнокровки?
Гермиона еле заметно покачала головой, после чего парень, коротко кивнув и бросив что-то вроде «Мы ещё не закончили», поспешил догнать подругу, стремительно преодолевавшую метр за метром пустого коридора, выдавая свое присутствие лишь эхом стука каблуков, будто сотрясавшим пространство.
Грейнджер так и осталась стоять на том самом месте, пока в рекреации окончательно не стихло, чувствуя увеличившееся в разы волнение за Драко, и нервы, натянутые в струну.
***
Поддавшись уговорам Нарциссы, Малфой решил и второй выходной день провести с ней в поместье. Придя к выводу, что разумнее будет приступить к воплощению задуманного в будни, Драко коротал воскресный вечер, лениво рассевшись на мягком кресле и просматривая папки и журналы с записями отца, некоторые из которых продолжала вести мать. Не отрывая взгляда от «Посетительского учёта Малфой-мэнора», парень тихо перелистывал страницы, периодически воспроизводя в памяти написанное. Люциус вёл эту тетрадь столько, сколько слизеринец себя помнил, непонятно с какой целью записывая каждого, кто приходил к ним в дом. Видимо, этим же занималась и мать, когда её супруга определили в Азкабан, о чем говорила смена почерка на гладких, слегка помятых, страницах. Красивые витиеватые буквы перечислили буквально пару имён за те месяцы, что парень провел в школе, и Драко уже решил было бросить это скучное занятие, когда его взгляд зацепился за неаккуратное: «Лукас Уокер», выведенное явно дрожащей рукой. Волна ярости мгновенно заполнила все существо волшебника.
Как чёртов министерский ублюдок только посмел заявиться на их порог после того как лично влил ему в глотку сыворотку правды этим летом?
Что ему вообще было нужно?
Зло сжав челюсти и схватив тетрадь так, что та едва не порвалась, Малфой резко поднялся и широкими шагами направился к матери, мысленно обещая самому себе, что если этот урод хотя бы пальцем тронул Нарциссу, он вырвет ему, блядь, руку, а потом, когда Лукас будет извиваться на полу, умоляя о пощаде, с ужасом глядя на оторванную, ещё тёплую конечность, и фонтаном хлещущую из открытой раны кровь, Драко запустит Аваду ему в грудь и даже не поморщится. Или, может, перед этим часок-другой испытает на нем свои потрясающие навыки использования Круциатуса? Не зря же его тренировали лучшие Пожиратели, верно? Может, заставить его под Империусом выколоть себе глаза? Тоже неплохой вариант. Пожалуй, Драко подумает об этом позже, но если хоть один волос упал с головы его матери, то министерского червя ждёт неминуемая смерть.
Долгая и мучительная.
С этой мыслью слизеринец вошёл в одну из гостиных, где спокойно читала какой-то фолиант Нарцисса. Услышав тяжёлые шаги, она подняла голову, непонимающе глядя на разгневанного сына своими большими карими глазами, единственными на всем белом свете, способными успокоить Драко за долю секунды.
— Какого черта, мама?! — с этим словами он бросил на журнальный столик, стоящий перед кожаным креслом, папку, раскрытую на той самой странице, где было запечатлено ненавистное слизеринцу имя. — Уокер был в поместье несколько недель назад, а я узнаю об этом только сейчас! Что он хотел? Он угрожал тебе?
Скорее ради приличия, чем исходя из необходимости, женщина бросила короткий взгляд на тетрадку, лежащую перед ней и тяжело вздохнула.
— Во-первых, не говори со мной в таком тоне, Драко, — спокойно, но строго произнесла миссис Малфой, смотря на сына так, что он, хотя и был почти совершеннолетний и на голову выше её самой, стыдливо опустил белобрысую макушку. — Во-вторых, Мэнор и прилежащие территории несколько раз досматривали авроры и работники Министерства, в числе которых был мистер Уокер.
— Зачем? — прозвучало все ещё нервно, но уже немного мягче.
— После заключения твоего отца и ещё нескольких Пожирателей они проводили обыск во многих поместьях чистокровных семей. Чем бы ни была продиктована подобная процедура, на её проведение был ордер, лично заверенный Кингсли.
— Что именно искали? Где конкретно?
— Мне не известен предмет поисков, Драко. Однако, могу сказать, что, вероятно, это что-то ценное, раз из-за распоряжения Министра аврорат досмотрел весь особняк и земли вокруг. Мерлин, они даже перерыли весь мой газон!
Какое-то неприятное чувство, возникшее из-за того, что Малфой удовлетворил-таки свое любопытство, выяснив, что же случилось с растительностью матери, поселилось в его душе. Да, он получил ответ, но лучше не стало, зато стало в точности наоборот — хуже.
— Уокер заходил в дом? — вопрос был совсем тихий, словно задавший не собирался рвать и метать всего пару минут назад.
— Он хотел, но я отказала. Не думаю, что мне стоило говорить с ним: как мы оба знаем, подобные беседы имеют тенденцию плохо заканчиваться.
«Пожалуй, «плохо» — это ещё слабо сказано, мам, — мысленно отозвался слизеринец. — Когда ты входишь в кабинет в воодушевленном настроении, а выходишь с послевкусием веритасерума, — это не «плохо», это отвратительно!»
Следующие несколько минут в гостиной царила напряжённая тишина, которая, казалось, содрогала пространство и с силой жала на виски, сдавливая головы своими обжигающе-горячими ладонями. Драко судорожно пытался сообразить, что ему делать теперь: если его дом неоднократно обыскивали, значит, подобный досмотр может проводиться ещё не раз, пока что-нибудь все-таки не найдут, а это обязательно случится, учитывая, что ублюдкам вроде Уокера — а именно они и были лицом Министерства Магии — не составит труда подбросить что-то. Сможет ли мать доказать свою невиновность? Хватит ли ей мужества хотя бы возразить грозным служащим аврората? Сообщит ли она, случись что, сыну? Ответ был ясен: нет, а потому Малфой просто не мог вернуться к своему изначальному плану. Все, что ему требовалось ранее — лишь переговорить с отцом и аппарировать в Хогвартс, убеждаясь, что Грейнджер справилась со своей задачей, но и эта до тошноты простая схема внезапно дала крупную трещину.