— Я много размышляла обо всем этом, — начала гриффиндорка, не зная, как лучше преподнести «змеям» свою мысль. — Возможно, это прозвучит безумно, но…

«Вдох, выдох, Гермиона. Ты справишься. Всегда справлялась».

— Велика вероятность, что у Люси есть сестра, — лица слизеринцев говорилили о том, что они совершенно не видели в этом проблему, а потому пришлось пояснить: — Она и есть та девочка, с которой у Скоттов проводит время Нарцисса.

В помещении повисла тишина. Если вдуматься, пока что в словах девушки не было чего-то ужасного, но один факт связи страшного прошлого с хрупким настоящим уже изрядно сжимал пальцы на горле.

— С чего ты это взяла? — что-то в голосе парня натолкнуло Грейнджер на мысль, что её идея не кажется ему абсурдом.

— Я тщательно изучала историю Скоттов, в особенности Дэвиса, и знаю, что у него был роман с сокурсницей Татьяной на последнем курсе Хогвартса, — почему-то в этот момент Гермиона почувствовала себя виноватой из-за того, что лезла в чужую личную жизнь. — Покопавшись в архивах, мне удалось узнать, что спустя полгода после выпуска у неё родился ребенок.

Казалось, Паркинсон и Забини ещё никогда не смотрели на кого-то из Гриффиндора с такой заинтересованностью.

— Благодаря этому сборнику, — перебинтованный палец поочерёдно указал на все тома «Тысячи древ…», — я проследила их генеологическую линию и узнала, что её зовут Розали.

— Русско-французское имя, — знающе протянула Пенси. — У Дэвиса родственники в Париже, а о корнях Татьяны несложно догадаться.

— На основании этого можно предположить, что девочка, которую приводила Розали, является его внучкой, — заключила Грейнджер. — Согласитесь, это логично.

— Может и так, — пожал плечами Блейз, — но причём тут Люси?

— Дайте мне книги.

Сложив тома на кровати перед собой, гриффиндорка, закусив губу, изучила содержание всех фолиантов и, выбрав нужный, принялась искать интересующее её семейное древо.

— Видите: от Розали идут две «веточки», — волшебница указала на линии, «вырастающие» из дочери Татьяны и Дэвиса. — Софи и некая Л., чьё имя не только не дописано, но и зачёркнуто.

— Л. — это Люси? — слова Блейза прозвучали со смесью удивления и сомнения.

— Не факт, — нахмурилась Паркинсон.

Гермиона сглотнула, чувствуя, что разговор переходит к самой сложной части, и каждое её слово будет равносильно ходьбе по лезвию.

— Узнать, правда это или нет, можно лишь одним способом, — выдержала паузу гриффиндорка. — Нужно имя отца Люси. Вы знаете его?

Слизеринцы заметно напряглись, пытаясь извлечь из недр памяти нужную информацию.

— Он был Пожирателем, хотя и ходили слухи о его планах предать их, — заговорила Пенси. — Боюсь, это все, что мне известно.

Услышав о соратниках Волдеморда, Гермиона задала вопрос, который напрашивался сам:

— Поэтому девочку было приказано убить? — даже говорить о подобном было тяжело. — За дела отца?

— Да, Грейнджер, — выдохнул Блейз. — Именно за них. Ты же не думала, что Тёмный Лорд стал бы устраивать весь этот фарс с Империусом только потому, что семилетняя девчонка, у которой даже палочка чужая, потому что ещё нет своей, не может нормально выполнить Круцио?

Гриффиндорка не ответила. На самом деле, она в тайне надеялась на эту псевдо-наивную версию, но в змеином гнезде, как и всегда, всё было куда запутаннее и сложнее.

— Николас, — неожиданно вновь заговорил Блейз. — Николас Элиш. Так его звали.

Мысленно поблагодарив всех Богов за то, что помимо отвратительного характера у Забини обнаружились ещё и мозги, Гермиона открыла один из томов и, найдя подходящий раздел, приступила к поиску нужной фамилии.

— Странно, — Гермиона нахмурилась. — В родословной Николаса имя дочери хотя и перечеркуто, но написано полностью.

— Это старая традиция чистокровных — писать целиком. Полукровки ограничиваются первым символом при обозначении умерших родственников, — пояснила Пенси.

— Итак, от Николаса «ветви» идут к Люси и Софи, — озвучил увиденное Забини. — Следовательно, дочь Скотта и есть жена Элиша, а девочка, которую она приводит к Дэвису — её выжившая дочь.

— Не знала, что у них двое детей, — призналась Пенси. — Они никогда не показывали второго ребёнка.

— Да, что-то не сходится, — согласился волшебник. — У Элишей неоднократно проводились приёмы, люди бы заметили, будь в доме второй ребёнок. Салазар, они же не слепые!

— Не слепые, — задумчиво кивнула Гермиона, — но и глаза могут лгать. Какова вероятность, что Софи и Люси могут быть близнецами?

— Неизвестно, — Пенси пожала плечами. — Их портретов в родословной нет, как и даты рождения, так что мы не можем этого знать.

— Увы, — гриффиндорка закусила губу.

— Но если они и правда хотя бы слегка похожи, то сегодня ночью Пожиратели придут за ней.

***

— Говорят, любопытство сгубило кошку, — через несколько десятков секунд, длившихся настолько долго, что у Драко начала кружиться голова, повторил Уокер, делая шаг вперёд. — Ирония в том, что животное никогда бы не сунуло нос туда, где ему не рады. В отличие от людей. Да, Драко?

Слизеринец инстинктивно двинулся назад, тут же услышав, как под подошвой туфли громко треснуло разбитое стекло рамки от колдографии. Он много раз представлял себе эту встречу и практически не сомневался, что однажды она все-таки произойдёт, только вот реальность, как и всегда, отличалась от мира фантазий.

Между тем, Лукас сделал еще один шаг вглубь комнаты, отрезая тем самым даже самые слабые и нежизнеспособные надежды Драко на экстренное спасение через дверь.

«От Малфоев ведь никто не ждёт храбрости, верно? Верно. Только вот ты сам никогда не простишь себе, если сбежишь».

— Не подходите! — прозвучало куда более нервно, чем хотелось. Один вид Уокера всегда вызывал в крови Драко бешеные выбросы адреналина, а все благодаря чему? Исключительно из-за всепоглощающей ярости. Из-за ненависти, придающей сил лучше любого топлива или зелья. Такая реакция происходила абсолютно всегда, пальцы хрустели от желания сжаться прямо на горле министерского ублюдка каждый гребаный раз, но сейчас к бешеной злости, ядом разливашейся по коже, примешивался страх. Потому что физические ресурсы были не те, вопрос с «подкреплением» в лице авроров был не решён, Грейнджер не написала в ответ ни строчки, будто ей оторвало руки, а война грозилась развернуться на чужой территории, что не внушало боевого настроя.

«Кошка не просто свернула не туда, куда надо, — автоматически, без всякого контроля пронеслось в голове. — Она угодила прямиком на скотобойню».

— Не подходить? С чего бы это? — удивление было настолько фальшивым и наигранным, что от этих показушных эмоций хотелось удавиться. Да, вот оно. То самое чувство, причина, по которой Малфой так ненавидел Лукаса. Он был не просто лжецом, нет. Это банально. Уокер сгнил изнутри. Внутри него ничего не осталось от человека, умеющего действительно что-то чувствовать. Драко ни на сикль не сомневался, что помимо демонов и прочих дьявольских рогатых тварей под черепной коробкой у Лукаса были ещё черные дыры где-то в лёгких и камень там, где у всех остальных располагался орган с аортой. — Это ведь мой дом, не так ли?

Смотря на волшебника напротив, слизеринец не видел ничего, что могло бы вызвать сострадание. Потому что по другую сторону комнаты не было личности, ведь она уже давно изжила сама себя. Там находилось лишь тело: сгнившее и червивое, покрытое бело-зелёной плесенью. Отравляющее собой и своим ядом все вокруг. Драко не видел в Лукасе человека и, должно быть, именно поэтому юноше было так просто его ненавидеть.

— Не буду спрашивать, как ты сюда проник, — псевдо-спокойно и нарочито-дружелюбно, будто и правда не желал стоящему в пяти метрах собеседнику смерти и не перерезал бы ему глотку при первой же возможности. — У тебя, похоже, талант сбегать из Хогвартса. Меня интересует другое: что ты здесь делаешь?

Внезапно захотелось рассмеяться. Хохотать как безумному, сорвать себе истерическими воплями голос и согнуться в пополам, не имея сил противостоять смеху. Потому что святая невинность и чистая доброжелательность, которые с таким усердием разыгрывал Уокер, казались вершиной комедийного мастерства. Лукас явно изображал из себя идиота, — хотя, почему только изображал? — усердно делая вид, что ничего не знает. Либо же сам младший Малфой, как и Люциус, начал медленно падать в пропасть безумия. В любом случае, сейчас это не имело абсолютно никакого значения. Важно было другое: Драко принимал правила игры.