***

— Ох, милочка, мы ведь с тобой уже недавно виделись, — сочувствующе выдохнула мадам Помфри, записывая диагноз: «ожог нижних конечностей ядом аконита» в историю болезни. — Незадолго до рождественских каникул, верно?

Гермиона угрюмо кивнула вместо ответа. Ей не слишком-то хотелось вспоминать тот отвратительный период, когда ей было одновременно плохо и от долгого времяпрепровождения в Астрономической башне, и от слов Малфоя, должно быть, самых мерзких из всего его лексикона. Гарри и Рон, однако, знали эту историю без деталей и видели всё случившееся в совершенно ином свете, а потому эмоционально обсуждали то, что сперва следовало сделать с «придурком, умудрившимся раскрыть дверь так, чтобы ударить Гермиону» и то, что «лучше бы он себя этой дверью пришиб». Озадаченное лицо Помфри, которая, несомненно, слышала весь красноречивый диалог парней, наводило Грейнджер на определённые размышления. Девушка жмурилась от боли, чувствуя, как у неё не только щипит пострадавшая от яда нога, но и продолжает гореть рука, но все эти препятствия не могли остановить пытливый ум на пути к решению очередной загадки. С другой стороны, всё было предельно просто, а реакция медсестры — очередное доказательство тому, что именно Драко принёс гриффиндорку в Больничное крыло тем зимним днём. Девушка прекрасно помнила всё, что произошло до того, как ей стало плохо, и не сдержала робкой улыбки, в очередной раз убеждаясь: слизеринец мог хоть вечность плеваться ядом, не менее опасным, чем тот, что был в аконите, мог оскорблять её хоть сутками напролёт, но это не меняло того, что он не бросил её. Не оставил в коридоре, как обещал, не поручил спасение кому-то другому, а помог сам. Сомнений, что сожженный букет белых лилий принес именно Малфой, больше не оставалось.

— Ай! — негромко вскрикнула гриффиндорка, когда Поппи слишком туго затянула повязку.

— Переживешь, Грейнджер, — появление Паркинсон и Забини было настолько же неожиданным, насколько и неприятным. Во всяком случае, для Гермионы, ведь она прекрасно понимала, что слизеринцы пришли не для того, чтобы поинтересоваться её самочувствием, а чтобы поговорить. Причём общая тема для бесед у них была только одна. Та самая, которая сегодня не появлялась в школе. — Ты и через большее проходила.

— Твоя сумка, — Забини нарочито небрежно швырнул вещь рядом с кроватью. Бросил халатно, почти наплевательски, но так, чтобы ничего не сломалось и не разбилось. Ещё одна мелочь, заставившая задуматься о том, как участие в авантюре Малфоя изменило мнение слизеринцев о самой Гермионе.

Поппи, оставив пострадавшей гриффиндорке перечень наставлений, удалилась, предварительно настояв на том, чтобы волшебники, пришедшие навестить девушку, не задерживались надолго и не забывали о том, что больной нельзя совершать никаких резких движений. Как только за школьной медсестрой захлопнулась дверь, в помещении повисло молчание. «Змеи» и «львы» сверлили друг друга взглядами, из-за чего пространство едва не сотрясалось от напряжения.

— Ой, Мерлин! — протянула Гермиона с мученическим выражением лица, хватаясь рукой за запястье, обжигаемое новой волной боли. По сравнению с этими ощущениями яд аконита, — большая часть которого, к огромному везению девушки, впиталась в колготки и повредила кожу куда меньше, чем предполагалось изначально, — казался лишь лёгкой щекоткой. Сообщение на свитке до сих пор не было прочтено, и тёмная магия требовала исполнения условий.

— Что такое? — в голубых глазах Рона отразилось искреннее беспокойство. — Яд попал на руку?

— Позвать Помфри? — тон Пенси явно был куда спокойнее, чем у гриффиндорцев, но в нём всё же прослеживались нотки сочувствия. Тем не менее, в сложившейся ситуации этого никто не заметил.

— В сумке, — сквозь зубы проговорила Грейнджер, мысленно прощаясь с тем прекрасным временем, когда у неё ещё было две руки. — Достаньте пергаменты. Они уменьшены. Лежат в заднем кармане.

Выслушав все указания, Гарри тотчас приступил к исполнению просьбы, сохраняя, как и всегда, способность действовать даже в критических ситуациях. Это, пожалуй, было одной из черт, которые Гермиона особенно ценила в друге: он мог делать то, что нужно, не задавая лишних вопросов. Уже в следующую минуту в руках девушки были увеличенные пергаменты, на которые, после быстрого движения палочкой, начали попадать капли крови.

И Поттер, и Паркинсон, и Уизли, и даже Забини с выражением полнейшего шока на лицах наблюдали за происходящим, но Грейнджер уже не хотелось думать ни о том, что тайна их с Драко общения раскрыта, ни о вопросах, которые вот-вот посыпятся на неё. С каждой капелькой алой крови боль стремительно отступала, таяла практически на глазах, а на её место приходило огромное облегчение.

— Я догадывался, — коротко прокомментировал Блейз, хотя выражение его лица свидетельствовало об обратном.

— Что это такое? — удивился Рон. — Стоп, подождите: на бумаге появляются буквы? Что там написано?

Гермиона выдохнула. Да, ещё несколько месяцев назад она опасалась момента, когда друзья узнают о свитках, как худшего кошмара, а уж о том, чтобы кто-то из слизеринцев был в курсе событий, не могло идти и речи, но сейчас… Складывалось стойкое впечатление, что так было правильно. Грейнджер доверяла друзьям, хотя порой они и реагировали чересчур эмоционально и вспыльчиво, а в преданности Забини и Паркинсон не сомневался Драко, так значит, всё происходящее действительно не являлось ошибкой? Кроме того, все уроки, назначенные на этот день, подошли к концу, а Малфой так и не вернулся. Это говорило лишь об одном: надо вмешаться. Гермиона Джин Грейнджер не была бы самой собой, если бы отпустила ситуацию и не сделала бы ничего, чтобы спасти того, кого она полюбила помочь.

— Это Малфой, — медленно начала гриффиндорка, с особой осторожностью подбирая слова. — Мы так общаемся. Через эти пергаменты.

В Больничном крыле снова повисло молчание. Казалось, всем присутствующим необходимо обдумать услышанное, осознать, что в словах девушки не было ни намёка на шутку, а как никогда желанное «Розыгрыш!» всё-таки не прозвучит.

— Знаешь, Грейнджер, мне всегда было интересно, — внезапно заговорил Забини, — почему именно ты. В Хогвартсе полно девчонок, большинство из них не глупы, так зачем же Драко выбрал не кого-то другого, а тебя — мисс ходячее недоразумение? — гриффиндорцы смотрели на парня со смесью недоумения и странного, особого понимания. — Я давно задавался этим вопросом, но нашёл на него ответ только вчера. Драко улыбался, сидя рядом с тобой. Драко чёртов Малфой по-настоящему улыбался! Я не знаю, как ты это сделала, Грейнджер, но я впервые за долгое время увидел его реально живым. Поэтому, раз уж наш дорогой «принц» в очередной раз нашёл себе неприятности, а ты знаешь, где он, то мы с Пэнс окажем любую необходимую помощь.

Слизеринка согласно кивнула, а Гермионе показалось, что она спит. Мерлин милостивый, Блейз Забини действительно только что сказал, что одобряет её? Если это сон, то разбудите Грейнджер немедленно, или же не делайте этого никогда.

— Вы смотрите друг на друга, когда думаете, что никто не видит, — продолжил речь Забини Рон. — В Большом Зале, на уроках — Годрик, да везде! — теперь студенты с непонятной смесью эмоций смотрели уже на гриффиндорца, а девушке, чья кровь уже полностью впиталась в пергаменты, почему-то внезапно стало неуютно. Выслушивать правду от слизеринцев, чьё мнение не имело для неё ни малейшего значения, — это одно, а понимать и принимать, что пришло время поговорить на чистоту с друзьями, — совершенно другое. — Если честно, я не знаю, зачем тебе всё это, Гермиона. Ну, знаешь, Хорёк довольно мерзкий и портил нам все школьные годы, — при этих словах Поттер толкнул друга локтем, как бы намекая, что вектор его монолога свернул не туда, куда следовало. — Тем не менее, ты наша подруга, и мы доверяем тебе. Раз уж ты решила, что Хорёк — не такой уж плохой вариант, то, наверное, так и есть. Только знай, что если он обидит тебя, мы с Гарри сразу же ему вмажем.