Проснувшись, Кристофер посмотрел на часы. Прошло больше двух часов, и ноги онемели от неудобной позы. Где-то в голове маячил образ Ребекки. Кристофер включил холодную воду и умылся. Внизу, на кухне, все еще слышались голоса, и ему захотелось вернуться. Полотенце оказалось холодным и жестким, он быстро вытер руки и подмышки, направляясь к двери. Кристофер прислушался к дому, как всегда делал в это время ночи. Слышался лишь тихий шепот ветра снаружи и приглушенное бормотание голосов под досками пола, на первом этаже. Нужно спуститься вниз, просто сказать спокойной ночи, пусть даже и второй раз.

Сквозь ступени просачивался свет, и он спускался по лестнице, медля с каждым шагом. Потом сел на последнюю ступеньку и прислушался к разговору, не желая прерывать отца и дядю. Он слушал. Беседа шла о матери Ули и Стефана, которая умерла шесть лет назад, об их отце, который умер еще до рождения Кристофера, и о матери Кристофера.

– Все умерли, – подытожил Ули.

Кристофер выглянул из-за балясины в конце лестницы. Дверь была открыта достаточно широко, чтобы увидеть спину Ули, сидящего на стуле напротив отца, но при этом остаться незамеченным.

– Я не помню, как познакомился с Ханной. Я был совсем ребенком, – сказал Ули, но не дождался ответа. – Она всегда так хорошо ко мне относилась и нравилась даже отцу. Даже отцу. – Ули умолк, взял стоявший перед ним бокал и сделал глоток красновато-коричневой жидкости.

– Она была единственной, о ком у меня никогда не возникало сомнений. Люди говорят, нужно двигаться дальше. Но я не вижу повода.

Кристофер напрягся всем телом.

– Возможно, пора ее отпустить. Брат, прошло уже тринадцать лет. Ты не старик. Впереди еще целая жизнь.

– Возможно. Но что, если я не хочу жить без нее?

На полминуты воцарилось молчание, потом Стефан заговорил снова:

– В любом случае я никогда не встречал никого, подобного ей. И привести женщину домой, к детям… Конечно, они уже не дети, но я просто не мог этого сделать. Знаешь, когда я познакомился с Ханной, то был ненамного старше, чем Кристофер, когда мы сюда переехали. Ее дедушка был немцем. Ну, ты знаешь.

– Да.

– И я ведь тоже не помню, как это было. Словно она была всегда, всегда рядом со мной, с самого рождения.

– У меня никогда не было такого человека. Не было того, что было у тебя.

– Все еще может случиться. У тебя еще все впереди.

– У тебя тоже.

– Мне более чем достаточно Кристофера и Александры. Кристофер… – Кристофер подвинулся, чтобы лучше видеть. – Мы так похожи, – продолжил его отец, – иногда даже слишком. Поэтому я и принял такое решение по поводу Ребекки. Когда она уехала.

Кристофер замер.

– Ты говоришь о письмах?

Все тело онемело, словно его окунули в ледяное зимнее море.

– Да. Я знал, что чувства к ней его ослепляют. Иногда я чувствую перед ней вину. Она ведь не знает, что он так и не увидел ее писем. Несколько я просмотрел и понял, что поступил правильно. То, что она писала… Привело бы его в смятение. Он бывает таким вспыльчивым. Кто знает, что бы он натворил?

– Уверен, ты поступил правильно. Знаю, это было непросто.

– Может, когда-нибудь я их ему отдам, когда он будет готов. – Стефан умолк. Потом тихо добавил: – Я и сам любил ее как дочь. Мне бы очень хотелось, чтобы она вернулась и снова была с Кристофером, если будет готова.

– А если бы с тобой так поступил наш отец? Разлучил тебя с Ханной?

– У него не было причин.

– А если бы были?

– Не знаю, Ули. Правда, не знаю. Думаю, я бы нашел способ. Думаю…

– Ты все еще отправляешь ей деньги?

– Не могу. Она переехала и не оставила адреса. Я потерял связь. Я сам писал ей раз пять, но все без ответа, она потерялась. Хотел бы я знать, где она теперь. И я жалею, что отпустил ее. Невыносимо думать, что больше я никогда ее не увижу. Она обещала, что вернется, но я знаю, что она не могла это сделать. Если бы она могла вернуться, мне бы не пришлось прятать от него письма.

Разговор на кухне продолжился, но Кристофер ничего не слышал из-за шума собственной крови в ушах и участившегося пульса. Он встал, поднялся наверх, спотыкаясь о ступени, и направился в ванную. Свернулся калачиком, обхватив себя руками. И стал думать о Ребекке, о том, как его не было рядом, когда он был ей так нужен. Как она пыталась связаться с ним, а он не отвечал. Послышался стук в дверь.

– Кристофер, ты там?

Он подождал несколько секунд, не зная, что сказать, но потом его снова охватили эмоции.

– Оставь меня.

– Кристофер, – повторил отец, тише и холоднее. – Ты в порядке?

Кристофер встал и распахнул дверь. За дверью стоял отец. Вид у него был уставший.

– Где письма? – заорал Кристофер. Стефан отдернул голову назад, когда Кристофер ткнул пальцем ему в лицо. – Где письма Ребекки?

Во взгляде отца читался глубокий шок. Он задержал дыхание и задвигал губами, но не произнес ни звука.

– Где письма? – снова выкрикнул Кристофер прямо в лицо отцу. Он был выше Стефана. Ненамного, но достаточно, чтобы смотреть сверху вниз. На лестнице послышался грохот – к ним спешил Ули. – Я задал вопрос. Где они? Они мои… – Он схватил отца за лацканы.

– Не трогай меня, – процедил отец, сжав зубы. Кристофер отдернул руки. Открылась дверь, и вышла Александра, с опухшими глазами и взъерошенными волосами.

– Что происходит? – спросила она.

– Как ты мог? – проревел Кристофер. – Как мог прятать от меня письма Ребекки? Она нуждалась во мне, а меня не было рядом… Я обещал, что всегда буду рядом…

– Это было непростое… Прости. Я думал, ты ее забудешь, и мы все сможем жить дальше. Я собирался отдать их тебе, когда…

– Где письма, отец? Где мои письма?

– Дай мне все объяснить. Я хотел сделать лучше для вас обоих. Ты знаешь, она мне как дочь. Я тоже не хотел ее терять.

– Где письма?

– Все мы сегодня перебрали с выпивкой, и, думаю, будет лучше…

– Если ты забирал его письма, то верни их ему, отец, – вмешалась Александра.

– Стефан, отдай ему письма, – присоединился Ули.

Лицо Кристофера было в нескольких сантиметрах от лица Стефана. Он еще никогда не подходил к отцу так близко.

– Пойдем, – бросил он, протиснулся мимо Ули к лестнице и спустился в свой кабинет. Зашел внутрь и остановился возле книжных полок над рабочим столом. Достал обтянутую кожей шкатулку, стоявшую за портретом матери Кристофера. Выдвинул ящик стола, достал ключ и открыл ее. Письма лежали наверху.

– Мне приходилось открывать письма, чтобы убедиться, что она в порядке, и узнать адрес. Я не мог не…

– Отдай мне мои письма, отец, – повторил Кристофер. Гнев уступил место чему-то гораздо более худшему. Он протянул руку, и отец опустил в нее пачку примерно из пяти писем.

– Иди спать, Кристофер, тебе пора…

– Нет, отец, нет. Больше ты не будешь командовать мной.

Он ушел, оставив отца в одиночестве в кабинете. Прошел мимо Ули, по-прежнему стоявшего наверху лестницы, и дальше, в свою спальню. Включил свет и сел на кровать, разложив письма по покрывалу. Послышался стук в дверь.

– Ты там в порядке? – спросила Александра.

– Да, все нормально. Алекс, я не могу сейчас говорить. Поговорим завтра.

Она тихо пробормотала пожелание спокойной ночи и ушла. Кристофер взял в руку первое письмо. Ребекка отправила его почти три года назад. Он вытащил из конверта бумагу, прочитал первые несколько слов и пробежал взглядом по строчкам, пытаясь найти что-нибудь важное – ему слишком не терпелось закончить и приступить к следующему письму. Он выхватывал отдельные предложения. Ребекка работала няней у своей кузины Мавис. Она все чаще вспоминала родителей, но не писала им. Она была счастлива и говорила, что, возможно, никогда не вернется на Джерси, хотя и надеется вернуться. Никакого обратного адреса. На конверт наклеена лондонская марка.

Он положил письмо обратно на кровать и открыл следующее письмо, отправленное к Рождеству 1934-го. Кристофер просмотрел его и отыскал в середине адрес, какое-то место в Лондоне, о котором он никогда не слышал. Она спрашивала про Александру и про его отца. Говорила, что скучает по ним, но особенно – по Кристоферу. Он смял в кулаке хрупкую бумажку, написанные ею слова. Еще раз посмотрел на адрес и перешел к следующему письму, датированному февралем 1935-го. В первой же строчке она спрашивала, почему он ей вообще не пишет. Предполагала, что он очень занят или что письмо затерялось по дороге. Она снова написала свой адрес, на этот раз большими буквами, разукрасив цветными карандашами и заключив его в рамку из маленьких голубых цветов. У нее было все хорошо, она наслаждалась жизнью в Лондоне. Письмо было коротким. Она просила его наконец написать ответ и даже предлагала приехать к ней в гости будущим летом.