‒ Шимоза, а что делать с Ферапонтом? Он ведь теперь совсем без тормозов останется? Если принцесса Ти выйдет замуж за Платона I.

‒ Обещайте хороший пост, он, как всякий карьерист должен иметь надежду. Сейчас Ферапонт мечтает стать новым президентом Hydrogen´M. Достойно, но абсолютно невыполнимо.

‒ Это почему?

‒ Наома-младший не позволит. Потолка карьеры Ферапонт уже достиг, теперь надо удержаться. Что, позвольте, дальше?

‒ А вы? Ну там семья, жена, дети понятно. Что вы хотите?

‒ Ой, вот так далеко и не собираюсь загадывать. Тут с сегодняшними вопросами ‒ малайские джунгли. Не до хотений. Внедрю Ферапонта и домой к семье. Надеюсь, договорённость насчёт директора заправки на Земле в силе?

‒ Модест Алексеевич, более чем обязательный человек, даже не сомневайтесь. Разве что, может погорячиться и завод по переработке камердинеров организовать, не увидев разницы.

‒ Хм, маэстро, не говорите о грустных вещах перед свадьбой, ‒ вмешался Гектор.

‒ А что так? Боишься за свои железки? Нежный ты стал в поместье без настоящей работы!

‒ Примета плохая, может всё сорваться. Тогда придётся начинать сватовство в очередной раз. У меня всё записано – это 23 свадьба вашей жены.

‒ Гад, здесь что ипподром. Записывать взялся. Выну пару ламп – ручку не сможешь найти. Дрянь интегральная!

‒ Маэстро, осторожнее, у вас повышенное давление. Надо что-нибудь кисленького выпить. Щас морсу пронесу.

Да-с, отвык я от камердинера: совсем распоясался без регулярных внушений, учить надумал. В раздражении споткнулся об кресло второго пилота в рубке. Ну кто виноват, что не выдаётся это «счастье» замуж никак! А? Вот именно ‒ Никто! Набрал номер клиники «Бинариум»?

‒ Пригласите к трубе маэстро Рема. Как нигде нет? Так найдите! Вот только не делайте мои проблемы своими!

Ждать пришлось долго, задел опять кресло, пнул со злостью, больно ударился. Гектор и Шимоза старались не обнаруживать своё присутствие в кают-компании, боясь пошевельнуться. Из открытой двери раздавались осторожные вздохи директора и очень тихая работа на экономном режиме компрессора робота. Наконец, дежурный администратор соединил:

‒ Говори! – с раздражением переставил на пульте бюст Дзержинского, прижимавшего квитанции за парковку яхты, отчего те рассыпались на пол.

‒ Что?

‒ Ну что-нибудь! – затолкал бумажки под кресло ногой.

‒ Кто насолил?

‒ Все. Вот ты мне объясни, пожалуйста, почему «Моё счастье» не выдаётся замуж?

‒ Слушай, Ленар, у меня тут новая жизнь началась, а ты решил пытать старым анекдотом. Я почём знаю? Спорт у тебя такой! Спортсмен ты!

‒ Ага, издеваешься! Тоже сделаю себе это самую, как там называется: «Универсал». Вот тогда ты у меня запоёшь канарейкой швейцарской!

‒ Лучше расскажи, что там с империей? Держится костлявая? – перевёл разговор Рем, понимая, что я нахожусь в творческом ступоре и поэтому злюсь на то, что солнце светит и паровозы гудят.

В рубку робко заглянул Гектор:

‒ Морс! ‒ осторожно поставил рядом стакан, вытянув до предела манипулятор от самого порога.

‒ Гляди, сервопривод сорвёшь, чинить не буду! – сердито предупредил механизм, беря напиток. Камердинер бесшумно удалился, чувствуя себя качественно виноватым.

‒ К тебе летят на полных парах основным составом: император, граф, принцесса. Делаем концерт и всё, ноги моей больше не будет на этой вредной планете. Пусть сами разбираются. Там такой крюшон образовался, что десять придурков не смогут испортить, ‒ уже в микрофон обрадовал Рема.

‒ А поточнее.

‒ Вот при встрече. Осчастливишь новым обликом. Цветы куплю, одуванчики!

‒ Тфу ты. У меня на них аллергия.

‒ Привыкай, теперь тебе часто цветы будут дарить.

‒ Это почему?

‒ Ну ведь ты теперь этот ‒ универсальный!

‒ Что!!!

‒ Ну, извини, неудачно пошутил. Я ведь не думал, что тебе дадут успокоительное и это ‒ натурализуют взаправду, чтобы освоить деньги!

‒ Ага, вот в чём дело, ‒ в трубке раздалось едкое хихиканье. ‒ Я люблю бордовые розы. Потраться, дорогой, на самый красивый букет. До встречи!

Это что такое было? Я в недоумении выключил тумблер связи. Нет, день решительно не задался. Сегодня случайно не пятница? Хотя в космосе трудно с календарём, вечно скачут даты. На Венере так вообще день длинною в год и то в обратную сторону. Вечный понедельник и попробуй дождись выходных! Кругом одни враги! Кому бы ещё жизненные ценности исправить навсегда?

Пока дредноут выпускал пар на орбите, остужая реактор, успел припарковаться к летающему городу с развлекательным центром. Чудом не снёс носовым радаром ажурный воздушный причал для яхт и катеров.

Во главе Шимоды с Гектором торжественно заряженный на грандиозный скандал поднялся по перфорированной лестнице в фойе театра. Считаю себя профессионалом, но здесь был застигнут врасплох необычностью конструкции. Надо иметь большую привычку к прозрачному полу, который идёт трещинами при каждом шаге, чтобы не испугаться. Это, наверняка, находка местных админов, для того чтобы зрители сидели намертво принайтованные к сидениям, боясь досрочно покинуть спектакль. Гектор, мгновенно выбросил гарпун в ближайшую колонну и застыл, ожидая неминуемого полёта в бездну. На Шимозу невозможно было смотреть без слёз: он лёг на пол и завыл от страха белугой, боясь пошевельнуться. Все-таки слабая у кабинетных менеджеров нервная система. Рядом со мной давно должен был закалиться, однако, вот посмотрите, что делает плохая генетика с неподготовленным к венерианским сюрпризам человеком. А ведь, казалось, и пытал, и травил, всё не в коня корм: стручки с горохом ест, а звона нет.

На шум вышла Модлен в костюме от Oscar De La Renta.

‒ Ленар, без помпы не можешь? У тебя, что камердинер сломался? – она рассмеялась, глядя на застывшую в ужасе парочку.

‒ Функционален, ‒ отреагировал Гектор, сматывая линь, ‒ страхуюсь на всякий случай, у меня в программе так записано.

‒ Мужчина, ‒ она обратилась к Шимозе, ‒ у вас тоже в истории болезни есть пометка?

‒ Спасите, пож-а-луйст-а, ‒ дрожащим голосом протянул на одной ноте несчастный. Но когда Модлен шагнула к нему, раздавался всё увеличивающийся треск лопающегося стекла, отчего Шимоза свернулся калачиком и тихо заскулил. У Модлен вдруг проснулись материнские чувства. Она обняла бедолагу за плечи, стала поднимать, когда не получилось, предложила следовать за ней. Шимоза вцепился мёртвой хваткой в её ногу и героически пополз к спасительным ступеням из литого дюралюминия под успокаивающий женский голос:

‒ Всё хорошо. У тебя всё получиться, миленький. Ещё немного и ты дома, родной. – Помогла встать и ободряюще улыбнулась в расширенные зрачки агрофоба.

Я испытал настоящую ревность. Захотелось тоже броситься на зыбкий пол и завизжать от страха. Может быть даже описаться для убедительности. Пусть потом будет стыдно до корней волос, зато сколько удовольствия можно испытать в течение нескольких минут перед позором мокрых штанов. Ради этого можно и потерпеть великое «Фи». Всё ‒ нет в жизни счастья. Ничтожество любят, а я, бесчувственный такой, стою один, бобылём с любопытной физиономией. Подошёл к Шимозе, приводящему в порядок одежду на ступеньках, и предостерёг: «Идёмте, здесь лестница тоже с сюрпризом. Затейники строили», ‒ на что тот опасливо подобрался и безропотно засеменил следом, для верности крепко держась за мой локоть.

В роскошном кабинете с обстановкой спонтанного дизайна, которую, судя по сохранившейся местами плёнке, только недавно привезли для новой директрисы, окопался Рем, что-то громко требующий в телефон, инкрустированный слоновой костью. Заметив гостей, выбрался из кресла и с широкой улыбкой пошёл обниматься, но, не дойдя ровно шаг, опустил руки и капризным голосом спросил:

‒ А розы, ты купил мне розы? Бордовые. Обещал!

Я пригляделся к своему компаньону, пытаясь разглядеть десять отличий, но нечего экстраординарного не обнаруживалось. Всё тот же высокий седеющий марсианин в возрасте, границы которого без телескопа трудно отыскать на бесконечном полотне жизни. Конечно, венерианские клиники славились тонкой, филигранной работой, но не в штаны же к нему лесть, чтобы выяснять приобретения.