- Воу! Стод, давай держать в штанах все эрегированные члены этой тусовки сегодня! - гудит чей-то бас сквозь музыку, когда серебристоволосая остаётся всего лишь в кружевном топе.

Её белое худи с кроваво-красными буквами отлетает куда-то в сторону пьющих и наблюдающих парней первокурсников. А слухи про неё - правда. Дикая.

Шистад усмехается той самой шистадовской ухмылкой, Вильям неодобрительно смотрит на эту парочку. Наверное, они навсегда останутся такими.

Девушка грациозно запрыгивает на барную стойку, принадлежащую Робину Зейну. Тот лишь удовлетворительно качает головой, ловя взгляд Вильяма. Музыка тут же меняет своё направление. В ней внезапно появляются нотки горячей латины, когда огненный Кристофер Шистад вырастает рядом со своей девушкой.

Она стоит перед ним. Его пьяный взгляд смотрит в её, тушь слегка осыпалась с ресниц, но темные тени на месте, будто были чёрной нефтью у россыпи звездного взгляда кристально-серой радужки.

Чёрный кружевной лиф-топ окольцовывает стройное тело, а ядовито-синие шорты держатся на бёдрах и какой-то серебристой ленточке в цвет ботинкам. Которые, она с вызовом снимает в одну секунду с носками, оставаясь босиком.

Он стоит перед ней. Сквозь его любимую куртку и тёмные линзы, видит только его возбуждение и алкогольное опьянение. Кристофер слегка поправляет заклепку на кожанке, когда девушка, двигаясь в такт, остервенело сдирает её, кажется вместе с кожей, и откидывает черт голову сломит куда.

Он улыбается своей фирменной улыбкой, оголяя зубы и дёсна, показывая ямочки. Остаётся в одной белой футболке и тёмно-синих джинсах.

Протягивает ей ладонь в то время, когда множество рук с телефонами взмывают вверх. Завтра это превратится в сенсацию. Сегодня это самый чувственный, пьяный, дикий танец.

Она скользит руками по его мускулатуре, он - по бёдрам, совершающим опасные манёвры. Это вообще законно?

- Я вижу, - добродушно смеётся Стод, смотря на эту грязно-пьяную вакханалию. Но, стоит признать, до жути привлекательную вакханалию, прямо как в этих долбанных фильмах про танцоров.

- Как в фильме прям! -озвучивает мысль восхищённый Адам.

- Видел я недавно фильм, который начинался так же, - играет бровями Юнас. Дружный гогот расползается по школьному двору.

- Наверное, мы смотрели его вместе, - подмигивает ему Стод, одновременно замечая короткие пепельные волосы подруги. - Всё, до пар, - говорит она, соскакивая со скамейки.

Парни что-то пробурчали колкое в ответ, но девушка не только не расслышала, но и не обернулась, чтобы переспросить. Просто исчезла с места сбора как ураган. Ураган, который заставлял всех боязливо смотреть на неё, по мере того как она подходила к Сатре.

- Ох и даму себе отхватил Шистад, - пожимает плечами, завороженно смотря в след, Зак.

- Да, этому черту удалось сделать невозможное, - риторически замечает Дилан Кейс, смотря на двух обнимающихся девушек.

- Так, первый ящик стола, справа, - бубнит себе под нос Вероника, заходя в кабинет Коршунова. - Первый ящик стола, справа, - повторяет она, пока пересекает кабинет от стены до стола. - Первый ящик… - взгляд застывает на фотографию Дэнниела с чёрной ленточкой в углу. - Стола, справа, - пытается договорить она.

Моргнув несколько раз /ровно столько же, сколько сердце пропустило ударов/ она всё же опускается на колени перед ящиками.

Длинные пальцы перебирают папки в столе, пытаясь найти нужную: в фиолетовой обложке с чёрной скрепкой.

- Здесь черт голову потеряет, - беспомощно скулит Вероника, взяв себя в руки. - Видишь, Дэн, а раньше этим занимался ты, - смотрит прямо в глаза фотографии.

Этот фетиш находили странным абсолютно все. Её мозг, будто отказываясь принимать смерть Хьюго, отправил его куда-то далеко, но точно не в гробу под землю. Она всегда обращалась к нему, говорила с ним, не отводя взгляд от его глаз на фотографии. Когда было чертовски плохо - он был с ней.

- А вот и наша нужная вещь, - снова едва разборчиво, под нос. Она резко выдирает её из-под остальных папок, смотря на то, как в этом хаосе, наведённым вытаскиванием папки, выскакивает половинка фотографии.

В глаза бросается точно такой же кулон, как на шее Стод. Она, аккуратно, подцепляет ногтями фотокарточку.

Облизывает губы, тупо моргая, проводит большим пальцем по фотографии, хмурится.

- Что за? - в мужчине она узнает молодого Коршунова, когда в женщине - свою мать.

- Ронс, ты чего там закопалась? - появляется в дверях голова Дилана.

- Я… Тут у Алекса такой завал, я еле откапала эту папку! И вообще она не фиолетовая, а какая-то больше синяя, - быстро ориентируется Вероника, поднимаясь с пола, и кидая фото в ящик. Не беспокоится о том, что Коршунов узнает. Он узнает в любом случае: от неё или от неправильного положения фото - ей плевать.

Она всовывает папку в руки Трейнса.

- Ты не собираешься идти? - опирается об косяк входной двери, засовывая левую руку в карман таким образом, что папка зажата между телом и рукой.

- Скажи Алексу, что он мне нужен здесь, - девушка садится на место Коршунова; всё-таки, она не дождётся, пока он узнает про фотографию.

- Я вам что мальчик на побегушках? - выгибает бровь Дилан.

- Да иди уже! - фыркает Вероника, смотря как Трейнс спокойно разворачивается на пятках и удаляется прочь.

- Зачем ты ушёл от меня? - уже тихо спрашивает Стод, смотря на портрет Хьюго.

А Хьюго усмехается, его изумрудные глаза полны насмешки и саркастичности; весь его вид - один сплошной сарказм, пронизанный нотками чёрного юмора, самоиронии и постиронии.

Кабинет Коршунова - его крепость. Вероника всегда чувствовала себя защищённой в его кабинетах. Он умудрился даже в стеклянном и величественном SGI создать свой уютный тёмный уголок. Панорамные окна были завешаны темными жалюзи. Внутри почти все было из дубового дерева. Одна из стен была полностью отдана под книжный шкаф, другая - вся в папках, каких-то безделушках с разных стран, в фотографиях.

Вероника постукивает ноготками по столу, чувствуя как сердце хочет вырваться из груди. Что происходит вообще в этом чертовом мире? Почему со мной?

Белая эмаль впивается в розоватые губы, когда Александр входит в свой кабинет. Он одергивает кофту и молча садится в кресло напротив. Сейчас парадом руководит девушка в его кресле.

Коршунов улыбается краешками губ. Явно не намерен злиться или ссориться.

- Доставай, что нашла, - тепло смотрит на неё. Он не скрывал эту фотографию, но и правду открывать не хотел. Правда - она не всегда приятная; не всегда, узнав её, можно продолжить жить без боли. Это был тот самый случай, когда жизнь /и без того не сахарная/ наполнилась бы сплошным дёгтем и ненужными надеждами.

Фотография аккуратно появляется на столе. Вероника тоже не злится. Ей нужна правда. В любой её формообразующей.

- Ты знаешь, что мне нужно, Ал, - оно пододвигает к нему фотографию.

- Я не хотел, чтобы ты знала это, - его губы сжимаются в тонкую полосу, пока брови девушки сползают к переносице.

В первый раз в своей жизни, она начинает замечать с ним схожесть. Не только по поведению и по духу, по внешности. Волосы у него русые, глаза светлые. Скулы ярко-выраженные, хотя на левой уже давно живёт полоска шрама. Нос заострён так же, даже горбинка маленькая, почти незаметная.

-Говори, - сквозь зубы вырывается у неё. Значит, мать всё-таки изменяла отцу? Радостно даже как-то. Её отец - не этот козлина Магнуссон.

- Ты думаешь, что эта война с твоим отцом, - в смысле? - идёт только несколько лет. Она идёт дольше, столько, сколько я себя знаю, - Коршунов взял конфетку из вазочки и, развернув её, продолжил, - я твой дядя. Родной.

- Не, ну это ещё полбеды, - усмехается Вероника. Коршун знает, что ей страшно. - Я уж было подумала, что ты мой отец, - защитная реакция. То, что он вырабатывал в ней. Пуленепробиваемость, кайф от смакования боли.

- Арне Стод, твой дедушка, мой отец. - Удар, но она не осознает, почему не больно. Коршунов осматривает застывшую девушку, её взгляд сосредоточен на фотографии Хьюго.