— Отправив вас к предкам?.. Пожалуй.

— Думай, кому дерзишь, девчонка! Мне нужно, чтобы ты призвала… подняла… Да простят меня Двое и Создатель!.. В общем, позволила мне поболтать с убитой недавно девицей.

— Это грязная магия!.. Мерзкая, — выплюнула Тийя.

— Ага, значит, ты с ней знакома, — ничуть не смутился Дирк. Ему было страшно и почему-то весело одновременно. — Так сумеешь разговорить покойницу?.. А я уже завтра займусь проблемами твоей госпожи.

Взгляд, которым наградила его Тийя, был весьма недобрым, но потом она всё же кивнула:

— Сумею, господин Хейден. Но тогда для начала поймайте мне обезьяну.

— Обезьяну?!

— Вряд ли вы захотите заменить её младенцем.

В том, что чародейка шутит, на этот раз Дирк вовсе не был уверен, поэтому предпочёл больше ничего у неё не уточнять.

***

Возвращение к Детям Милости вышло траурным. Это определение упорно вертелось у Рихо в голове, когда он думал о том, как смотрелась со стороны унылая процессия, в которую превратился его отряд. Один труп и один так и не пришедший в сознание маг, тоже на первый взгляд напоминавший уже остывшее и начавшее коченеть тело, были ощутимым основанием, чтобы не называть вылазку успешной.

Сам же Рихо радовался уже тому, что дотащился до поселения на своих ногах. Сделать это оказалось не слишком просто — с каждым шагом показавшаяся поначалу пустячной, хотя и неприятной, рана всё сильнее отзывалась продиравшей до нутра болью, а повязка успела пропитаться кровью. Рихо, конечно, старался не подавать виду, насколько ему хотелось просто рухнуть — хотя бы и в придорожные заросли — чтобы прекратить чёртову пытку, в которую превратился обратный путь, но удалось ему это скверно. Он заметил, как косились на него подчинённые, и едва удержался от того, чтобы не рявкнуть им в ответ что-нибудь не особо пристойное.

Теперь же Рихо был счастлив, что получил возможность передохнуть у госпожи Руже. Та умело и быстро заново перевязала его рану и не стала возражать, когда церковник решил на какое-то время остаться у неё, даже несмотря на то, что именно он принёс горькую весть о гибели её дочери.

Правда, Рихо никак не мог отделаться от мысли, что хозяйка дома, сейчас гремевшая пузырьками и склянками в углу той же комнатки, в которой он сам сидел на узком диване, как-то уж слишком спокойно восприняла новость. Опыт общения со скорбящими родственниками подсказывал Рихо, что следом за этим вполне можно было ждать взрыва с непредсказуемыми последствиями. Поэтому он внимательно наблюдал за госпожой Руже, стараясь быть готовым ко всему, тем более что это немного отвлекало от боли.

— Как она умерла? — вопрос, который госпожа Руже задала, не повернув головы, застал Рихо врасплох. И единственное, что он нашёлся сказать в ответ:

— Думаю, быстро, — хоть и прекрасно понимал, что прозвучало это не слишком-то убедительно.

— Вы всем такое говорите, да?! — теперь госпожа Руже обернулась, громко брякнув чем-то об стол. И в её глазах Рихо увидел хорошо знакомую пустоту. Взгляд Эулалии сделался точно таким же после смерти Габриэля. А потом… о том, что сталось с юной чародейкой дальше, Рихо предпочитал не вспоминать, потому что считал виноватым в этом в первую очередь себя.

— Я… на самом деле я просто не могу знать, — покачал головой он.

Госпожа Руже почти рухнула на хлипкий скрипучий стул, молча закрыв лицо руками.

Рихо понимал, что, должно быть, ведёт себя как бесчувственная свинья, но совершенно не представлял, какие бы слова могли утешить несчастную женщину. Не сообщать же ей об истинных обстоятельствах, при которых он нашёл тело её дочери. Или о том, что при подобных ритуалах особенно ценится, если жертва почти до их финала остаётся живой и в сознании, хотя это условие и не обязательно.

— Найдите их. Найдите и сожгите, вы же так делаете? — вдруг сказала госпожа Руже, поднявшись со стула и скрестив руки на груди.

— Сначала их должны судить, — осторожно возразил Рихо.

— Пусть так, — госпожа Руже, подойдя к Рихо поближе, бесцеремонно сунула ему в руки чашку с каким-то тёмным зельем, пахнущим травами, в которых он не особенно разбирался. — Пейте, господин церковник. Пейте-пейте, иначе точно всю ночь от боли не уснёте.

«Вот только проснусь ли вообще, если выпью?» — подумал Рихо, с сомнением покосившись на снадобье, вытащил из-за ворота рубахи оправленный в серебро голубой матовый камешек на шнурке и поднёс его к жидкости.

— Жемчуг Милосердной? — с интересом покосилась на камень госпожа Руже, в очередной раз подтвердив мысль Рихо, что она не так проста, как казалась на первый взгляд. — Дорогая вещица… Но, как видите, амулет не покраснел, так что яда можете не бояться.

— Ещё один вопрос, — обратился к ней Рихо, отхлебнув зелья, которое на вкус отдавало не то смолой, не то давлеными жуками. — А что с магом… Лейфом?

— Понятия не имею, — нахмурилась его собеседница. — Если б это был обычный человек, то я бы сказала, что он при смерти. Но с чародейским отродьем вряд ли могу быть в чём-то уверенной.

— Вот как… Благодарю за ответ, госпожа Руже.

— Не за что, — хмыкнула она. — Доброй ночи, господин церковник.

Лекарка не соврала — засыпать Рихо начал, как только его голова коснулась жёсткой и плоской подушки. И едва ли не сразу провалился в круговорот странных видений, в которых мелькали то величественные горы, то причудливые руины, увитые лианами и заросшие целыми бородами светлого мха. Потом картина перед его глазами сменилась на широкий коридор с полукруглыми сводами — не то прорубленный в скале, не то просто каменный и лишённый окон, лишь скупо освещённый редкими факелами на стенах. Рихо медленно, словно по реке против течения, брёл по нему, думая, что это место весьма неприятно напоминало подземелья эрбургской тюрьмы, в которых его пытали, надеясь принудить признаться в убийстве Габриэля.

Но тоскливый путь завершился, и он вышел в огромный зал, в дальнем конце которого виднелся алтарь перед поблёскивавшей серебром статуей, которую из-за царившей здесь полутьмы никак не удавалось разглядеть полностью. Почему-то она притягивала Рихо, и он решил подойти к ней поближе. Однако стоило сделать несколько шагов по залу, как перед самым его лицом с рёвом выросла стена пламени. Его жар заставил Рихо шарахнуться назад, но не помешал разглядеть прямо за сплетением бесновавшихся языков огня тёмный силуэт. А когда словно соткавшийся из тьмы человек повернулся к Рихо лицом, он на миг застыл на месте, не веря своим глазам, но уже через мгновение, сделав шаг в сторону огненной стены, выкрикнул:

— Габриэль!

Пламя взметнулось с новой силой, будто бы предостерегая от подобных попыток, а тот, к кому Рихо обращался, сказал с улыбкой на бледном лице:

— Всё так же рвёшься вперёд… Но эту преграду тебе, к счастью, пока не преодолеть, так что и не пытайся.

— Но, Габриэль, ты…

— Речь сейчас не обо мне, Рихо. Не о прошлом, а о будущем. Ты всегда идёшь вперёд — вот и не оборачивайся… Главное — не оборачивайся!

Рихо почувствовал, как у него перехватило горло, из которого чуть не вырвался жалкий скулящий стон. Он сам не понимал, что ощущал в большей мере: радость от встречи с тем, кого уже не надеялся увидеть при жизни; боль из-за её очевидной мимолётности или же злость на упрямого идиота. Как ещё можно было назвать лучшего друга, который отчего-то вздумал вести беседу в манере треклятых змеиных пророчиц?..

— Какого демона ты говоришь загадками?! — выкрикнул он, хотя сразу же пожалел об этом, заметив боль, вспыхнувшую в глазах Габриэля. — Прости! Прости, но я не понимаю…

— Тебе и не надо, — покачал головой тот. — Не надо. Просто защити её, слышишь?

«Её?..» — удивился Рихо, но тут же подумал, что Габриэль говорит о Лавинии, и грустно ответил:

— Я едва ли смогу это сделать. Она… теперь далеко. Очень далеко, и…

— Нет. Она близко, рядом с тобой. Защити её, иначе тут просто некого и нечего станет защищать! — Огонь трещал и выл всё сильнее, но слова Габриэля Рихо услышал чётко. Услышал, хотя и не понял их смысла — как Лавиния могла очутиться в Закатных Землях?!