— Уже и законным? А императрица Гретхен разве от престола отреклась? Ах, да — её-то вы и не можете разыскать без помощи Гончих. Впрочем, извиняюсь за свою придирчивость к формулировкам, ваше… величество. Но, поверьте, я не слишком-то похожу на кумушку с базара, чтобы жаждать поделиться с вами домыслами и байками. Я отлично знаю, чем заслужил ваше расположение Сигеберт Адденс. И какие его указания так хорошо исполнила Вилма Мейер.
Алые пятна, проступившие на щеках Карла после этих слов, вряд ли можно было списать на жару от чересчур сильно растопленного камина. Умение сдерживать свой гнев определённо не относилось к качествам, которыми мог похвастаться молодой император.
— При всём уважении к вам, как к представителю Церкви, ваше высокопреосвященство, — теперь уже в голосе Карла слышалось рычание. — Вы всё равно остаётесь человеком. А все люди — смертны. Советую не забывать об этом.
В ответ на эту угрозу он ожидал от кардинала чего угодно — испуга, замешательства или, возможно, гнева и обещаний обрушить на императорскую голову все кары небесные. Но точно не широкой счастливой улыбки. На мгновение показалось, что Габриэль сейчас расхохочется, как мальчишка. Но потом он просто покачал головой, и улыбка медленно растаяла на его губах.
— Поверьте, я всегда помню об этом, ваше величество, — сталь в голосе Габриэля сменилась бархатом. — И я отлично понимаю, что благо державы иногда требует от правителей непростых решений. Но лучше, если об этих решениях не узнают те, кто может понять их превратно, не так ли?
Всё это сбивало Карла с толку. Он не мог понять, чего ещё ждать от Габриэля — только что тот обвинял его не хуже, чем какой-нибудь дознаватель Гончих — несчастного еретика в мрачных церковных застенках, а теперь — был полон почтительности, не собираясь, правда, отступать от своей цели. Карлу ужасно хотелось окоротить обнаглевшего церковника, да вот как это сделать, если сейчас нужна его помощь?.. Похоже, на этот раз кардиналу всё же удалось обыграть мидландского монарха.
***
Тёмная южная ночь уже успела опуститься на военный лагерь в окрестностях Фиорры. Винченцо Альтьери направлялся на ночлег, проходя меж палаток и костров, у которых можно было встретить как солдат, так и офицеров объединённой армии Жемчужной Лиги. Когда они замечали властителя Сентины, в его адрес тут же слышались громкие приветствия, на которые тот неизменно отвечал небрежным взмахом руки.
Едва Винченцо оказался внутри собственного шатра, где царила почти полная темнота, навстречу ему метнулся неясный силуэт. Винченцо уже успел вытянуть из ножен меч, думая, что кто-то из многочисленных врагов умудрился подослать убийцу, когда вспыхнувший свет заставил его отшатнуться.
Перед ним, держа в руке масляную лампу, с которой только что был снят плотный колпак, стояла Лавиния — с распущенными волосами и в тонкой батистовой сорочке, скорее подчеркивавшей, чем скрывавшей все её прелести.
— Доброй ночи тебе, милый. Так-то ты приветствуешь свою жену — вооружённым до зубов?
— Проклятье, Лавиния! Какого дьявола тебе вздумалось так шутить?! А если б я тебя зарубил в темноте? — суровый черноволосый мужчина, выглядевший лет на десять старше самой Лавинии, сейчас казался одновременно взбешённым и обескураженным.
— Тогда, думаю, мы, как верные Создателю супруги, вскоре воссоединились бы на небесах. Потому что мой брат тебя бы прикончил. Тиберий ведь здесь? — как ни в чём не бывало спросила Лавиния, ставя лампу на складной столик возле походной кровати мужа.
— Да, я его видел с час назад. Но, чёрт возьми, прекращай свои выходки, Лавиния! Шляться в одиночку среди грязных солдат — ты и вправду считаешь это безопасным? Здесь не твой фамильный особняк!
— Я думала, ты любишь сюрпризы, дорогой. И, кроме того, для мужчин, которые могут желать мне дурного, я кое-что припасла, — правая рука Лавинии выскользнула из-за спины, и герцогиня, улыбаясь, показала мужу трёхгранный стилет. Ещё и с выложенной сапфирами звездой Троих на рукояти. «Благочестие по-фиенновски, как очаровательно», — подумалось Винченцо — клинок под рёбра и искренняя молитва — после. Наверняка подарок того её братца, который ныне кардинал в Мидланде и, говорят — на редкость коварная гадина. Но сейчас оружие было аккуратно пристроено рядом с лампой, а сама Лавиния подошла к мужу и положила руки ему на плечи.
Винченцо отлично понимал, что Лавиния вышла за него лишь из-за приказа отца и, если на то будет воля Адриана, так же легко проткнёт супруга кинжалом или поднесёт ему кубок с ядом. Но всё это не уменьшало силы его желания. Вот и сейчас он легко подхватил жену на руки, а потом почти швырнул её на постель, торопливо расстёгивая свои штаны. Следом пришёл черёд батистовой сорочки — изящный предмет гардероба Лавинии был с треском разорван почти напополам.
Когда-то, впервые извиваясь под тяжёлым телом Винченцо, мерно и яростно вколачивающего её в супружеское ложе, Лавиния думала, что будет легче, если, закрыв глаза, она станет представлять вместо постылого мужа Рихо. Но потом поняла, что это попросту невозможно — Рихо никогда бы не стал терзать её с такой злобой, в которой от любви оставалась только форма. Винченцо же нравилось то оставлять синяки на светлой коже Лавинии, то в порыве страсти наматывать на кулак пряди её белокурых волос, а порой он придумывал для жены и «ласки» поизощрённее. Но она всё терпела и даже весьма искусно разыгрывала ответную страсть — до поры до времени герцог Альтьери был просто необходим для воплощения её планов в жизнь.
Вот и теперь, дождавшись, когда супруг пресытится грубой любовной игрой, как всегда оставив на её теле болезненные метки, Лавиния обратилась со своей просьбой к нему — довольному и разомлевшему. Она отлично знала, как блестят сейчас в мягком сиянии лампы её голубые глаза, как удачно золотистый свет выхватывает из темноты плавные изгибы её тела.
Недолго думая, Винченцо дал согласие взять жену с собой на Хрустальные острова — мысль не расставаться с ней на протяжении всей поездки показалась ему соблазнительной. Уже засыпая, Винченцо пробормотал, положив тяжёлую ладонь на белый живот Лавинии:
— Надеюсь, после этой ночи ты всё же понесёшь и родишь мне наследника. Хоть вы, Фиенны, и коварные твари, я бы хотел, чтоб мои дети были похожи на вас. Сегодня днём я тренировался на мечах с твои братом и могу сказать, что мужчины вашего рода так же хороши в бою, как женщины — в постели.
— Если на то окажется воля Создателя, я буду счастлива подарить тебе дитя, — прошептала Лавиния, сама же подумала: «Но бывают случаи, когда волю Создателя лучше брать в свои руки. Чародейки с их зельями, к счастью, пока не перевелись на Эллианском побережье, так что ребёнка я рожу, лишь захотев того сама. И — от того, от кого захочу».
========== Глава 8. Дождь и пламя ==========
— Можешь подойти поближе, — сказала Луиза застывшему на пороге её будуара Эдмонду Леманну. — Знаешь, зачем я тебя пригласила сюда?
— Никак не могу знать, ваше величество, — свежеиспечённый лейтенант дворцовой гвардии приблизился к императрице с робостью больше напускной, чем настоящей.
Из-под полуопущенных ресниц Луиза разглядывала стоявшего перед ней белокурого юношу в алом мундире. Для гвардейца Леманн не отличался особенно высоким ростом, зато природа наградила его почти по-девичьи смазливой физиономией. Манерами Эдмонд обладал мягкими и вкрадчивыми.
«Глаза у него тоже серые, хотя и светлее, чем у… Проклятье, нужно прекращать вспоминать Кертица! — подумала императрица. — Теперь, когда за ним охотятся Гончие, ему недолго осталось гулять на свободе, да и попросту оставаться в живых. А вот этот мальчик может мне пригодиться».
— Это я попросила его величество Карла повысить тебя в звании, — послала молодому человеку очаровательную улыбку Луиза. — Потому что оценила твою расторопность во время переворота. Как знать, не бросился бы на меня этот мерзавец Зальм, если б ты его не утихомирил?.. Как видишь, я умею быть благодарной. И хочу познакомиться с тобой поближе.
