Подумав так, Лидин улыбнулся. Улыбка выглядела естественной, хотя далась музыканту с трудом.

– Напрасно вы волнуетесь, Михаил Александрович! – воскликнул он. – «Демон» ваш еще вчера был уничтожен. Вы ведь сами исполосовали его ножом, так что я велел Лизе выбросить эту порезанную тряпку. К чему она? От картины ничего не осталось! Давайте лучше завтракать – я тоже сегодня рано встал и уже проголодался. Степан! – Он позвонил в колокольчик. – Принеси-ка нам, голубчик, кофе!

Выйдя от художника, Лидин уже знал, что будет делать. Ночью перед этим разговором он почти не спал и придумал способ укрыть картину от глаз сумасшедшего художника, если потребуется. Холст не надо прятать. Картину необходимо «записать» – то есть временно скрыть, написав сверху другую. Врубель не сможет обнаружить ее, если ему вновь придет мысль о том, что ее необходимо уничтожить.

После обеда Леля и Мила вышли прогуляться. Честно сказать, Леле хотелось пройтись по поселку одной – рассмотреть все хорошенько, чтобы никто не мешал. Вчерашнее событие у озера не давало ей покоя. Но убегать в первый же день она сочла неприличным.

Они вышли на уже знакомую улицу Ленина и пошли вверх, в сторону Фленова. На расстоянии от центра улица стала совсем не нарядной и даже почти сошла на нет: домов не было, а с обеих сторон тянулись заросли. Вдруг заросли прервались и показались какие-то кирпичные развалины на перекрестке.

– Это все, что осталось от Скрыни, – пояснила Мила. – Хранилище такое, где княгиня складывала красивые вещи, что в талашкинских мастерских делали, – вышивки, рамочки… Еще она скупала антикварные вещи, где могла, по всей России и за границей, и тоже здесь складывала. А в тысяча девятьсот девятом году Тенишева все эти вещи подарила Смоленску. До того несколько раз выставляла за границей – там восторг полный был! У нее и Париж, и Прага за большие деньги коллекцию купить хотели, но она построила в Смоленске специально для коллекции музей «Русская старина», по проекту Малютина. Сама, конечно, как всегда, кое-что в проекте поправляла. Все оплатила из своих денег и передала городу совершенно бесплатно! Вместе со зданием! Оговорила только, чтобы вся коллекция целиком именно в этом здании хранилась.

– Подожди, «Русская старина» ведь закрыта давно? В этом здании музей живописи был, потом его вообще прикрыли?

– Ну, тенишевскую коллекцию, конечно, разбазарили еще в двадцатые: центральные музеи понаехали – что хотели, забрали. В оккупацию столько же немцы увезли. Треть от коллекции осталась. Теперь собрались восстановить, а денег, как всегда, нет. Договориться тоже, как обычно, не могут. Когда откроют, неизвестно, в общем.

Леля обошла вокруг развалин.

– А там что за здание? – спросила она. На некотором расстоянии белел двухэтажный дом необычной постройки. – Это не господский дом?

– Почти угадала, – засмеялась Мила. – Господский дом не сохранился, это Дом культуры. Но он построен на фундаменте господского дома. А вокруг – бывший парк. Он очень большой.

Они вновь вышли на улицу Ленина. Домов больше не было. Там, где деревья редели, стеной стоял борщевик. Раньше Леля видела это ядовитое растение только по телевизору, однако узнала сразу.

– Здесь раньше были озера, – сказала Мила, – видишь углубления?

Две низинки, две высохшие чаши располагались по сторонам дороги. Они полностью заросли лопухом и крапивой. И, как страшные обгорелые купола, возвышались надо всем соцветия борщевика. Леля даже расстроилась.

– Елена Семеновна! – послышалось сзади, и она оглянулась – к ним подходил Костя Разумов с каким-то молодым человеком и девушкой.

– Елена Семеновна, вы же вчера собирались уехать?! Остались все-таки? – спросил Костя.

Леля улыбнулась.

– Я и уехала вчера, а сегодня вернулась – вот к Людмиле Сергеевне на недельку погостить. Отпуск ведь начался. На свежем воздухе побыть полезно. Мы живем на улице Парковой. А вы на какой улице живете?

– На Московской. Это при въезде в Талашкино. Приходите в гости!

– Спасибо. Вы с друзьями?

– Да, – спохватился Костя. – Это Витя Муркин – вы у него ничего не вели? Он исторический наш окончил в прошлом году, в краеведческом музее работает, сейчас у меня в гостях.

Витя, невысокого роста молодой человек с живыми карими глазами, молча смотрел на Елену Семеновну.

– А это Кристина Колпачкова, она здесь живет, в Талашкине, с мамой. Кристина – смотритель в Теремке, – продолжил Костя.

Хотя послеобеденное солнце светило уже не ярко, Кристина была в больших темных очках, закрывавших почти все ее бледное личико. Волосы у девушки были фиолетового цвета и торчали во все стороны, губы покрыты карминовой помадой, платье ярко-синее.

«Готическая девочка», – подумала Леля, но без иронии – она была чрезвычайно терпима к людям, тем более таким молодым. Кто знает, что скрывается за вызывающей внешностью этой девочки?

– А почему ты не говоришь, что я с тобой в одной группе училась в университете? – обратилась между тем Кристина к Косте. – Меня исключили год назад за плохую успеваемость! – резко продолжила она, повернувшись к Елене Семеновне.

– Бывает, – только и сказала та.

Выяснилось, что молодые люди тоже идут во Фленово. Пошли рядом.

– Вы надолго в Талашкино? – обратилась Елена Семеновна к Вите. – В музее ведь, наверно, отпуск небольшой?

– Три недели, – пожал тот плечами. – Я уже вторую неделю у Кости. Но он утверждает, что я ему не надоел. Я иногда даю ему отдых – в Смоленск езжу и там ночую.

Костя улыбнулся.

– Без Витьки я бы совсем здесь заскучал. Тут, видите ли, молодежи мало. Да и вообще народу не густо. А так у нас еще в прошлом году неплохая тусовка образовалась: Витька, Кристинка, я… Ну, из Смоленска, правда, друзья тоже иногда приезжают. И еще из Москвы – Саша Красухин с нами был…

– Был? – заинтересовалась Шварц. – В этом году не приехал?

– Приехал… На свою голову. Саша – это и есть реставратор, которого убили вчера.

Елена Семеновна сделала вид, что смутилась. Молодые люди смотрели на нее грустно. Выражение лица девушки сложно было разобрать из-за очков.

– Простите! – воскликнула Елена Семеновна. – Какой ужасный случай! И в таком тихом месте… Так значит, он и раньше приезжал?

– Он в течение трех лет приезжал, – кивнул Витя. – Ненадолго всегда. Но его в поселке знали уже.

В беседу вступила Мила.

– Некоторые считают, что это была драка по пьянке. Он, наверно, сильно выпивал, – авторитетно сказала она.

Тут отреагировала эта странная девушка. Презрительно фыркнув, она резко остановилась.

– Я другой дорогой пойду. Мне к знакомой зайти надо. – И свернула на малозаметную тропинку между деревьями, ведущую в лес. Все, что она говорила, звучало вызывающе. Был в ней какой-то надлом.

«Она взвинчена до предела, – подумала Елена Семеновна, глядя вслед тоненькой фигурке в ярко-синем платье. – Жалкая какая… Но, видно, гордая. И почему ее так задели слова Милы?»

– Кристя, я с тобой! – побежал за девушкой Витя. Костя, поколебавшись, остался.

– Саша не пил, он не мог подраться в пьяном виде. На Кристю не обращайте внимания, она сейчас нервная очень, – объяснил он. – Вы в музей, наверно?

– Нет, – удивилась Елена Семеновна. – Вчера же были… Мы просто хотим пройтись, тут во Фленове красивая природа. В Талашкине тоже красиво, но там борщевик все заполонил. А здесь ухаживают.

– Да, – вздохнул Костя. – С борщевиком прямо беда.

Они уже вышли на площадку перед воротами во Фленово, на которой стоял большой туристический автобус и несколько автомобилей. Люди шумно выходили из автобуса, шли вверх по дорожке.

– Суббота! – воскликнула Мила. – Туристов много. Давайте их пропустим. Куда нам спешить?

– Я предлагаю выпить кофе, – сказал Костя.

Недалеко от ворот во Фленово стояло большое красивое кафе. Внутри оно тоже оказалось очень приличным. Народу почти не было. Трое мужчин сидели за столиком возле окна – и все. Приглядевшись, Елена Семеновна узнала всех троих: Потапов, Анисин, Демин. Демин – майор из смоленского убойного отдела – значит, Смоленск убийством реставратора занялся. Ну, Анисин участковый… А Потапов почему с ними? Он же вроде рыбу сюда ловить приезжал. Говорил, что не будет этим делом заниматься. Вот хитрец!