К тому, что она начнёт вылизываться, повинуясь кошачьим инстинктам, её психика готова не была. Подошел гном, тоже смеясь во всю рожу и некультурно тыча пальцем в эльфа. Приближаться близко не стал, но утешил учительницу:

– Ничего, это бывает. Надо же, оказывается, ты у нас оборотень, да какой здоровый! Сильна наша учительница. С кошачьими всё время так – вылизываться начинаете, а потом плохо становится, люди по нескольку лет привыкают. Даже те, кто знает, раз на раз да проскочит.

Подошел ещё ближе и помог приподняться. Протянул фляжку с гномьей крепкой настойкой. Несколько глотков спирта обожгли горло, но немножко привели в чувство.

– Что это сейчас было? – спросила Мария, ещё не пришедшая в себя.

– Как что? – удивился коротышка. – Вы всех нас спасли, ещё и по ушам этим оборотням наваляли. Они нас сонным заклятием повалили, часового сожрали. Оно на вас не действует, это потому что вы тоже оборотень.

– А эльф?

– Ушастый не оборотень, он друид, у остроухих всё через неправильное место. Среди вас, иноземцев, больше половины оборотни, только не всегда знаете об этом. Магически это выяснить нельзя, только когда припрёт. У нас такого не бывает, а вот у вас случается, что вы в машины из вашего мира оборачиваться можете. Сам видел. К нам один попал такой, гном, как и я, вместе трудились, воевали и знать не знали. Строили стену, камни двигали. Так он поднапрягся и обернулся машиной, вы её бульдозером называете. Как заревёт, чёрный дым во все стороны, и здоровенной стальной лопатой груду камней шагов на двадцать сдвинул. Весь оранжевый, железные колёса с меня ростом, а на них стальные ленты намотаны, а сзади лапа с металлическими когтями, ковш называется. Кто поближе был, в штаны навалили, все как горные козлы через камни скакали, во все стороны разбежались. А он опять гномом стал, стоит и понять ничего не может, а мы из-за камней бороды повысовывали, подойти боимся.

Всё это гном рассказывал Марии, ещё дважды дав приложиться к фляге с настойкой. Крепкое спиртное и милая болтовня бородатого коротышки немного её успокоили. Дрожь уходила вместе с нервным напряжением.

Шрам подходил к стенам Бисмарка. Именно так немцы назвали свой город. Если стены Красногорода походили на Новгородский кремль, то немецкие укрепления были выполнены в готическом стиле, а так очень похоже. Система обороны, минные поля, огневые точки и колючая проволока как близнецы-братья. Это понятно, выходцы с одной войны, учившиеся воевать друг у друга. Их накидало с разного времени войны, и тут были ветераны с самого сорок первого и те, кто оборонял Рейхстаг, и даже немного тех, кто делил Берлин и помнил, что такое танки с противоядерной защитой.

Шрам улыбнулся. С гномами было легко договориться создать несколько спиралей для предионного ускорителя из адамантия. Всего несколько телег золота, и одно требование. Гномы первые сориентировались, что в этот мир пришла другая сила, не похожая на все, ранее существующее. Обязательным условием они затребовали учителей. Их интересовали физика, химия, математика, на всякий случай биология и еще десяток других специальностей. Хотя с электроникой в этом мире было не очень, но механику, сопротивление материалов и прочие предметы никто не отменял, в этом мире все работало прекрасно. Гномы всё это знали, но знали на уровне своего понимания. Когда молодой парень, покрытый доспехом, украшенным рунами, бывший преподаватель вуза, ему было в том мире за 80, нарисовал редуктор, учтя шероховатости, нагрузки, и совершенно без магии мог просчитать, сколько какая из шестеренок прослужит и где надо усилить, чтобы все это работало, гномы впали в ступор.

Старейшины гномов быстро смекнули и снизили цену почти до себестоимости, но взамен требовали учителей. Оказалось, что в гномьих пещерах были уши. Как оказалось, что каких только там ушей не было. Очень скоро к Шраму напросилась целая кавалькада делегаций. Эльфы, дворфы, орки и даже лесные эльвы хотели новых знаний. В этом мире жили не дураки, они сразу поняли новое и что в этом мире все поменялось. Теперь помимо золота все просили что-нибудь из знаний нашего мира. Вместо ожидаемой спецоперации, которых разведчик проводил бесчисленное множество и мог быть всем, от аналитика до оперативника, ему пришлось освоить новую должность хозяйственника, организатора и задушевного торговца. Здесь обожали торговаться. Если ты сразу соглашался на цену, то это вызвало обиду, обязательно надо было торговаться, так и говорили: «Какая это сделка, если ты не торговался?»

– У нас в гостях жирный русский гусь, – поприветствовал входящего в кабинет Шрама немец, вставая из-за стола и протягивая руку.

– У нас говорят – важная птица, – ответил на рукопожатие разведчик.

– Этот мир с одним языком очень интересный. Я вас прекрасно понял, как и вы меня. Мы русских, к сожалению, начали понимать слишком поздно. Мне, разумеется, уже рассказали, чем закончилась наша война. Я помню всех моих парней, помню рукопашные, помню, как мы дрались за каждый сарай. Прекрасно помню, как французы с перепуганными лицами стояли и смотрели, как мы въезжали в Париж, совершенно другие люди, чем вы. К сожалению, нашей главной ошибкой было то, что мы вообще с вами связались, мы не понимали, какую глупость совершали. Думаю, что этого не понимал никто – ни простые солдаты, ни наше руководство. Кстати, больше всего мне запомнилось другое: мне запомнились переходы. Я командовал несколькими танками, самое удивительное, не могу вспомнить ни своего настоящего имени, ни звания, но помню марши. Вокруг поля, жара градусов под сорок, мехводы теряли сознание, а русские отступали. Вначале нам приходилось брать каждый дом, каждый хутор, каждый куст, а потом отступление и марш на двести-триста километров. Бесконечные поля и бесконечные дороги. Знаете, мы уже тогда понимали, что если можно отступить на триста километров и организовать ещё одну линию обороны, и сделать так несколько раз, то нападать на вас было полной глупостью. Наши войска совершенно не имели опыта войны в таких условиях и были восторженными идиотами, полными голубцами. Ну да ладно, это уже другой мир, этих ошибок мы повторять не будем, надеюсь, и вообще воевать с русскими, думаю, тоже не станем. Присаживайтесь, рассказывайте, чего у нас такой важный гость.

– Нам нужен профессор Ганс.

– Почему именно он?

– Потому что он у нас профессор теологии и лучший специалист по инквизиции Средневековья. Пожалуй, лучше него никто не знает историю того времени именно с той стороны, с которой он преподает.

Командир в высокой фуражке с орлом, сидящим на свастике, усмехнулся:

– В очередной раз русские хотят использовать наших учителей? Странная у нас с вами история. Пока у нас мир, мы учим ваших детей, а вы покупаете нашу сталь, нашу технику, а потом в очередной раз мы на вас нападаем, и вы берете нашу столицу. За последние два столетия Иваны это делали как минимум пару раз. Да, мы связаны, думаю, больше, чем просто отношениями. У русских с немцами всегда была ментальная связь, как инь и ян. Единство противоположностей, варвары и цивилизация, и нельзя понять одних без других. И в этом мире, похоже, всё повторяется.

– Так точно. Но в этот раз профессору Гансу нужно будет учить не русских детей.

– А кого?

– Гномов.

У немца удивлённо брови поползли на лоб.

– Да-да, не удивляйтесь, именно гномов. Мы собираем группу учителей. Подгорные королевства очень искусны в обработке материалов, и мы кое-что можем передать в наш мир. Золото они, конечно, тоже хотят, и немало, но, к сожалению, проблема не в этом: они желают наших знаний, причём список того, что они захотели от нас узнать, далеко за пределами простой физики и математики. Правда, и задание они готовы выполнить совсем не простое, я бы сказал, божественное.

– Понятно. Но вы же понимаете, я комендант этого города, и при всем хорошем уважении к русским, и не удивляйтесь, у меня отношение всегда к русским было очень хорошее, я ничего просто так отдавать не могу. Несмотря на то что мы были врагами, я очень сильно уважаю настоящих врагов, которых, к сожалению, не всегда можно найти. Ну какие враги французы, поляки, испанцы? Они так, сборище никчемных партизан, которые живут ровно до того момента, пока до них не дойдут руки. Русские действительно те, об кого можно обломать зубы и наточить оставшиеся, но извините, я комендант. Я хотел бы что-нибудь попросить взамен, это моя обязанность, хотя и не самая любимая. Я с детства жил в семье аристократов, и все мои предки были на службе, а у меня теперь вот такая служба.