Не зря же ее творчество высоко оценивали люди, которых в непонимании музыки никак не обвинишь.

Именно ей дал свою ораторию Родион Щедрин, получив за нее в 1970-м Ленинскую премию, а Дмитрий Шостакович утверждал: «Зыкина – не только великолепный интерпретатор, она сотворец, соавтор композитора».

В одном из последних интервью она сказала: «Жизнь ко мне всегда благоволила, и за это я благодарна судьбе. Я прожила такую большую жизнь, прошла через такие жернова – мне уже ничего не страшно».

Сейчас действительно уже не имеют никакого смысла ни обвинения, ни восторги, ни сплетни, ни барский гнев, ни барская любовь. Не важны сейчас ни звания, ни награды, ни деньги, ни бриллианты, ни квартиры, ни поклонники. Все кончилось.

Остался только – и еще надолго останется – неповторимый голос, неотвратимо раскатывающий: «И-и-здалека до-о-олго-о-о…».

К сожалению, имя Владимира Дмитриевича Михайлова, наверное, уже мало что скажет даже не рядовому читателю, но и молодым любителям фантастики. Общественная память – тот еще Боливар, больше одного выносит крайне неохотно. Под лейблом «советские фантасты» утвердилось непозволительное малое количество имен.

Александр Беляев, Иван Ефремов, братья Стругацкие – вот, пожалуй, и все, что положено знать обывателю.

Меж тем их было много – тех, чьими усилиями наша фантастика все больше отходила от проблем строительства звездолетов и любимых лунных тракторов к проблемам обычных людей, таких же, как мы с вами, только (фантастика же!) поставленных в необычные обстоятельства. Почти все они ушли и ушли незаметно, Владимир Михайлов оставался едва ли не последним из той когорты, что делала из фантастики – литературу.

Биография Владимира Дмитриевича проста и незамысловата. Официально она, наверное, выглядела бы так: родился в 1929 году в Москве, потом перебрался в Прибалтику. Окончил юридический факультет Рижского университета им. П. Стучки, работал следователем в прокуратуре, служил в армии, был на партийной работе. В 1958 году ушел на литературную работу, работал в Риге в редакциях и писательских организациях. В фантастике дебютировал в 1962 году повестью "Особая необходимость". Выпустил множество книг. До конца 80-х годов жил в Латвии, затем переехал в Москву. Писал до последнего дня. Умер в 2008 году. Все.

Вот только в эти строчки не поместилось очень многое.

Нет там, например, о том, что именно благодаря Владимиру Дмитриевичу увидела свет повесть Стругацких "Гадкие лебеди". Михайлов, работавший тогда в журнале "Даугава", выпросил экземпляр рукописи у Аркадия Натановича, и в 1987 году эта, как все заверяли, «непубликуемая» и потому ходившая в «самиздате», повесть была напечатана там под названием "Время дождя".

Нет там и о поистине бесценном вкладе Владимира Дмитриевича в становление нового поколения фантастов – он много лет вёл Рижский семинар молодых фантастов, был одним из руководителей Малеевского семинара молодых фантастов. Не случайно нынешние властители дум отвечали ему искренней любовью –

на его смерть тогда откликнулись едва ли не все популярные российские фантасты всех возрастов, от Павла Амнуэля до Вадима Панова.

И дело даже не в том, что Владимир Дмитриевич, несмотря на возраст, до последнего дня оставался абсолютно адекватным человеком, не растерявшим ни ясности ума, ни силы таланта, ни даже определенного авантюризма. Незадолго до смерти, например, Михайлов принял участие в необычном проекте «Убить чужого»/«Спасти чужого», где сначала 13 популярных фантастов писали рассказы о зловредных инопланетянах («Убей чужого»), а затем («Спасти чужого») должны были написать продолжение – но не своего рассказа, а произведения своего коллеги. Написать так, чтобы вывернуть обрисованную предшественником ситуацию наизнанку, и спасти инопланетный разум.

Владимир Дмитриевич справился, по общему мнению, блестяще, отыграв в паре с фантастами, годящимися ему в дети (Василий Головачев) и внуки (Алексей Пехов).

Но дело, разумеется, не в забавах. Сейчас уже сложно объяснить, чем были книги Владимира Михайлова в 70-80-е годы, почему за ними бегали, доставали всеми возможными способами, и бережно переплетали выдранные из какого-нибудь «Вокруг света» страницы.

Помню собственное потрясение, когда в начале 80-х я прочел «Сторож брату моему» – роман, который просто не мог, не имел права появиться в середине 70 годов в Советском Союзе. И помню, насколько меня перепахала эта история полета космического корабля с невообразимым экипажем. Не приключениями, конечно, и не экзотикой – а тем, насколько захватывающе интересно можно рассказывать о невообразимо сложных проблемах. А таких книг у него было не две и не три – "Дверь с другой стороны", «Ручей на Япете», "Стебелек и два листка"…

И поэтому – стыдно признаться, да – но где-то в глубине души я и сегодня верю: когда-нибудь Владимир Дмитриевич Михайлов опять напишет строки, которыми начинался «Сторож»: «День своих похорон я помню плохо, но день смерти до сих пор стоит перед глазами…».

Когда Россия двинулась в свой Великий Поход на Юг, на пути ей встретилось множество разных людей, часто – весьма незаурядных. Но даже на их фоне наш сегодняшний герой стоит наособицу.

У этого человека было много имен – эмир Мухаммад Якуб хан, Магомет Якуб бек Бадаулет, Аталык Кашгарский, Аталык Гази Бадаулет – но чаще всего его звали просто Якуб бек.

История знает немало примеров восхождения из грязи в князи, но карьера Якуб-бека все равно впечатляет – начав жизнь "бачей", мальчиком для удовольствий, закончил он ее правителем второго по величине после Османской империи независимого мусульманского государства на планете.

Человеком, ставшим серьезной проблемой для трех крупнейших империй на Земле – Британской, Российской и Поднебесной.

По традиции, пять интересных фактов из его биографии мы и расскажем сегодня.

Факт первый: Якуб родился в маленьком городке Пскенте, что под Ташкентом. Рано оставшись без отца, он оказался на попечении дяди, которого столь же рано начал огорчать.

Надо понимать, что тогдашняя Средняя Азия была более чем толерантна к гомосексуалистам, и в романах между молодыми мальчиками легкого поведения (бачи) и мужчинами никто не видел ничего необычного и странного. Якуб рано начал тусить по чайханам и вскоре его начали называть Якуб-бача.

Обеспокоенный дядя решил выдернуть племянника из плохой компании, отвез его в Ташкент и отдал в ученики к ткачу. Но привыкший к красивой жизни подросток удрал буквально через несколько дней и вернулся в Пскент. Там он завел себе постоянного "папика", потом поменял его на другого, выше рангом…

А потом начались проблемы. Его тогдашнего "благодетеля" – ходжентского бека Мухаммед-Керима Кашку – вызвал к себе кокандский хан Мусульман-Кул, и там, в Коканде, и зарезал. Люди Кашки частью разбрелись, а частью поступили в войско ташкентского бека. В Ташкент с ушел и Якуб – а что делать? Прежнее занятие он перерос (после 16-ти бача уже считался перестарком, и мало кого интересовал) и надо было искать себе новую профессию. Так Якуб из содержанки стал воином.

Факт второй. Дважды Якуб бек едва не стал русским подданным. Недавний бача к удивлению многих оказался прирожденным воином, поэтому быстро и успешно делал военную карьеру. В конце 40-х – начале 50-х Якуб был назначен беком крепости Ак-мечеть, ныне ставшей Кызыл-Ордой, городом, где постоянно что-то происходит. Там он изрядно разбогател: через крепость шел караванный путь из Бухары в Оренбург, что давало большие таможенные сборы, во все века имеющие свойство оседать в карманах начальства. В конце 1851 года успешного коменданта-коммерсанта перевели на повышение в Ташкент, а еще через полгода Ак-мечеть была захвачена войсками генерала Перовского.