Россия начала завоевание Средней Азии.

Второй раз от принятия русского подданства Якуб бек ускользнул, уехав из Ташкента в Кашгар за несколько месяцев до взятия города генералом Черняевым.

Факт третий. Те годы, конечно же, стали шоком для всей Центральной Азии. После нескольких веков тихого недвижного спокойствия полыхнуло везде. На севере одно ханство за другим падало под натиском пришедших из страны холода и снега "белых рубах". На юге в Афганистан со стороны Индии ворвались рыжие "инглизы" в своих красных мундирах. И только на востоке все было наоборот: в китайской провинции, оптимистично названой "Новая граница" – Синьцзян – восстали мусульмане, безжалостно вырезая китайских солдат-оккупантов в синих куртках.

Именно туда и уехал Якуб бек, назначенный военным помощником Бурзук-ходжи – представителя старой кашгарской династии ходжей. Дело в том, что Кокандское ханство граничило с Восточным Туркестаном, и именно туда после китайского завоевания бежали все представители свергнутых династий. А теперь их потомки, понятное дело, потянулись обратно.

Именно Якуб бек саблями своих воинов и расчистил Бузрук-ходже путь к кашгарскому трону. Когда тебе расчищают путь чужими саблями – это, безусловно, очень приятно. Однако иногда после этого начинаются неприятности – когда выясняется, что сабли по-прежнему не твои, а на троне зачем-то сидишь ты, и совсем без сабель. Возникает резонный вопрос- а что ты там делаешь?

Бузрук-ходжа оказался человеком понятливым. Вскоре народу Кашгара объявили, что Бузрук-ходжа отправляется в Мекку – совершать еще один хадж. Обратно он, естественно, не вернулся – не такой уж ходжа был дурак. А главой Кашгарского ханства стал чужак Якуб бек.

Который, железной рукой подчинив кашгарцев, и создав из них боеспособную армию, вскоре подвел под свою руку все ханства, образовавшиеся после восстания на территории Синьцзяна и образовал из них государство Йеттишар («Семиградье»). А себя бывший бача переименовал в Баудалета – Счастливчика.

Факт четвертый: Единственное государство на освобожденной территории, которое не покорилось Якуб беку – это Кульджинский (он же Таранчинский) султанат. Но исключительно потому, что незадолго до этого султанат покорился линейным батальонам генерала Герасима Колпаковского.

Россия, встревоженная успехами недавнего кокандского военачальника, решила создать в Илийской долине буферную территорию между Российской империей и государством Йеттишар. Территорию, правда, пообещали отдать обратно Китаю. Потом. Как-нибудь. Когда Китай вернет себе Синьцзян.

А пока всех больше заботил Йеттишар. Дело в том, что выскочка Якуб очень угадал с идеологией. Он строил не просто государство, а мусульманское государство – с доминированием ислама и господством шариата. Государство для всех мусульман. На фоне повсеместного и тотального подчинения мусульманских народов "неверными" это была мина, которая могла рвануть так, что мало не показалось бы ни русским в Средней Азии, ни англичанам в Афганистане и Индии. Именно поэтому "к королю" (англичане его по-другому не называли) постоянно ездили то английские, то русские посольства.

Одно из них возглавлял тогда капитан, а позже военный министр Российской империи Алексей Куропаткин, написавший о посещении Йеттишара книгу "Кашгария".

Факт пятый: Все закончилось так, как оно обычно случается с создателями империй. После смерти Якуб бека в 1877 году его наследники передрались между собой, Йетишар распался на три государства, которые, впрочем, просуществовали считанные месяцы.

Вернувшиеся в Синьцзян китайцы во главе с генералом Цзо Цзунтаном по прозвищу "Палач Цзо" методично зачистили свои "новые рубежи".

Смерть Василия Аксенова не была неожиданной – последние полтора года он находился между жизнью и смертью.

А все равно было ощущение того, что в мироздании внезапно появилась какая-то большая дыра, которую не вдруг залатаешь.

Слишком уж много значил Василий Павлович для нашей литературы: и не как писатель даже, хотя в таланте ему не откажут даже враги, – как живое олицетворение целого периода в истории нашей словесности. Он всегда был сверх меры «слишком» – слишком шестидесятником, слишком либералом, слишком западником и поэтому всегда оказывался впереди. А потому становился знаменем целой генерации отечественных литераторов.

Он появился в нашей литературе как-то сразу: первое же крупное произведение, напечатанная в «Юности», повесть «Коллеги» принесла не успех даже – культ.

Молодой врач становится одним из самых популярных авторов страны. И мало кто знал, кто он и откуда взялся, – обязательная биографическая справка была на редкость лаконичной. Меж тем в этом новом кумире молодежи Страны Советов, как в линзе, сфокусировались судьба «второго поколения советской интеллигенции».

Василий Аксенов родился 20 августа 1932 года в Казани, в семье партийных работников. Отец, Павел Васильевич Аксёнов, был председателем горсовета Казани и членом бюро Татарского обкома партии. Мама, Евгения Семёновна Гинзбург, была известным в республике журналистом, заведующей отделом культуры газеты «Красная Татария». Потом были арест родителей в 1937-м, детский дом для детей заключенных, из которого его, правда, довольно быстро забрал к себе дядя. Детство у родственников, юность в Магадане, куда его забрала освободившаяся мама, переезд в Питер, учеба в Ленинградском медицинском институте, увлечение модным тогда джазом, тусовки с тамошней «золотой молодежью», именуемой в печати «стилягами».

Окончание института, три года работы врачом на карантинной станции Ленинградского морского порта, в больнице Водздравотдела в поселке Вознесение на Онежском озере, в Московском областном туберкулезном диспансере.

На одной из тусовок Аксенов знакомится с писателем Владимиром Померанцевым, показывает ему свои рассказы, и тот, впечатлившись, относит их в «Юность» и показывает возглавлявшему журнал Валентину Катаеву. В итоге в 1958 году в «Юности» появились два рассказа Аксенова – «Факелы и дороги» и «Полторы врачебных единицы». А в 1960-м выходят «Коллеги», и начинается «аксеновский бум».

А еще через год выходит роман «Звездный билет», окончательно канонизировавший культ.

Практически сразу по роману снимается фильм «Мой младший брат», в котором дебютировала целая плеяда выдающихся советских киноактеров – Олег Даль, Олег Ефремов, Александр Збруев, Андрей Миронов и др.

Вскоре экранизировали и «Коллег» с не менее звездным составом – главные роли исполнили молодые Василий Ливанов, Василий Лановой и Олег Анофриев.

Аксенову начинают массово подражать, многие – успешно, и вскоре становится понятно: подобная проза – это не случайный выброс, это новое явление в нашей литературе, которое необходимо как-то формализовать. Критики обозвали ее «молодежной прозой», но куда более живучим оказалось определение, придуманное в статье о «Коллегах» критиком Станиславом Рассадиным, – шестидесятники.

Аксенов был не только зачинателем шестидесятничества, в нем действительно сконцентрировалось это явление – со всеми его достоинствами и недостатками. Шестидесятничество не отделимо от романтики, и, пожалуй, не было более романтичного автора, чем ранний Аксенов.

Его проза была квинтэссенцией «оттепели» – с ее надеждами, наивностью, романтикой, чистотой-очищением и убежденностью в скором и неминуемом всеобщем счастье.

Когда оттепель сменилась заморозками, изменилась и проза Аксенова. В 70-е на смену романтическим «Апельсинам из Марокко», «Пора, мой друг, пора», «Жаль, что вас не было с нами», «Затоваренной бочкотаре» пришла литературная поденщина. Киносценарии, детские повести-сказки (дилогия «Мой дедушка – памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит»), замаскированное под «советский шпионский роман» развлекалово с друзьями «Джин Грин неприкасаемый» – чистая халтура вроде написанной в серию «Пламенные революционеры» повести «Любовь к электричеству».