Я подумал, что если допрос провести в рамках светской беседы, все пройдет гладко, и постарался дать знак инспектору. Слайт, похоже, поймал нужную волну, теперь требовалось лишь закрепить успех и не сбиться с тона.
Вот так, потчуя гостя чужим виски и слегка рисуясь, Курт добровольно рассказал инспектору Слайту все, что помнил о вечере, роковом для него и несчастной Софи Даньер. Узнал я и новые подробности. Оказалось, что Курт расстался с Даньер месяца три или четыре назад, сказал ей о разрыве и забыл о «девочке с дискотеки». И вот вчера Соф кинулась к нему на шею, он этого совсем не ждал и не хотел, но девушка была настойчива, так откровенно добивалась… В общем, Курт уступил, и все закончилось печально.
Слайт закурил сигару и запыхтел, обдумывая информацию, тогда, воспользовавшись паузой, в беседу вклинился изнывающий от любопытства профессор:
– Вас отравили очень странным ядом, милорд! – бросил он для затравки разговора, и Курт не стал оспаривать очевидное. – В попытках понять, что это за яд, я за ночь перерыл интернет и нашел несколько любопытных статей под вашим именем. Скажите, милорд, как давно вас увлекает психофармацевтика?
Мак-Феникс нахмурился; его каменное лицо сотворило подобие недовольной гримасы, но, поразмыслив, он счел возможным ответить вопросом на вопрос:
– Вы ведь встречались вчера с мистером Харли?
– Да, милорд, но я не вижу…
– Около двух лет назад мистер Харли, мой друг, сел на героин, на опасную дизайнерскую разновидность, неподвластную известным методам лечения. У меня не было особого выбора. Я видел, как деградирует близкий мне человек, я попытался ему помочь.
– Удачно?
– Вы ведь видели вчера мистера Харли? – снова спросил Курт. – Через год после курса лечения?
– Что же спасло его? – в сильном волнении подался вперед нарколог, неосознанным жестом потирая холеные руки.
– То, что чуть не убило меня.
– Вы знаете, чем вас отравили? – в один голос вскричали Слайт и Гаррисон, повскакав с мест, мешая друг другу и отчаянно жестикулируя.
– Знаю, – признал Курт. – Но вы сядьте, успокойтесь. Выпейте еще виски. Дыхательная гимнастика нашего общего друга дает потрясающие результаты. Давайте дружно: вдох, выдох, вдо-о-ох… Ну вот. Поймите, я не делаю из случившегося тайны. То, что вы приняли за яд, на самом деле лекарство, просто в предельной концентрации, вот и все.
– Вы создали этот… э… препарат?
– Я, профессор. Я создал «Феникс», простите мне мою нескромность, антагонист, способный блокировать воздействие опиоидов на эндорфины, по свойствам он близок к психотропным препаратам и особым образом воздействует на мозг пациента. Наверное, лекарство способно снять любую зависимость, я не испытал его до конца, так уж вышло. Впоследствии препарат разлагается на ряд легко выводимых производных. Я работал над этой темой несколько лет, чисто исследовательская работа, но Роберт со своей болезнью подсказал практическое применение моих идей.
– Откуда у напавшего образец препарата, милорд? – вклинился в ученую беседу инспектор.
Мак-Феникс опять помедлил с ответом, но, решившись на откровенность, не счел возможным отступить:
– Вскоре после начала работы из моей лаборатории в Стоун-хаусе были похищены экспериментальные образцы.
– Что? – Слайт снова подскочил, но повинуясь властному жесту лорда, тотчас сел и угрюмо задышал, издеваясь над моей системой. Курт кивнул:
– Увы. Я поселился в Кингсайде, в заброшенном поместье на побережье, ради спокойной работы над препаратом. Составил в подвале лабораторию и взялся за дело со свойственным мне маниакальным погружением в проблему. Леди Хоумворд, моя знакомая, превосходный химик, помогала мне в работе; именно она, благодаря своим связям, добилась разрешения на тесты в клинике в Саутгемптоне. Именно она назвала мой препарат «Феникс», потому что он буквально возрождал людей из пепла. После испытаний мы взялись за Харли.
– Если можно, поподробнее о краже, милорд. И о том, почему вы не сообщили о ней раньше. Вы должны меня простить: профессиональные интересы превыше всего.
– Подобный подход ограничивает ваш кругозор, инспектор, – усмехнулся Курт, не выказывая, впрочем, ни раздражения, ни досады, было видно, что ему нездоровится, и допрос утомляет, но он стоически излагал необходимые полиции факты.– Что ж… Извольте. Стоун-хаус в ту пору представлял собой старый ветхий дом с плохо пригнанными рассохшимися дверями и разбитыми ставнями. Я работал, и мне в принципе было наплевать на неудобства, не знаю, как справлялись Роб и Диана, претензий они не предъявляли. Но однажды в мое отсутствие кто-то вломился в дом; это было несложно, и я не удивился бы банальной краже, но пропали странные предметы. Помимо схваченных по ходу мелочей исчез штыковой нож образца 1964 года и ампулы с пробным концентратом «Феникса».
– А лабораторные записи? – вскричал Гаррисон. – Их вы тоже потеряли?
– Дорогой профессор, – отрезал Курт, – я не имею привычки вести дневники и журналы. Мои записи находятся здесь! – и он величаво коснулся своего лба указательным пальцем. Позер!
– Господи, в вашем случае это почти преступление! Люди смертны! К примеру, сегодня ночью вы могли погибнуть, и тогда человечество…
– Тем хуже для человечества! – холодно парировал лорд, и я понял, что беседа, наконец, начинает выводить его из себя.
– Джентльмены! – поспешил я разрядить обстановку. – Давайте выпьем еще виски и немного помолчим, мне кажется, милорду нужно отдохнуть от долгого рассказа.
Проблема была в том, что Гаррисон категорически запретил лорду алкоголь и никотин, оставив в распоряжении Мак-Феникса одну лишь дыхательную гимнастику. И то, что мы пили и курили в его присутствии, положительных эмоций не добавляло. Но после тайм-аута, потраченного на приведение в порядок нервной системы, Курт смог продолжить беседу.
– У нашей семьи не самый лучший на свете виски, – грустно кивнул он на бутылку и щелкнул пальцами по рельефному соколу. – Пить, несомненно, можно, но я предпочитаю «Баллентайнз».
Мы со Слайтом поперхнулись, но оставили комментарии при себе.
– Что до вашего замечания, профессор, – также печально добавил Мак-Феникс, – должен вас разочаровать. Я не спаситель человечества. Я крайне опасный для общества человек.
При этих словах Френсис Слайт напрягся и впился пальцами в подлокотник садовой скамейки, я тоже подался вперед, в глубине души умоляя Курта замолчать, но он не замечал моих невольных жестов, надежно прикрывшись темными очками.
– Вы наговариваете на себя, милорд, – мягко укорил Гаррисон, легко касаясь его руки. – У вас прогрессирует депрессия, реакция на пережитый стресс и остаточное действие яда, вам лучше отдохнуть, поспать, если угодно, на свежем воздухе, здесь, в саду…
Я прислушался к доводам Гаррисона и кивнул: он был прав, я знал это, оттого и хотел заткнуть рот своему пациенту, я видел в его непривычной открытости последствия пережитого испытания. Его врожденные щиты – упрямство горца и неприступность аристократа – рухнули под напором стрессовой ситуации, я собирался остановить беседу, но увидел горящие глаза Слайта и промолчал, я верил Курту, но оставался агентом полиции, я должен был играть на стороне инспектора, если хотел поймать маньяка.
– Я бы и самом деле поспал, джентльмены, – глубоко вздохнул Мак-Феникс и, мне показалось, взглянул на меня, я не могу утверждать, я не видел за очками, но по спине прошел знакомый холодок, он появлялся всякий раз, когда Курт смотрел в упор, ожидая реакции. – Мне нужен отдых, пожалуй, так…
Он откинул голову на спинку скамейки, профессор жестом подозвал санитара, я встал, но Фрэнк лишь покачал головой, ему было наплевать на усталость Мак-Феникса:
– Прошу прощения, милорд! – резковато окликнул он утомленного пациента. – Хочу предупредить, что все сказанное вами с этой минуты может быть использовано против вас. Что вы имели в виду, когда заявили, что опасны для общества?
Я мысленно взвыл и закрыл глаза рукой. Курт поднял голову и поморщился:
