«Я…Эм… Рыжий, ты что, газет совсем не читал в последний год? В мир не выходил?» — От растерянности я даже не смог огрызнуться в ответ.

«Если ты о том, что он тебя потрахивал, то это ещё ничего не значит, дорогуша».

Наступила тишина, такая, что было слышно лишь шелест деревьев вдали, в стороне Запретного леса, и наше дыхание. Моим первоначальным инстинктом было приставить ему палочку к горлу или сбить его со злополучной метлы, однако что-то в его поведении, да и во всём его облике в тот момент, удерживало меня.

Он был ужасно бледен, что было особенно заметно в быстро сгущавшихся сумерках и том, как ярко проступали его веснушки. Его кадык нервно подергивался, по скулам ходили желваки, костяшки рук, сцепленные на деревянной рукоятке, посинели от напряжения. Да, Уизли явно провоцировал меня. В память о прошлом?.. Но тогда почему в нём было столько невыразимой злобы, столько невысказанного отчаяния? Это явно было связано с Поттером. Но рыжий что, ревновал его ко мне? Или я как-то косвенно поспособствовал их ссоре? Может ли быть, что Уизел был против отношений Гарри со мной, и это и стало её причиной?.. Слишком много гипотез.

Однозначным было одно: что-то всколыхнулось во мне при виде боли рыжего, хотя её источник и был мне непонятен. Поэтому я просто сказал:

«Вообще-то, ваш драгоценный Золотой мальчик хотел на мне жениться. Но мне пришлось отклонить его щедрое предложение».

«С чего бы, Малфой?» — неприятно усмехнулся мой собеседник.

Мерлин, как же я мечтал заехать бланджером по рыжей макушке в тот момент.

Это ведь было не его собачьим делом.

Правда?

«Уизли, не понимаю, с чего такой интерес к моей личной жизни. Но. Я обещаю удовлетворить твоё неуместное любопытство, если мы с тобой спустимся сначала на землю».

«А чем тебя так не устраивает?».

«Ты вот-вот соскользнёшь с этой метлы. Я тебя ловить не стану».

«Да? Ну и ладно».

И странная-странная улыбка, как будто…

«Уизли, нет!».

Я сам не успел уловить момента, когда кончики моих пальцев закололо, и мощный выброс стихийной магии покрыл большую часть поля под нами жемчужно-белым воздушным барьером.

«Воу, Малфой, какая масштабная подушечка безопасности получилась! Я ж только ручку отпустил».

Пока рыжий веселился, я чувствовал, как заливаюсь краской. На секунду я и правда подумал, что ему хватит ума сигануть вниз — и страх за него, первобытный, безрассудный, перекрыл всё. Моя магия в очередной раз решала за меня, ставя Уизела выше всего остального, даже меня самого.

«Пошёл ты», — процедил я и, развернувшись на метле, полетел в сторону Астрономической башни.

Больше всего на свете мне в тот момент хотелось забыть о своём странном, даже необъяснимом, поведении и уснуть сном без сновидений. Но Уизли, конечно же, и не думал предоставлять мне такой роскоши и последовал за мной.

На балконе башни он неловко соскользнул с метлы, чуть ли не запутываясь в своих же ногах и уставился на меня с нечитаемым выражением.

«Чего тебе?» — оставь меня в покое, ну, пожалуйста.

«Малфой, почему ты отказал Потте…эм, Гарри? Ты обещал удовлетворить моё любопытство».

«Мерлин и Моргана, как. Ты. Меня. Бесишь!».

Вот зачем ему было это знать?

«И всё-таки ты дорожишь моей жизнью, это так по-гриффиндорски с твоей стороны», — протянул рыжий с улыбкой, явно намекая на недавние события. — «Ну так что?».

Откуда в нём столько спокойствия и самоуверенности? И когда я успел растерять всё своё знаменитое хладнокровие? Он раздражал так, что казалось почти необходимым прижать его к царапающей каменной кладке стены и…

«Ты ведь не отстанешь?» — оборвал я свой поток сознания усилием воли. Вздохнул: — «Я, правда, не понимаю, зачем тебе это, если только не для продажи в качестве новости в газеты. Но так и быть. Понимаешь, в чём дело: большую часть моих подростковых лет я наивно полагал, что влюблён в Поттера. И мне не нужна была взаимность: я был готов любить безответно, готов был любить его любым — так мне казалось. Эдакое роковое чувство. На деле я выстроил в голове свой идеальный образ, и когда я начал встречаться с реальным Гарри Поттером и узнавать его ближе, я неожиданно понял, что это, в сущности, неплохой человек, пусть и со своими недостатками, но абсолютно мне чужой. Я мог бы попытаться его полюбить. Но тем временем в моих снах неизменно появлялся кое-кто, которого я как раз-таки долгое время считал исключительно продуктом своего воображения, и тем не менее не сумел не…» — Я замер при виде того, как Уизли зачарованно слушает меня, ловя каждое моё слово, и, к своему удивлению, признался в самом сокровенном: «Я не сумел не отдать ему своё сердце без остатка. Потому что он бывал бестактен и не воспитан, однако он всегда стремился если не понять меня, то хотя бы просто поддержать. Он смешил меня. Он играл со мной в шахматы — и обыгрывал. И знал меня лучше, чем я сам, видя лучшую версию меня, веря в меня, даже когда я сам не верил. А это значило, что я не мог оставаться с Гарри и давать ему ложные надежды, потому что в моих глазах ему было никогда не переплюнуть неидеальный ночной мираж, который носил его же лицо».

Не успел я договорить, как оказался заключенным в душные объятия налетевшего на меня огненного вихря: рыжий по-собственнически обхватил меня одной рукой за шею, а вторую запустил мне в волосы, начав выцеловывать мои веки, щеки, крылья носа, подбородок; затем он замер на мгновение, будто пытаясь совладать со своими чувствами — и, не справившись, потянулся к уголку моих губ, целуя так нежно, что обрывалось сердце. Я же плавился под его прикосновениями, они казались такими правильными, такими родными, что я словно бы растерял остатки разума. Ничему не удивляясь и наконец ничего не спрашивая, я только цеплялся за его мощные плечи, пытаясь не утратить равновесие от того, как подкашивались колени только потому, что он касался меня. В какой-то момент я сам не выдержал и жадно проник языком вглубь его рта, дразня. Его ответом мне послужил сдавленный полустон — и вот уже его крепкие руки лежат на моих ягодицах, и он притягивает, впечатывает меня в себя так, что перед глазами взрываются созвездия; мои руки рыскают у него под одеждой, запоминая путь от его ключиц до скульптурного торса — и обратно.

Проводим мы в таком положении мгновение или вечность, неясно, однако в какой-то момент Рон будто резко о чём-то вспоминает и выдыхает как-то полузадушенно-виновато, резко отстраняя меня от себя. Я прихожу в себя медленно: мой взгляд, затуманенный от мускуса его присутствия, только и может, что цепляться за его веснушки — есть у меня такая идея, сосчитать их губами; сердце скачет в бешеном ритме, не давая крови остынуть, и кажется, как будто по моим венам растекается лава.

«Малфой, я так не могу, что ты творишь… И я хорош, набросился на тебя, как горный тролль, не зря ты меня так называешь… Я должен тебе сказать… Ты ведь ещё не знаешь…» — он отчаянно пытается собрать свои мысли в кучу.

Я могу лишь прикусить губу, лукаво улыбаясь на его потуги, а потом, сжалившись, привлекаю его к себе, прислоняюсь лбом к его пылающему лицу и шепчу, боясь задохнуться от разрывающей меня слабости к этому человеку, глядя прямо в глубину синего бескрайнего горизонта его души:

«Во-первых, рыжий, ты сам начал. А во-вторых, замолчи и целуй меня уже, умник. Знал бы ты, что как от тебя невозможно несёт апельсинами — всегда, даже когда ты мне только снишься».

22 октября 2002 года

С тех пор прошло почти два года. Я закончил год работы в качестве ассистента у Снейпа — рыжий тем временем продолжал спасать оставшихся пациентов, пострадавших от проклятия, с переменным успехом: иногда их просто никто не любил достаточно для того, чтобы поменяться с ними местами; порой они сами были слишком сосредоточены на себе и не желали вызволять любящих их людей из пространства своих снов, в итоге губя и их, и себя. Он злился на меня, когда я небезосновательно напоминал ему о том, что не все способны на жертвенную любовь, а поэтому спасти всех попросту не получится. Рону это, видимо, невдомёк, но он моментами поразительно сентиментален и наивен. Мне нравится эта беззащитная сторона в нём.